Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства
Я не знаю, обращал ли кто-нибудь из русских историков внимание на то, что как раз в то время, когда по русским летописям на северном берегу Черного моря кочевали эти «половцы», на нем по западноевропейским записям водворились под защитой крестононых орденов Генуэзские торговые колонисты. Генуэзские мореплаватели, устроив укрепления при устьях Днепра, Дона и Кубани, сплавляли по этим рекам как раз в то время и в тех местах в Южную Россию свои товары в обмен на местные украшения и могли тут получить название плавцов, что легко могло перерейти в половцев, подобно тому, как слово глас перешло в голос, град в город, градец в городец, и плавец в половец.
Только в этом случае русские летописные сказания пришли бы в согласие с западно-европейскими, так как нельзя же, читая историю генуэзской колонизации северного Черноморского побережья, забывать о том, что русские летописцы, не упоминая ни разу о генуэзцах, населяют эти места половцами, а западно-европейские, не упоминая ни разу о половцах, населяют их генуэзскими мореплавателями. А при сопоставлении выходит, что это два разноязычные сказания о том же народе.
И это также подтверждает мою теорию о том, что и поляне наших летописей были поляки (polonais). Ведь даже самого слова «поляк» в наших летописях нигде не встречается, а что касается до украинского их названия ляхами, то в Лаврентьевской летописи также сказано: «от тех ляхов прозвашася поляне» (polonais), да и в Новгородской синодальной летописи, где не должно бы быть совсем этого украинского названия для поляков, мы неожиданно находим его в нескольких местах, последний раз под 1410 годом: «и было той осенью три побоища ляхов и литвы с немцами, и во всех этих побоищах много христиан, и литовцев, и ляхов избито было, и взяли (немцы) Мариин город (Мариенбург?)». А пред этим лишь за 200 лет назад, под 1219 годом, когда Мстислав пошел из Киева на королевича в Галицию, «вышли против него и галичане, и чехи, и ляхи, и моравцы, и угры, но пособил бог Мстиславу, въехал он в город Галич, а королевича (тамошнего) с женою руками взял».
Что же касается до еще более раннего упоминания о ляхах под 1073 годом, то апокрифичность его признана и до меня. Да и в приведенных двух случаях слово лях является лишь присоединенным при перечислении соседних с Польшею народов, как бы для компании, и ни об одном столкновении русских с самими ляхами вы не найдете в русских летописях за все время их записей, доходящих до половины XV века... Но ведь это же невозможно, если поляки, являющиеся самыми близкими соседями Руси, не фигурируют там под именем половцев!
И снова для нас не остается другого выхода, как признать, что в этих брачных связях и столкновениях поляки фигурируют под именем половцев. Сцена действия и тут была перенесена с запада на восток «в степи».
К этому же приводят и чисто географические соображения. Бросив взгляд на географическую карту мы видим, что для объяснения этих половецких набегов от Рязани до Киева, если они происходили от кочевого народа с востока, мы должны допустить его невероятную многочисленность, так как в ничтожных количествах они ничего не могли бы сделать с укрепленными и огороженными городами при наблюдательных и сторожевых пограничных пунктах, какими являются так называемые городища, окруженные иногда даже и двойными валами.
«До сих пор,— говорит П. Голубовский, — не установлено ничего прочного о происхождении этих городищ и, как кажется, едва ли возможно какое-нибудь положительное решение. Придется отказаться от объяснения этих монументальных памятников старины при каких-либо исследованиях историко-географического характера».
«Если возможно здесь решение, — отвечает он, — то только общее, что касается того или другого известного городища, взятого в отдельности, или группы городищ, то при помощи археологии и истории мы имеем право придти к тому или иному заключению и приурочить его к какой-либо эпохе».
Последнее замечание, конечно, вполне правильно, но надо ли отчаиваться получить и общее решение? Особенно интересно здесь то, что некоторые из этих городищ приписываются народу франков[162], т. е. с нашей точки зрения — крестоносцам, что очень правдоподобно, если мы припомним историю возникновения замков в Западной Европе, развившихся точно из таких же зародышей. Вот такими они рисуются в общих чертах по Любке.
В VIII-X веках при Каролингах, когда Европа стала распадаться на мелкие феоды, деревянные и глиняные укрепления обносились тыном, окруженным рвами, по середине их строили четырехугольную башню. В глубине холма, на котором строилась башня, рыли колодец на случай продолжительной осады. Первоначальные замки были предназначенны для военных целей.
