Коллектив авторов - Художественная культура русского зарубежья. 1917–1939. Сборник статей
В сентябре 1930 года в Аргентине происходит военный переворот; правительство Иригойена свергнуто. Путч возглавил генерал X. Урибуру, который предпринял безуспешную попытку установить фашистское государство в интересах крупных корпораций. Его сторонники ворвались в президентский дворец, учинили там разгром, сожгли эрьзинский портрет Иригойена. В январе 1931 года полиция Буэнос-Айреса совершила налет на «Южамторг», арестовав 160 его служащих, в том числе Юлию Кун. Большинство из них было выдворено за пределы страны. В 1932 году окончательно уезжает в СССР Кун. Эрьзя остался, но вскоре ему пришлось пожалеть об этом. В феврале 1932 года в должность президента вступает генерал А. Хусто, радикал, пользовавшийся поддержкой консерваторов. С конца 1932 до июля 1934 года на территории Аргентины беспрерывно действует декрет об осадном положении, свирепствует экономический кризис, идет ожесточенная борьба за власть между Урибуру и Хусто. В сентябре 1932 года Эрьзя передает в Москву письмо, адресованное семье своего друга и первого биографа Г. О. Сутеева: «…Я все прилаживаю к тому, чтобы Правительство СССР перевело меня из этого омута в СССР. Лично я потерял надежду. Здесь теперь страшный кризис и ничего не продаю. А главное то, что последнее время здесь так враждебно настроены против советов (так в тексте. – И. К.). Дальше здесь оставаться невозможно. Последнее время такие небылицы пишут обо мне <…> и к тому же мне опротивело здесь. Последнее время страшно скучаю. Временами предаюсь отчаянию. А главное меня бесит то, что не могу выехать и так долго застрял. А поэтому займитесь серьезно этим делом милые мои. Тов. Матолин обещал кое с кем поговорить по этому делу. <…> Писал много, но ответа ни от кого не получал. <…> Не откладывайте в долгий ящик, а скорее выручайте!»[544]
Связь с СССР прерывается до 1935 года, когда его племянник – начинающий скульптор Михаил Нефедов – встречается с приехавшим из Уругвая руководителем «Южамторга» А. В. Минкиным, от которого узнает новый адрес дяди. Переписка с племянником и Еленой Мроз возобновляется, снова остро поставлен вопрос о возвращении скульптора: «Многое я здесь слышал о том заявлении в правительственные органы в части твоего перевода в С.С.С.Р., но чем кончилось, разгадать не сумею. <…> Может быть, кой что нужно будет сделать. Если это так, то пожалуйста пиши я сумею это сделать обязательно»[545], – пишет племянник в феврале 1935 года. Однако вскоре связь с родиной снова прерывается – на этот раз надолго.
В середине – второй половине 1930-х годов положение Эрьзи стабилизируется. Он – в центре культурной жизни страны: интенсивно и продуктивно работая, постоянно выставляется и получает премии на самых престижных выставках, почти ежегодно устраивает персональные выставки, активно участвует в работе культурно-просветительских организаций. В 1936 году муниципалитет Буэнос-Айреса приобретает его скульптуру «Отдых» (мрамор, 1919) и устанавливает ее в районе Боэдо; в 1938 году в часовне нового столичного Дворца Театра устанавливают его статую «Святая Тересита» (кебрачо). Много работ скульптора получают столичные и провинциальные музеи, общественные организации, частные коллекционеры, иностранные послы – автор их не только продает, но и щедро дарит.
В этот период у него широкий круг общения, в частности, среди выходцев из России. В числе его знакомых есть те, кто эмигрировал до 1917 г., есть представители белой эмиграции, хотя он категорически не разделяет их политических взглядов и не верит в «клевету» на СССР. Судя по рукописи Орсетти, это были очень разные люди: представители аристократии, научно-художественной интеллигенции (например, добрым знакомым Эрьзи был «инженер Любавский» – сын известного историка, ректора Московского университета (с 1906 по 1918 год), М. К. Любавского, брат художницы Веры Ливановой Деметрио (Дмитрий) Любавский. Учившийся в юности у К. Юона, он писал интересные пейзажи, участвовал в выставках). Были среди тех, кого Орсетти называет «русские белые», и авантюристы, аферисты, вроде некоего опустившегося, попавшего за решетку «князя», которому Эрьзя, сочувствуя, носил передачи в тюрьму, оплачивал адвокатов.
Среди близких знакомых Эрьзи – деятели культуры и искусства: аргентинцы и эмигранты из разных стран. Это многочисленные журналисты (представители прессы и радио), выдающиеся фотохудожницы Мелита Ланг и Аннемари Хейнрих, которые снимают его самого и его работы, известные писатели и поэты (автор текстов знаменитых танго, основатель Национального университета Боедо, председатель культурно-просветительного общества «Пача Камак» Хосе Гонсалес Кастильо, Армандо Маффей, Эрминия Брумана и др.).
