Николай Либман - Творчество Н.С. Лескова 60-80-х годов XIX века
Маня - особый человек. Я бы сказал, она по натуре художник. Она воспринимает мир чрезвычайно обостренно. И когда она впервые смотрит на свой портрет, написанный Романом Прокофьевичем, она испытывает некоторое волнение, растерянность и в то же время проникновение. Она несколько огорчена, что Истомин рассмотрел ее внутреннюю сущность, угадал ее характер - она бы сказала: угадал ее душу. С этого момента начинается сближение Истомина с ней. Она еще не девушка, еще полуребенок, но уже тот самый полуребенок, который через два- три года будет сложившимся существом. Ее ожидают самые большие страдания - это страдания первой любви. Лесков их очень хорошо показывает. Я думаю, что он их показывает лучше, чем Тургенев. У Тургенева здесь все расплывется, начнутся диалоги, описания, вздохи. Ничего этого нет у Лескова. Как художник с тактом, он дает это объяснение, как теперь говорят, за закрытой дверью. Ида слушает, что происходит в комнате, где находятся Маня и Истомин. Слушает и понимает, что там происходит. И в то же время стремится сделать вид, что она ничего не понимает. Это своего рода защита, чтобы никто другой не мог ничего понять. И рассказчик, который здесь присутствует и тоже понимает, что там что-то происходит, только иногда смотрит на Иду и видит, что та все понимает и только делает вид, что она ничего не слышит. Входит мать. У Иды вырывается: «Славабогу, мама пришла!» «Ах, Софья Карловна здесь!» - говорит рассказчик. Этим снимается напряжение сцены первой любви, первого поцелуя, который они услышали, но сделали вид, что не слышат его и вообще не знают, что происходит.
Рассказчик здесь, как действующее лицо, очень хороший, он заботится о Мане, об этом юном существе, которое только что входит в жизнь и судьба которого еще неизвестно как сложится. А Роман Прокофьевич - известный соблазнитель, он смотрит на каждую женщину, каждую девушку как на жертву, его девиз - старый девиз, всем надоевший: надо сорвать распустившийся цветок, надышаться им и бросить - авось кто-нибудь подберет. Эта печоринская фраза не фигурирует в повести, но она проходит через весь характер Романа Прокофьевича. Это музыкальное звучание, которое создает особый фон романа. Он не герой-разрушитель, нет, он не демон. Это бес. Но бес страшный.
Художественная натура Мани еще ничего не создала. Она только переживает, у нее обострены все чувства, она сплошной клубок нервов, страшно болезненно реагирует на все. Конечно, она не только не противится Истомину, наоборот, идет ему навстречу, чувствует себя вдохновленной. Маня его любит так, как может любить только вступающее в жизнь существо - с необыкновенной силой, силой самозабвения, самоотречения.
И Ида увлечена Романом Прокофьевичем. Свое подспудное чувство она ни перед кем не открывает, даже перед Машей, которую очень любит, которой покровительствует.
Рассказчик, как всякий мужчина, более груб, чем женщина, по своим ощущениям, по своим представлениям, по своим духовным и душевным возможностям, считает, что роман надо прекратить, не понимая того, что этого прекратить невозможно. Или почти невозможно. Потому что люди не властны над своими чувствами. С точки зрения рассказчика, человек все может. В результате уроки живописи, которые давал Истомин Мане, прекратились. Но свидания не прекратились. Опять наш рассказчик намекает художнику, что игра с огнем опасна. Роман Прокофьевич тоже понимает, что нужно это дело прекратить - и уезжает за границу. До сестер доходят слухи о том, что он там дрался на дуэли с князем. Страх Маши за жизнь Истомина - вершина, кульминация ее любви. Но взаимного чувства у Романа Прокофьевича нет.
Далее события развиваются совсем нехорошо, потому что Маша заболевает. Но это не болезнь, это беременность. Маша разрешается выкидышем недоношенного ребенка. С этого момента она тяжело психически заболевает, наступает реакция на все пережитое. Ее помещают в специальное учреждение, где стараются вернуть к нормальному состоянию. В это время и Роман Прокофьевич возвращается из-за границы. Когда ему рассказывают, где Маша и что она пережила, наш ловелас несколько смущен. «Вы, кажется, были ранены на дуэли? - Да, пустяки, дрался с князем. - И глубокая рана? - Да нет, на мне все заживает».
«Все заживает, всякая рана»... Лесков одной фразой дает характер героя. И рана от Маши тоже заживет. Значит, это не трагедия. Трагедия его впереди. Шульц вызывает его на поединок. Да, пишет автор, все-таки эта сцена была тяжела не только для Шульца, но, наверное, и для Романа Прокофьевича. И хотя он спокойно вынул пистолеты и предложил стреляться, но он все-таки понял, что оскорбил честь ребенка, совершенно незащищенного человека, только что вступающего в жизнь, еще не понявшего, какое чувство его обуревает, познавшего только физиологическую сторону любви, но не познавшего духовного начала, связанного с тайнами материнства, деторождения. Эти мысли впервые пришли нашему герою. В нем происходит борение между иронией и упреком, между тем, что надо разрядить пистолет (он полуиронически, полусерьезно говорит рассказчику: так мне хочется кого- нибудь убить, давно никого не убивал), и ощущением, что он преступник, что он довел эту девушку-девочку до сумасшедшего дома. А если теперь он убьет Шульца, то разорит эту семью. Неужели он может остановиться? Конечно, нет. И он с удовольствием разрядил бы пистолет.
