Глеб Глинка - Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений

Господню правду возлюбя,
Подъемля взор к небесной сини,
Ты смело осени себя
Крестом двуперстным Византии.

Окрепнет дух в тебе и ум.
Бичуй безбожные законы
Неистово, как Аввакум,
Никонианством уязвленный.

Но тяжек груз грехов своих,
И мы должны, по меньшей мере,
Покаяться, чтобы без них
Сквозь смерть пройти по старой вере.

«Рифмы только для забавы»…
Безысходная юдоль.
Хоть без права, судьи правы:
Вьюга в поле, в строфах боль.

Минул век Екатерины —
Что ж, гордись или грусти,
Ведь Тредиаковский ныне
Тоже не в большой чести.

Радовал его и мучил,
Раскрывался и дышал
Мир тонических созвучий,
Хориямбами шурша…

Я на двести лет моложе,
Но меня средь наших дней
Манит и тревожит тот же
Непокладистый спондей.

Со своей голгофы вижу:
В небрежении стихи…
Тень учителя мне ближе
Современников глухих.

Мой волосатый облик страшен
Для юных дев и добрых жен.
Верблюжьей шерстью препоясан,
Постом суровым изможден.

Не улыбаясь и не плача,
Свой буйный укрощаю нрав,
Пророчествуя наудачу,
Всеведения не стяжав.

По малодушию и чтобы
Страстного избежать венца,
Средь мира алчности и злобы
Глаголом я не жег сердца.

Раб нерадивый и лукавый,
Но на челе моем печать.
Мне пред Престолом Божьей славы
За всё придется отвечать.

Искать ли у людей опору,
У всех, которым не помог?..
Упрямо поднимаюсь в гору,
Сандалии срываю с ног…

Сомнения томят и жалят.
Навек заграждены уста.
Стою без сил и без скрижалей
У негорящего куста.

Страстными волнами намыта
Юности смелой ладья.
Изо всего алфавита
Лаврами славы увито
Слово короткое «Я».

В самости чуя победу,
Ячеством упоены,
Миру хотим мы поведать
Плод гениального бреда:
С явью сплетенные сны.

Ну, а потом понемногу,
Оравнодушив к себе,
На боковую дорогу
Сходим от бурь и тревоги
И не перечим судьбе,

Чтоб в безысходности лени,
Чувств не тревожа шестых,
Вне четырех измерений
«Я» стало тенью сомнений,
Звуком ошибок былых.

Хоть укрощен порыв,
Как бег коня на корде,
Рассудок наш строптив –
Идет по кругу гордо.

Но сколько ни крути,
Бессмысленно движенье.
К спасению пути
В молитве и смиренье.

Всем нам поможет смерть
Распутать петли тлена,
Круги преодолеть
Из тлена встать нетленным.

Лишь здесь, в тисках судьбы,
Средь судороги странствий,
Мы – времени рабы,
Распятые в пространстве.

Быть американкой
Ей не по нутру:
Вместо храмов – банки,
Вместо счастья – труд.

Тонкая, как птица
Из волшебных стран;
Только не летится
Ей за океан.

Как в сухом болотце,
В непроглядной мгле,
Тяжко ей живется
На родной земле.

Она в дымке грустной,
Мучаясь, любя,
Безраздельно русской
Чувствует себя.

Что же делать, братцы,
Я ей не судья,
Мне ведь тоже снятся
Дальние края.

Много всяких див на свете,
И растет из года в год
Удивление в поэте
Перед дивами красот.

Диву он дается всюду,
Дивных звуков полон он,
Обыдённости и чуду
В равной мере удивлен.

Дивам счастья и напастей
Жизнь его обречена,
Дивам страха, дивам страсти,
Дивам творчества и сна.

Удивление и диво,
Диво дивное в стихах,
А без дива молчаливо
Обитает он впотьмах.

Есть нелепости в поэте
И невзрачен он на вид, —
Всё же в нем до самой смерти
В вихре див душа дрожит.

Средь суеты и шума
Их тьмы, их биллион.
Упорны и угрюмы,
Они со всех сторон.

Весь мир вокруг заполнив,
Невидимы для глаз.
Они собой довольны
И ненавидят нас.

Злорадствуют в несчастье,
Подбрасывают яд,
Доносят по начальству
И в телефон сопят.

Повсюду козни строят,
Сбивают нас с пути.
Глухой ночной порою
Ты с ними не шути.

Они нас затравили,
Поссорили с судьбой,
И дьявольской их силе
Мы проиграли бой…

Безволен, безоружен,
Вдруг понял я сейчас:
Их больше нет снаружи,
Они вселились в нас.

Вырыты, вздыблены
Корни исконные:
Розанов выболтал
«Уединенное».

Дрогнули истины
Нравоучения:
С бездной таинственной
Сладко общение.

Манит опасное,
Завороженное
«В мире неясного
И нерешенного».

Мы играли без морали,
В неге страстной преуспев,
Но оставить не пора ли
Пустоцвет для полудев.

Помпой жизни поработав,
Словно в бурю на челне,
Отдыхаем беззаботно
Где-то в сказочной стране.

Ни борьбы, ни просьб не надо,
Упоения полны
Измождения услады
И услады тишины.

Обессилевшая, вскоре
Нить сознанья порвалась,
А вдали шумело море,
Недоступное для глаз.

И во сне, средь тьмы беззвездной,
Видел я в чаду густом,
Будто мне из адской бездны
Лев Толстой грозил перстом.

Взрыв — гриб, как шатер,
Вихрь ненависти и зла.
На весь мир с тех пор
Дьявольским крылом легла
Мертвой Хирошимы мгла.

Как свечки догоревшей пламя,
Изнемогая, чуть дыша,
Опустошенная стихами,
Тоскует нищая душа.

Средь сожалений и предчувствий
Смешно мечтать под ветра свист
О безыскусственном искусстве,
Как о безоблачной любви.

Пойми, мелодии и ритмы
Житейским будням не под стать.
Твори безмолвные молитвы
И если сможешь — брось писать.

Я постарел, не старея
И не растратив души,
Только вдруг понял — скорее
Надо куда-то спешить:

Гордость, уныние, похоть
Были — я жил не в раю…
Сердце успеть бы подштопать,
Выстирать совесть свою.

Волн бестолковые муки,
Дальнего плаванья жуть…
В этой последней разлуке,
Друг мой, меня не забудь.