Профессиональная среда относилась к Эрьзе с большим пиететом (хотя, как и у любого художника, у него были в Аргентине завистники, недоброжелатели). Орсетти приводит слова некоего скульптора, знавшего Эрьзю еще в Италии: «Здесь все, более или менее, мы считаемся художниками, но по сравнению с ним, мы маленькие сошки. <…> Какой я скульптор по сравнению с этим гением? <…> Несмотря на мои седые волосы, я никогда ничего не смог достичь, что бы меня приблизило к самому незначительному из его произведений»[546]. На вечере чествования скульптора говорится: «Эрьзя <…> приехал на нашу землю, чтобы прославить искусство и прославиться самому. Эрьзя сын бога, который должен завершить свое произведение»[547]. Признанный скульптор Сантьяго Хосе Чиерико (Chierico), услышав в 1947 году о предстоящем отъезде Эрьзи в СССР, пишет ему: «Примите мой привет <…>, содержащий глубоко душевное признание Вашей жизни, осознающей свое назначение и посвященной страстной любви и страданию своих произведений, которые рождаются с неподдельной, настоящей кровью. <…> Я <…> отмечаю Ваше значение, отождествляя его с честным трудом, и добавляю, что мало среди нас художников, которые, подобно Вам, <…> не нашли в своей жизни интереса выше искусства. В течение 20 лет Вы показывали нам пример этого <…> Браво, дорогой Эрьзя! <…> Вы и Ваши творения бессмертны. <…> Ваш поклонник, коллега и друг <…>»[548].
Эрьзю приглашают в жюри выставок, избирают почетным членом ряда творческих и общественных организаций: так, в 1947 году он пожизненно избран почетным членом Общества Изящных искусств Буэнос-Айреса. «Директивная комиссия единодушно одобрила Вашу кандидатуру, считая, что этим осуществляется лишь акт справедливости, признание Вашего большого таланта является долгом чести всех нас»[549], – сообщается в письме Директивной комиссии Общества.
В 1930-х годах скульптор окружен учениками, нам удалось установить имена и личности некоторых из них. В основном это молодые красивые девушки, вдохновляющее присутствие которых для него – поклонника и певца женской красоты – было совершенно необходимо. Он бесплатно обучал их искусству скульптуры, они служили ему моделями. Успехов в искусстве добилась Марта Виницки, в замужестве де Баррос (de Barros), переехавшая затем в Бразилию, приехавшая в столицу из Сан-Хуана Мариса Балмаседа Краусе (Balmaceda Krause). Эмигрантка из Галиции Доротея Леш, в замужестве Леш де Ресник (Lesch de Resnik), переехав впоследствии в Израиль, стала там довольно известна под именем Душка Ресник (Резник) как создательница монументальной и монументально-декоративной скульптуры. Менее успешна в самостоятельном творчестве, более зависима от наставника была Леонор Луна Амбран (Luna Ambran). Одно из самых ярких имен среди учеников Эрьзи – Омар Виньоле (Viniole, 1904–1967) – колоритный, эксцентрический персонаж политической и культурной жизни Аргентины. Он вошел в историю страны как «аутсайдер аргентинской культуры», «философ коров», «сюрреалист в политике», а также как скульптор. Получив диплом ветеринара, Виньоле начинает активную деятельность публициста, пишет политические памфлеты на самые острые, часто необычные темы, а также стихи, пьесы. Он занимается скульптурой как любитель, с 1936 года берет уроки у Эрьзи. В 1945 году Виньоле устраивает персональную выставку, посвященную наставнику, где были представлены скульптуры, выполненные в различных материалах, в том числе в кебрачо и альгарробо.
Несомненно влияние, которое оказал Эрьзя на некоторых профессиональных скульпторов: Винсенте Р. Кандьяно (Candiano), Карлоса Шеноне (Schenone) и др.
Для аргентинцев «Стефан» Эрьзя – живое воплощение идеала Художника, символ высокого служения искусству. Одно из свидетельств этого – обширная художественная «эрьзиана»: многочисленные портреты «маэстро», созданные другими художниками: Омаром Виньоле, Либерато Списсо (Spisso), председателем общества рисовальщиков Аргентины Рамоном Колумбой (Columba) и др. Несколько графических портретов создано в разные годы эмигрантом из России Абрамом Любкиным. Скульптурный портрет Эрьзи, выполненный известным скульптором Антонио Сассоне, получил 1-ю премию Салона в Тандиле в 1949 году. Эрьзе и его произведениям посвящают стихи Маргарита Роткопф, Ортенсиа Маргарита Раффо, Альфредо Фьори, эссе о нем помещают в свои книги писатели Альфредо Фьори[550], Адела Гарсия Салабери[551], Исмо П. Айми[552] и др. В 1936 году выходит в свет книга «Эрьзя. Бурная и своеобразная жизнь Нефедова», написанная известным литератором А. Каном[553]. Скульптор взял на себя все издательские расходы. Альфредо Кан (1902–1975) родился в Швейцарии, был другом Стефана Цвейга; приехав в Аргентину в 1924 году, он работал переводчиком, литературным агентом, журналистом, затем преподавал немецкую литературу в Национальном университете Кордобы. Кан – не специалист в области изобразительного искусства, его интересует, прежде всего, жизненный путь персонажа, о чем можно судить уже по названию его работы.
