Дина Хапаева - Кошмар: литература и жизнь
260
На активное вовлечение читателя Достоевским обратила внимание К. Эмерсон: «Читатель может активно (…) на равных участвовать в нарративе» (C. Emerson. The First Hundred Years of Mikhail Bakhtin. Princeton U.P.,1997, p. 128). Хотя M.M. Бахтин уделял крайне мало внимания именно этому аспекту творчества писателя: «Что еще более важно, так это то, что Бахтин не обращает никакого внимания на роль читателя в этом диалоге» (R. Bird. “Refigurating the Russian Type”. A New Word on The Brothers Karamazov. Ed. by R.L. Jackson, Illinois, 2004, p. 22).
261
Д, c. 143.
262
Там же, с. 229.
263
Там же, с. 147.
264
Там же, с. 144 или: «На другой день, ровно в восемь часов, господин Голядкин очнулся в своей постели. Тотчас же все необыкновенные вещи вчерашнего дня и вся невероятная, дикая ночь, с ее почти невозможными приключениями, разом, вдруг, во всей ужасающей полноте, явилась его воображению и памяти» (Там же, с. 143).
265
Например, последняя фраза главы 7 звучит так: «Сон налетел на его победную голову, и он заснул так, как обыкновенно спят люди…» (Там же, с. 159). А следующая глава 8 начинается словами: «Как обыкновенно, на другой день господин Голядкин проснулся в восемь часов (…) Но каково же было его удивление, когда не только гостя, но и даже и постели, на которой спал гость, не было в комнате! «“Что ж это такое? – чуть не вскрикнул господин Голядкин, – что ж бы это было такое? Что же означает теперь это новое обстоятельство?”» (Там же, с. 159).
266
Там же, с. 146–147.
267
Например, в связи с появлением двойника в департаменте поведение сослуживцев «…поразило его. Оно казалось вне здравого смысла» (Там же, с. 146).
268
Там же, с. 288.
269
Там же, с. 146.
270
Там же, с. 206.
271
Там же, с. 131.
272
Там же, с. 132.
273
Там же, с. 152–153.
274
Там же, с. 431.
275
Например, когда, после долгого стояния на черной лестнице и после всех колебаний он проникает незваным на бал и начинает свое путешествие по комнатам квартиры статского советника: «скользнул почти незаметно (…) потом… потом… тут господин Голядкин позабыл все, что вокруг него делается, и прямо, как снег на голову, явился в танцевальную залу», или когда он «почувствовал себя счастливейшим из смертных и собирался отправиться в департамент, «как вдруг у подъезда загремела его карета; он взглянул и все вспомнил. Петрушка отворял уже дверцы. Какое-то странное и крайне неприятное ощущение охватило всего господина Голядкина. Он как будто покраснел на мгновение. Что-то кольнуло его» (Там же, с. 122).
276
Там же, с. 137.
277
Там же, с. 215–216. Внезапная смена душевных состояний выглядит как часть психологического бегства: «Рок увлекал его. (…) Впрочем, господин Голядкин чувствовал, что его как будто бы подмывает что-то, как будто он колеблется, падает» (Там же, с. 134). Продолжение погони уже трудно истолковать как-то иначе, чем как навязчивый кошмар. Голядкин, опять «без памяти» на бегу опрокидывает всех встречных, слышится крик, причем своей абсурдностью здесь кошмар явно переходит в бурлеск: «Но господин Голядкин, казалось, был без памяти и внимания ни на что не хотел обратить… Опомнился он, впрочем, уже у Семеновского моста, да и то только по тому случаю, что успел как-то неловко задеть и опрокинуть двух баб с их каким-то походным товаром, а вместе с тем и сам повалился» (Там же, с. 206).
278
Например, двойник идет в квартиру Голядкина, входит внутрь, но никаких следов его посещения не остается. Наутро, когда Голядкин-старший просыпается, его лакей Петрушка суровее, да и только.
279
Там же, с. 176. «Никому я не отдавал никакого письма; и не было у меня никакого письма… вот как! (…) И не был, и чиновника такого не бывало. (…) А Голядкин будет тебе, говорит, в Шестилавочной улице. (…) – А то другой Голядкин; я про другого говорю, мошенник ты эдакой! (…) – А письмо-то, письмо… – Какое письмо? И не было никакого письма, и не видал я никакого письма. (…) А добрые люди без фальши живут и по двое никогда не бывают… У господина Голядкина и руки и ноги оледенели, и дух занялся…» (Там же, с. 179–180).
280
«Вдруг глаза его остановились на одном предмете, в высочайшей степени возбудившем его внимание. В страхе – не иллюзия ли, не обман ли воображения предмет, возбудивший внимание его, протянул к нему руку, с надеждою, с робостью, с любопытством неописанным… Нет! Не обман, не иллюзия! Письмо, точно письмо, непременно письмо, и к нему адресованное… (…) Впрочем, я все это заранее предчувствовал, – подумал герой наш, – и все то, что в письме теперь будет, также предчувствовал…» (Там же, с. 180–181).
281
Там же, с. 187.
282
Там же, с. 220.
