Л. Мосолова - Культурология и глобальные вызовы современности
В условиях современной региональной школы, наряду с семьей несущей основной груз ответственности за формирование личностных качеств подрастающего поколения, очевидны пробелы в содержании образования, связанные с отсутствием в образовательных программах историко-культурного процесса в провинции. Поэтому столь актуальные сегодня метафоры возрождения «любви к отеческим гробам» и «родному пепелищу» получают новое наполнение, и, прежде всего в связи с задачами гуманистически ориентированной педагогики.
В связи с этим возникает задача системного обновления содержания образования за счет включения на разных этапах обучения и воспитания (детский сад – общеобразовательная школа и система дополнительного образования – средние специальные учебные заведения – вуз) разнообразного краеведческого материала: произведений народного творчества и связанных с краем авторов, широкого спектра данных об их жизни и творчестве, сведений об истории и современном состоянии культурной жизни региона.
Осмысление провинциального культурно-исторического опыта представляется весьма актуальным с позиций сегодняшнего дня, когда в России соседствуют и кризисные тенденции, и тенденции духовного обновления. Свидетельством последнего является получившая распространение в различных регионах страны инициатива творческой интеллигенции и широкой общественности по возрождению, сохранению и воспроизводству культурных ценностей, отражающих самобытность местных традиций народного и профессионального художественного творчества, любительской самодеятельности. В последние десятилетия повсеместное развитие в региональном образовании получило краеведческое направление, ставящее задачу ориентации педагогического процесса на удовлетворение этнокультурных потребностей региональных сообществ, приобщения подрастающего поколения к духовным ценностям региона, становления личности в контексте культурного пространства своей «малой родины».
Вместе с тем, сегодня весьма актуально ощущается необходимость приращения краеведческого знания культурологическим, предполагающим соотнесение конкретного артефакта с широким культурным контекстом. В этом плане большое значение имеет изучение этоса определенного места (региона, края, города, провинции в целом), запечатленного в его исторической судьбе, культурном ландшафте, биографиях выдающихся деятелей, этнорегиональных традициях, складывавшихся на основе определенного образа жизни населявших эту территорию людей, установившихся смысловых доминант и ценностных норм, воплощенных в памятниках культуры. Все это помогает увидеть ранее известные явления и факты в новом качестве, тем самым способствуя выявлению ценности местного историко-культурного опыта как важной сферы отечественного культурного наследия, раскрытию его влияния на духовное развитие нации в прошлом и определению значения данного региона в развитии современной культуры. «Краеведение придает местности, не имеющей "авторского происхождения", историзм, открывает в ее прошлом, хотя бы и очень недавнем, что-то совершенно новое, ценное. Когда мы узнаем, кто жил в том или ином доме, какая жизнь протекала в нем, что в нем было создано, дом этот для нас уже особый. Он наполняется духовным содержанием, преобразуется. Преобразуется и город, чью историю мы познаем. Преобразуется ландшафт, если мы знаем, какие события в нем происходили, какие битвы тут разыгрывались, чьи судьбы решались. <…> Культура вносит в окружение человека высокую степень духовности, без которой человек не может осмысленно существовать» [228] .
Педагогическая значимость использования краеведческого материала заключается в том, что он является действенным средством формирования культуры школьников и студентов, подлинных нравственно – патриотических качеств личности, способствует сохранению исторической памяти, воспитанию чувства «духовной оседлости» (Д. С. Лихачев).
Решение задач формирования духовных ориентаций молодого поколения в условиях равнозначности мировых, общероссийских и региональных культурных ценностей, характерных для современной ситуации «глокализации» (Р. Робертсон), – важное направление современного гуманитарного образования, способное дать необходимые первичные жизненные связи, противостоящие безликой унификации и духовному оскудению как отдельной личности, так и нации в целом.
3. Охрана культурного наследия как проблема национальной идеологии
Социокультурная актуальность учения и деяний Стефана Пермского в XXI веке
А. Ю. Котылев (г. Сыктывкар, Респ. Коми).