Но Истомин не подозревает, что, помимо побед над женщинами и девушками, бывают ситуации, когда женщина одерживает победу над мужчиной. Не ту ласковую победу плоти, для которой она создана, а другую - победу превосходящей силы сердца. Вот об этом лучше всех написано Лесковым. Ида приходит к Истомину и заставляет его написать письмо Шульцу с извинениями. Роман Прокофьевич, который вначале смотрит на нее, как охотник на хорошенького зверька, пытается взять любезный тон мужчины по отношению к женщине, подчиняется ее тону серьезного разговора и говорит, что он готов. <...>
Роман «Островитяне» необычен для Лескова. Петербургский пейзаж, особая интрига, персонажи выглядят так, как будто сошли со страниц автора «Преступления и наказания» и обработаны рукой Лескова. Везде виден стиль Достоевского: ахронологичность, обрывочность, все «а вдруг». У Лескова никогда не бывает вдруг: «Я ведь не романист, я - секретарь жизни». Лесков здесь словно состязается с Достоевским. Зачем это было нужно автору? И.В. Столярова[1], которая действительно очень многое поняла в творчестве Лескова, ближе других подойдя к решению этой проблемы, тоже пока не ответила на этот вопрос.
Вообще лесковеды - люди особого склада. Собственно говоря, они только еще складываются в отдельную школу, потому что Лесков как писатель, как классик был в тени, и даже писали в какой-то юбилей, что он принадлежит второму ряду. Почему писателей надо делить по рядам - это на совести тех, кто так сказал. С точки зрения лесковеда, который занимается творчеством писателя не от юбилея к юбилею, а вплотную, скажу, что многие важные проблемы, связанные с его творчеством, все еще не решены.
Вот и нам с вами предстоит не только ставить, но и решать эти проблемы. Кажется, что «Островитяне» - это совершенно неожиданное явление, но это только кажется, потому что до романа «Островитяне» был написан еще один роман - «Обойденные» (1865), который я считаю предшественником «Островитян».
Почему Лесков стал писать романы? Ведь роман - самый худший жанр. Это бессильная попытка художника, пытающегося изобразить жизнь. Лесков видел себя секретарем жизни, который пишет хартию, навертывая ее на валик. А что в романе? Не жизнь, а взгляд художника. Например, в «Войне и мире» нас пленяет мир, идиллия дворянского быта. А Салтыков-Щедрин бунтует против этого подхода, он пишет роман «Господа Головлевы», где утверждает, что ничего этого не было, а норма - это Иудушка и Арина Петровна.
Что роднит Лескова с господствующей стихией романа? Он тоже не может вырваться из жанровой сетки эпохи. Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» попытался разрушить жанр, но все-таки это произведение тоже роман, хоть и сатирический. «Война и мир» Толстого - тоже попытка вырваться за рамки жанра. Но философия истории и войны возникает эпизодически, все остальное - роман.
Заглавие романа - «Обойденные» - программное: герои обойдены счастьем. Эта обойденность всегда присутствует в русской литературе: у Достоевского, у которого новая жизнь, обещание счастья находятся за пределами романа. У Тургенева, у Толстого в эти годы мотива обой- денности нет, но в 70-80-е он появляется («Анна Каренина»). Лесков уже не удовлетворялся критикой нигилизма. По его мнению, отрицание всего не может быть пафосом русской жизни. Он пишет «Обойденные» - любовно- авантюрный роман в ключе Достоевского.
Мне очень интересно остановиться на замысле, композиции, героях. Первое, что бросается в глаза, - Лесков в какой-то степени пародирует Тургенева. Вы помните, что у Тургенева все начинается с хроники, с предыстории героев: «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети» - везде одно и то же. Герои делятся на аристократов и демократов. Лесков так же делает в начале романа. Он изображает старинную дворянскую фамилию времен Потемкина - князя Сурского, аристократа, не ограниченного никакими законами, принципами, кроме одного - он князь, и ему все позволено. Писатель упоминает его привязанности, сердечные похождения, детей, законных и незаконных. И весь этот страшный конгломерат русской придворной жизни, жизни русского двора он неожиданно для героя обрывает: Потемкин сходит со сцены - фавориты оказываются не у дел. И теперь один путь - в деревню, где Сур- ский может быть первым. Он никого не принимает, не потому что не может, а потому что не хочет: как он будет принимать людей, которые стоят ниже его, а выше его никто не стоит, по мнению героя.