Жилищами замки сделались с X века с развитием феодализма. Постоянные набеги заставили землевладельцев, для безопасности, строить свои жилища на недоступных скалах, среди болот или обносить построенную среди равнины усадьбу стеною и рвом, иногда наполненным водою. В XIII веке четырехугольная деревянная башня заменилась каменной, тын остался, но позади него выдвинулась новая каменная стена с крепкими башнями, а за ними возник целый ряд новых построек хозяйственного назначения для удовлетворения жизненных потребностей. За воротами был расположен первый замковый двор, вмещавший хозяйственные постройки, помещения для ремесленников, кузнецов, плотников, сельских рабочих и место для рыцарских упражнений. При проникновении сюда врага, все население спасалось во второй двор, который также был отделен рвом, стеной и воротами от первого. Во втором дворе среди конюшен, погребов, амбаров бросалась в глаза прежде всего четырехугольная, восьмиугольная или круглая массивная каменная башня. Она ставилась на скале или на искусственной насыпи. Часто и ее окружали ров и стена. Когда все было потеряно, барон искал убежища здесь. Вход в башню был высоко поднят над землей. В нее можно было проникнуть или по мосту, переброшенному от соседней постройки, или по лестнице, которую убирали при первой опасности. В башне было три этажа. На самом верху под крышею жил сторож, во втором и третьем — спали барон и его семья, в нижнем помещалась сводчатая, слабо освещенная зала с небольшими окнами, пробитыми среди толстых стен. Сюда собирались вассалы, здесь принимали гостей. Еще ниже в подвальном этаже находилась тюрьма за железной дверью и иногда спуск в подземелье с тайными ходами за пределы стены, чтобы поддерживать сношения с внешним миром во время осады. Наряду с башней в замках особенно крупных владетелей строился и дворец.
Позднейший вид замков, княжеские и королевские дворцы, которые должны были вмещать многочисленных рыцарей, были большею частью двухэтажные. Сводчатый нижний этаж занимали кухня, кладовая, погреба; верхний — парадная зала. Вход в залу был со двора. В нее вела открытая лестница с крыльцом. Зала, тянувшаяся во всю длину здания, была с каменным сводом, опиравшимся на колонны или на пересекавшиеся крест-накрест балки. Каменный пол был застлан коврами или шкурами. Богатые ковры закрывали также и стены. В глубоких нишах были пробиты небольшие окна, а у одной из стен был устроен камин. Из залы вели двери в маленькие помещения, тоже отапливающиеся каминами и потому называвшиеся каминатами, откуда и русское слово комната. Они предназначались для хозяйки и ее близких, для служанок и для женских работ. Там же была и капелла для удовлетворения религиозных потребностей жителей замка. Со времени Крестовых походов появились на замковом дворе и бани, заимствованные у народов востока.
Более древние замки, в грубом романском и готическом стиле, были лишены комфорта и не отличались изяществом и красотой. Таковы Императорский дворец в Госларе XI-XIII века в Германии, замок Ари, близ Дена, во Франции, замок Тауэр в Лондоне. Начало улучшению художественного вкуса в замковой архитектуре положили королевские французские замки XIV века (Лувр в Париже, Мариенбург в Пруссии).
Чем ближе к XV веку, тем более замковые здания стали приближаться к красивым и удобным для жизни дворцам. Это изменение вызывалось главным образом тем, что в XIV и XV веках с изобретением пороха и введением артиллерии, замки потеряли свое значение. В новых замках-дворцах эпохи Возрождения увеличилось число комнат, расширились лестницы, и план получил законченную правильность. С XIV века они приобрели характер мест отдохновения и увеселения, куда на летнее время уезжала знать.
Рассматривая на этом фоне наши степные городища, мы не можем не видеть, что в точности соответствуют начальной стадии развития укрепленных замков Западной Европы во время Крестовых походов, когда и там еще строились не каменные, а саморазрушающиеся через несколько десятков лет деревянные башни. Но это еще не значит, что время возникновения наших городищ не было и позднее тех. Ведь «каменный век» в архитектуре должен был сменить «деревянный век» не одновременно в разных странах, да кроме того, способ постройки должен был зависеть и от «почвенных условий». В местах, где выступали на земную поверхность удобные для обтесывания известняки, «каменный век» в архитектуре должен был начаться много ранее, чем в таких, где приходилось делать кирпичи. Вот почему и в южнорусских степях должны были еще долго производить вместо западноевропейских каменных стен земляные валы, а вместо каменных башен исчезающие потом без следа деревянные, даже и в то время, когда в Западной Европе замки стали уже дворцами.