283
Например, там же, с. 168. На отрицание времени героями Достоевского обратил внимание Вересаев (В. В. Вересаев Живая жизнь. О Достоевском и Толстом. М., 1911, часть 1. с. 52).
284
Д, с. 139.
285
И. Анненский. Книга отражений. М., 1979, с 23. О значении «оцепенелости взора» в кошмаре см. также: В. Кругликов, ук. соч., гл. «Кафка».
286
Д, с. 140.
287
Там же, с. 141. Как мы помним, после тщательного вглядывания в точку Голядкин наконец разглядел свой кошмар. И хотя он только увидел прохожего, – он «смутился и даже струсил, потерялся немного» (Там же, с. 140). Сначала двойник идет ему навстречу, потом двойник возвращается и удаляется от него: «Да что ж это такое, – подумал он с досадою, – что ж это я, с ума, что ли, в самом деле, сошел?» (Там же, с. 141). Черный человечек, превращающийся в двойника, – не перелагает ли здесь Достоевский тему кошмарного преследования, редкую в творчестве Пушкина: «Меня преследует мой Черный человек»? Голядкин изначально знает, кто перед ним: «…у него задрожали все жилки, колени его подогнулись, ослабли, и он со стоном присел на тротуарную тумбочку. Впрочем, действительно, было от чего придти в такое смущение. Дело в том, что незнакомец этот показался ему теперь как-то знакомым. Это бы еще все ничего. Но он узнал, почти совсем узнал теперь этого человека. Он его часто видывал, этого человека, когда-то видывал, даже недавно весьма (…)» (Там же, с. 142).
288
«Вдруг он остановился, как вкопанный, как будто молнией пораженный, и быстро потом обернулся назад, вслед похожему, едва только его минувшему, – обернулся с такими видом, как будто что его дернуло сзади, как будто ветер повернул его флюгер. (…) «Что, что это?» – шептал господин Голядкин, недоверчиво улыбаясь, однако ж, дрогнул всем телом. Морозом подернуло у него по спине» (Там же, с. 140).
289
Там же, с. 169.
290
Там же, с. 200 «Однако ж, сделав десять шагов, герой наш ясно увидел, что все преследования остались пустыми и тщетными» (Там же, с. 167).
291
Там же, с. 170.
292
Ф.М. Достоевский. Сон смешного человека, Достоевский, ПСС, т. 25, с. 111.
293
Там же, с. 187.
294
Там же, с. 227.
295
Еще более рельефно и точно разрывы времени кошмара передает Достоевский в «Сне смешного человека»: «Во сне вы падаете иногда с высоты, или режут вас, или бьют, но вы никогда не чувствуете боли (…) Так и во сне моем: боли я не почувствовал, но мне представилось, что с выстрелом моим все во мне сотряслось и все вдруг потухло, и стало кругом меня ужасно черно. Я как будто ослеп и онемел, и вот я лежу на чем-то твердом, протянутый, навзничь, ничего не вижу и не могу сделать ни малейшего движения. Кругом ходят и кричат, басит капитан, визжит хозяйка, – и вдруг опять перерыв, и вот уже меня несут в закрытом гробе. (…) Я не помню, сколько времени мы неслись, и не могу представить: совершалось все так, как всегда во сне, когда перескакиваешь через пространство и время и через законы бытия и рассудка и останавливаешься лишь на точках, о которых грезит сердце» (Сон смешного человека…, с. 109).
296
Авторы работ о «Петербурге Достоевского» обычно не прослеживают маршруты Голядкина: В. Бирон. Петербург Достоевского. Д., 1991; Е. Саруханян. Достоевский в Петербурге. Д., 1972.
297
Д, с. 112.
298
Там же, с. 115.
299
Там же, с. 122.
300
Там же, с. 125.
301
Там же, с. 128.
302
Там же, с. 170.
303
Там же, с. 172.
304
Там же, с. 177.
305
Там же, с. 223.
306
Там же, с. 226.
307
Там же, с. 211.
308
Там же, с. 142.
309
Там же, с. 200.
310
Там же, с. 201.
311
Двойник, вволю поиздевавшись на Голядкиным – старшим, не заплатив, – как не платил за обеды обманутой немке и его «оригинал»? – удирает из кофейни. «Само собою разумеется, что после первого мгновенного столбняка, естественно нашедшего на господина Голядкина-старшего, он опомнился и бросился со всех ног за обидчиком, который уже садился на поджидавшего его и, очевидно, во всем согласившегося с ним ваньку. (…) Уцепившись за крыло дрожек всеми данными ему природою средствами, герой наш несся некоторое время по улице, карабкаясь на экипаж, отстаиваемый из всех сил г. Г-младшим (…) Наконец, наш герой успел-таки взгромоздиться на дрожки (…) правой рукой своей всеми средствами вцепившись в весьма скверный меховой воротник шинели развратного и ожесточеннейшего своего неприятеля…(…) Господину Голядкину показалось, что сбывается с ним что-то знакомое. Одно мгновение он старался припомнить, не предчувствовал ли он чего-нибудь вчера… во сне, например…» (Там же, с. 206). Нужно ли добавлять, что на протяжении всей это сцены «Снег валил хлопьями (…) Кругом было мутно и не видно ни зги», так же как и в ночь встречи с двойником.
