Валерий Аграновский - Ради единого слова
Моя позиция такова. Исходя из задач, стоящих перед современной журналистикой, и полагаясь на опыт многочисленных коллег да и на свой собственный, утверждаю: концепция должна создаваться не после, а непременно до сбора материала. «Таковы мои склонности и мои взгляды, — писал Монтень, и я предлагаю их как то, во что я верю, а не как то, во что должно верить».[24] Иными словами, лично я убежден — хотя и не навязываю никому своего убеждения и понимаю его спорность, — что в зависимости от того, как мы работаем — собираем ли сначала материал, обдумываем его и только потом «рождаем» концепцию или начинаем с модели, чтобы затем собрать материал и осмыслить его в рамках нашей концепции, — в зависимости от этого мы или журналисты, идущие по следам событий, или смело шагающие впереди, опережая события; мы или способны только на повторение уже известного, или можем говорить читателю нечто новое; мы или еще новички в газетном деле, или опытные документалисты, работающие профессионально.
Конечно, заниматься журналистикой по принципу «увидел и написал» можно. Многие так и делают, да и я в том числе. Это куда легче, чем работать по принципу «предвидел, увидел и написал». Но последнее, безусловно, эффективнее. Практика доказывает.
Допускаю, что я слишком категоричен, хотя категоричность в данном случае всего лишь средство для заострения проблемы. Но теперь, «заострив», попытаюсь успокоить коллег, особенно тех, которые принимают концепцию за предвзятость. Их недоумение понятно: а как же, мол, быть с объективностью журналиста, как гарантировать правдивость его писаний, если мысленная модель создается еще до столкновения автора с реальной жизнью? Согласен: есть сложности. Но концепция действительно была бы предвзятостью, если бы ни на чем не основывалась: ни на жизненном, ни на социальном опыте журналиста, ни на его знаниях, информированности. Однако речь идет о вполне обоснованном остром предвидении, а не о тупой предвзятости — еще раз подчеркиваю это обстоятельство. Кроме того, кто же будет отрицать, что даже умное предвидение может быть откорректировано, подправлено реальностью, окажись оно в столкновении с так называемыми мешающими деталями. Но в том-то и дело, что всевозможные коррективы способны уничтожить как раз предвзятость, а не концепцию, которую они могут только уточнить и сделать более достоверной. Стало быть, немного смягчая категоричность, готов добавить к понятию «концепция» слово «предварительная», имея в виду то, что после сбора материала она станет «окончательной».
Нам еще предстоит разговор, посвященный механизму создания модели будущего очерка, и потому ограничусь пока тем, что сказал. Повторю в заключение, что концепция дает возможность газетчику идти к своему герою с мыслью, что, между прочим, вовсе не исключает — за мыслью. Да, и за мыслью! И тем не менее я отдаю предпочтение тому журналисту, который умеет искать и находить факты в подтверждение идей, рожденных им, а затем отданных людям.
ФактыПрежде всего надо сказать, что факт — упрямая вещь. В этой известной формулировке содержится нечто главное для нас, журналистов: качество факта, его упрямство, с которым нельзя не считаться, но и которым надо уметь пользоваться. Подобное качество диктует профессиональное отношение к факту: ни в коем случае не прибавлять к нему, не убавлять от него, не трогать, не подтасовывать — всецело на факт полагаться.
Но обратимся к каналам, по которым приходят или должны приходить к нам факты. Воспользуюсь опытом «Комсомольской правды», хотя и допускаю, что он далеко не исчерпывает всех вариантов. Надеюсь, однако, что пример даже одной газеты позволит проследить некоторые современные тенденции в «работе с фактом». Итак, каналы.
Во-первых, рассказ сотрудника газеты, вернувшегося из интересной поездки. Цель рассказа — информировать коллег о положении на местах, о подробностях события, о настроении людей, о достижениях и поражениях, об истории вопроса, о перспективе — короче говоря, обо всем, что рассказчик считает достойным внимания.
Не буду говорить о творческой атмосфере, царящей в аудитории, когда журналист, вернувшись из командировки, делится со своими коллегами впечатлениям, часть которых не войдет и даже не может войти в публикацию, но в этом суть. Главное, что коллектив получает ценную информацию, которая наравне с фактом служит источником замыслов, а рассказчик апробирует на коллегах некоторые положения будущего материала. Выгода, таким образом, взаимная и бесспорная.