Трагический опыт XX столетия охладил головы многих теоретиков глобального прогресса, заставив их задуматься не только о возможных прорывах и скачках в будущее, но и об упущенных возможностях прошлого. Однако подобный взгляд плохо закрепляется в естественнонаучной системе знания, критикуется многими представителями социальных наук и совсем отвергается массовым сознанием. Одним гуманитариям достаётся неблагодарная роль «напоминателей», указующих укоризненным жестом на допущенные человечеством на его долгом/коротком пути ошибках, преступлениях, отступлениях и неверных поворотах. Этот пафосный жест соотносим и с ницшеанской позой играющих сверхлюдей, и с суровой миной хранителей сакрального знания древности, и с непристойным высказыванием притронных шутов, и со здравомыслящим цинизмом современных мыслителей, осознавших себя не «инженерами» человеческого бытия, но его преданными заложниками.
Трагическая актуальность гуманитарного указания-напоминания колеблется на волнах общественного спроса, регулируемого очередным поворотом развития культуры, то возносящим упоминающих до роли «учителей» и «пророков», то низвергающих их же в сонм «лжецов» и «преступников». Эффект этих качель усиливается в нашей стране упорным поиском иностранных идеалов, и столь же упорным нежеланием видеть альтернативы собственному пути единой, сверху утвержденной истории (как правило, одномерно политической истории).
В этом плане научного знания историческая миссия Стефана Пермского имеет двоякое значение. С одной стороны она признается значимым явлением культуры, уже в середине XVI века Стефан канонизирован как общерусский святой, но, с другой стороны, настороженное отношение к нему проявляет не только советская власть, а и любое систематизированное знание с момента утверждения образа Стефана Пермского в отечественной культуре, когда он был впервые очерчен Епифанием Премудрым.
Церковные авторы явно считают образ святого Стефана слишком «нечудотворным», поскольку Епифаний не счел нужным описать ни одного конкретного чуда. В связи с этим они переделывают жизнеописания святителя, добавляя в них церковные и народные предания. Светские ученые (начиная с XVIII века) выражают своё неудовольствие краткостью сохранившихся сведений, которая в XIX веке начинает уже оцениваться как системная ущербность. Многие авторы пытались в это время представить Стефана начинателем культурной ассимиляции коми народа, которая с тех пор стремится к своему логическому завершению. Неизбывность этой позиции ощущается в научных дискуссиях до сих пор, несмотря на разрушительную деятельность советского периода и новые открытия современности.
Современные научные методы позволяют нам заняться реконструкцией мировоззрения святого в социокультурных контекстах. Наиболее общий из них представляет средневековый тип культуры. Мы должны признать, что Стефан был, хотя и уникальным, но средневековым человеком, носителем религиозной православной картины мира. Далее эта картина мира должна быть специфицированна относительно конкретного топохрона: Руси второй половины XIV века и относительно элитарного интеллектуального социокультурного слоя, в который входил Стефан. Только после этого мы сможем выявить особенности места, которое занял святитель в социокультурной системе, определившего его уникальное положение в российской истории. Соотношение деяний и образов Стефана и Константина позволяет войти в контекст общеправославной культуры, говорить об «уникальной закономерности» свершений двух святителей.
Главным средством, которое способно возвысить народ до нового состояния, по мнению Стефана и Епифания является письменность. Этот взгляд был в определенной степени общим для всей духовной элиты тогдашнего православного мира. Во всяком случае, и такой видный писатель как Константин Констенческий говорит о божественности письмен, и называет их «головой народа». В то же время, он весьма озабочен возможностью неправильных переводов, видя в них источник ереси, и вряд ли бы одобрил создание еще одного священного языка. Епифания с данным автором сближает не только стиль «плетения словес», но и метод антропоморфизации, когда слово, язык, народ, церковь представляются в виде человекоподобных существ. В этой метафоре следует видеть следствие христианского представления об Иисусе Христе как Богочеловеке и воплощенном Логосе (Слове). Глухота и немота пермских идолов (и самих язычников), на которую указывает Епифаний, выражает лишенность их не только человеческой речи, но именно божественного Слова. Когда Епифаний уподобляет Пермскую церковь после смерти Стефана невесте, потерявшей жениха, то речь идет мистическом союзе общины (народа) и Бога, в котором епископ выступает посредником, подобно тому, как сам Иисус является соединяющим звеном между людьми и Богом. На восприятие Стефаном идеи «воплощенного Слова» должны были повлиять воззрения исихастов, с их концепцией «умного делания». Широкое истолкование ее положений предполагало участие в приобщении к Слову не только разума, но и тела. Для осуществления своей миссии Стефан Пермский должен был придать воплощаемость обожения «телу народа», дополняя исихастские теории более ранними, связанными с деяниями Константина Солунского.