На моей памяти таких выступлений было немало, за один лишь 1974 год: рассказ В. Пескова, только что вернувшегося из Америки; выступление в том же Голубом зале редакции Л. Репина, участника научного эксперимента на необитаемом острове (его засыпали вопросами, связанными с психологией островитян, проявив неожиданный интерес к теме, которой он прежде не придавал особого значения); рассказ В. Губарева, вернувшегося из Индии П. Михалева, оказавшегося первым советским журналистом в революционной Португалии; размышления А. Юркова о положении на БАМе в период, когда сильны еще были так называемые фанфарные настроения, но после точного и аргументированного рассказа журналиста газета основательно сбавила тон и перешла на деловой.
Во-вторых, прямое общение журналистов друг с другом в неофициальной обстановке — то, что называется сидением верхом на редакционных столах. Цель так же, что и рассказов в Голубом зале, но эффект значительнее, потому что больше взаимной раскованности, есть возможность не только сообщить факт, но и сразу его осмыслить, «прокрутить» и выйти на тему.
Не понимаю редакций, в которых царит клиническая тишина, где в кабинетах чинный порядок, где ходят медленно, говорят полушепотом, а на стенах висят обязательства «выдать» столько-то строк в месяц, перегнав соседний отдел. Редакция — не контора, как бы мы ни иронизировали по этому поводу, редакция — это живое место, перекресток, где происходит вечное движение ног и мыслей, где набиваются в один кабинет изо всех остальных, чтобы поговорить, где культивируют «самовары», «от печки», «все наверх!» и т. д., сами названия которых, придуманные газетчиками должны способствовать журналистской деятельности, где идет творческое обсуждение номеров, планов и проблем, где устраивают «мозговые атаки», где с интересом и нетерпением ждут возвращения коллег из командировок, куда с радостью возвращаются. Только в такой атмосфере возможен продуктивный обмен информацией, фактами, мыслями, идеями.
В-третьих, регулярные встречи с «интересными людьми» — специалистами своего дела, ответственными работниками, представителями различных отраслей знаний, хозяйства, науки и техники, искусства. Главная цель — информация о делах, еще не вышедших за пределы опытов и лабораторий, о проектах и предположениях, о тенденциях развития, о далекой и близкой перспективе во имя правильной ориентации журналистов, работающих в газете над актуальной тематикой.
На моей памяти встреча с вице-президентом Академии наук СССР, академиком Ю. Н. Овчинниковым. Он говорил в Голубом зале редакции о положении в современной науке вообще, в биохимии в частности, об охране природы, о теории генетического и мутационного происхождения преступности, о генной инженерии и многом другом.
Такие встречи — постоянно действующий ликбез. Помню, возник однажды в редакции спор: нужен или не нужен ликбез для сотрудников, собирающихся писать на темы, связанные с соревнованием? Именно спор, потому что далеко не все считали необходимым иметь экономические знания, положим, для очерка «о каком-нибудь передовике». Решили: да, следует пригласить в Голубой зал крупных экономистов, чтобы они растолковали нам, что такое «план», «вал», «качество», «себестоимость» (мы все учились понемногу…), «материальное снабжение», «кооперированные поставки», «нормо-часы» и прочее, и прочее, в том числе и самое главное: зачем нужно соревнование при плановом хозяйствовании? Качество журналистской продукции находится в прямой зависимости от уровня наших знаний — утверждение, ставшее банальным, но еще, к сожалению, не овладевшее сознанием всех.
В-четвертых, чтение других газет и журналов — я уж не говорю о чтении вообще, необходимом журналисту как воздух. Без чтения мы становимся похожими на иностранцев, вынужденных молчать из-за незнания языка.
Каждая ежедневная планерка в «Комсомольской правде» включает в себя обязательное сравнение только что вышедшего номера газеты с номерами других центральных газет: где «мы их», где «они нас», что поправимо, а что упущено. Довольно часто газеты, используя прекрасные факты, «портят тему» бездарным исполнением, неточностью концепции, выбором не того жанра, неудачным поворотом, бездоказательностью, фактологической ошибкой, допущенной в тексте, и т. д. А можно ли доосмыслить факт, «дожать» тему, довести ее до ума, найти иной, мы часто говорим, «наш» поворот? Воспользоваться ли уже известным фактом или поискать новый? Все это и становится предметом обсуждения на планерках и редакционных летучках.
