Сергей Сакадынский - Демагоги, пастухи и герои
Интерес и уважение к закону всегда были отличительными чертами большинства человеческих обществ; но один из парадоксов истории заключается в том, что эти качества проявились в такой степени у народа, прославившегося своими беззакониями – норманнов.
Пиратство, нарушение клятв, грабеж, насилие, вымогательство, убийство – такие преступления совершались жизнерадостно и постоянно норманнскими королями, герцогами и баронами задолго до того, как Крестовые походы опустили планку шкалы моральных норм христианского мира еще ниже.
Объяснение состоит в том, что нормандские правители, как и все остальные правители цивилизованного мира, были, прежде всего, прагматиками. Они видели в законе величественную и прочную структуру, на которой можно строить государство и которую можно использовать как оплот в любом предприятии. Кроме того, закон позволял удерживать в рамках покорности основную массу населения, которая, в отличие от своих господ, вынуждена была ему подчиняться. По сути, закон становился не их господином, а их рабом, и они стремились укрепить его просто потому, что сильный раб полезнее слабого. Вот почему величайшие норманнские строители государственности, король Генрих II Плантагенет в Англии и король Роджер на Сицилии, сконцентрировали свои усилия, прежде всего, на построении развитой правовой системы в своих владениях. Но никто из них никогда не рассматривал закон как абстрактный идеал и тем более не смешивал его с правдой и правосудием.
Такое отношение превалировало среди норманнских правителей на севере и на юге. И именно поэтому даже самые неразборчивые в средствах властители почти всегда умудрялись давать изобретательное законное оправдание всему, что они делали.
Ричард Дренго, граф Аверсы с самого начала своего правления стремился увеличить свои владения за счёт слабых лангобардских соседей – князей Салерно и Капуи. После захвата Капуи в соседней Гаэте он сговорился о брачном союзе своей дочери с сыном герцога Атенульфа, но мальчик умер незадолго до намеченной свадьбы. Печальное событие должно было вызвать сочувствие у предполагаемого тестя; вместо этого новый князь Капуи напомнил герцогу Атенульфу о том, что, согласно лангобардским законам, четверть состояния мужа становилась собственностью жены после свадьбы. Притязания Ричарда были совершенно необоснованными. Как явствует из самого названия этой выплаты – «моргенгаб» (утренняя плата), она могла быть выдана только на следующий день после свадьбы, как знак успешно прошедшей брачной ночи [39]. Атенульф, естественно, отказался и тем самым дал Ричарду требовавшийся ему повод.
Среди скромных владений Гаэты в это время числился небольшой город Аквино. Спустя несколько дней этот ни о чем не подозревающий город оказался в осаде, а окрестные угодья и деревни испытали на себе ярость норманнов, сжигавших и разорявших все на своем пути. Война была прекращена только при посредничестве Дезидерия, аббата Монте-Кассино, при этом аббату удалось убедить Ричарда удовольствоваться меньшей выплатой, чем та, которую он поначалу требовал.
Это – типичный пример норманнской тактики в худшем ее проявлении: сфабриковать какое-то законное оправдание, пусть шаткое, свалить вину на намеченную жертву, а затем атаковать ее превосходящими силами без оглядки на приличия или гуманность. Такие приёмы слишком хорошо знакомы и в наши дни.
Объективные реалии человеческого общества и особенности человеческой психологии, в конечном счете, позволили возвыситься над этим обществом тем, кто был дерзок, силён, решителен и готов действовать без оглядки на обстоятельства, а тем более на мораль и законы. Фортуна любит людей не слишком благоразумных, зато отважных, – писал Эразм Роттердамский. И эти люди действия не видели препятствий в переделе мира под свои желания и запросы. Лучшие из них при этом хотя бы изредка вспоминали об остальном населении и его благосостоянии, худшие же нередко безжалостно обрекали его на страдания, нисколько не заботясь о последствиях.
Мы не можем определённо сказать сколько времени потребовалось для того, чтобы социальное неравенство обрело современные черты, вероятно на это ушла не одна сотня лет, которые очень мало описаны в письменных документах; однако мы можем с уверенностью сказать, что вся последующая история человечества представляет собой перманентную борьбу элитарных групп за контроль над ресурсами. Эта борьба имела различные формы – от жестоких столкновений закованных в железо рыцарских ратей до свободных демократических выборов, однако суть этой борьбы всегда оставалась неизменной: немногочисленные, но могущественные социальные группы вели войну на уничтожение между собой, и в этой войне богов всё остальное население было не более чем разменной монетой, стратегическим ресурсом, как, например, земля, полезные ископаемые или домашний скот. Цель в этой войне – власть, цена победы – жизнь. В этой борьбе выживает сильнейший, но на всякого сильного почти всегда найдётся более сильный и могущественный противник, или же просто судьба даст козырь в руки случайному игроку.
Зацикленность удельных японских правителей на своих собственных узко локализованных проблемах привела к тому, что, будучи ограниченными в своих перспективах, они большей частью занимались тем, что следили друг за другом, воевали друг с другом и охраняли друг от друга границы своих владений; и именно поэтому слава героя-завоевателя досталась, в конечном счете, не Такеде Сингэну или Мори Мотонари, а мало кому известному до этого военачальнику из провинции Овари.
Думал ли Ода Нобунага 22 июня 1560 г., выступая из крепости Киёсу навстречу армии Имагавы Ёсимото о своей будущей славе великого полководца и объединителя Японии [40], и о том, что в зените могущества падёт жертвой завистников и предателей? Вероятно, всякий великий человек должен быть готов к этому.
Взлёт и падение знаменитого объединителя Японии весьма показательны в контексте нашего исследования. После двадцати лет ожесточённой борьбы расправившись со своими основными противниками, Нобунага смог наконец сконцентрировать все силы на войне против клана Мори. В течение пяти лет его войска медленно, но верно добивались успеха в этой войне, продвигаясь на запад вдоль побережья Внутреннего моря. Эта операция была поручена Хидэёси, лучшему из генералов Нобунаги.
К апрелю 1582 г. он осадил замок Такамацу. Многократное превосходство противника и угроза голода заставили коменданта просить помощи у Мори Тэрумото, который вскоре явился в сопровождении своих родичей и их лучших воинов. Оказавшись лицом к лицу со всем кланом Мори, Хидэёси срочно потребовал подкрепления у Нобунаги, который послал ему всех, кого только мог, в том числе своих хатамото [41], и сам собирался вскоре последовать за ними.
Нобунага находился в Киото, в своей резиденции Хоннодзи с отрядом не более сотни воинов вместо обычной охраны из 2 000 человек. Акэти Мицухидэ, военачальник, который потерпел неудачу в кампании против Мори, также был в то время в Киото. Он тоже получил приказ Нобунага двинуться на помощь Хидэёси. Но, дойдя до реки Кацура, он неожиданно повернул войско назад, воскликнув: «Враг в Хоннодзи!» И до воинов Акэти сразу дошел смысл его слов. С дымящимися фитилями аркебуз на рассвете они вошли в Киото и со всех сторон окружили Хоннодзи. С охраной быстро расправились, и мятежники ворвались во двор.
Нобунага только что встал. Он умывался, когда услышал снаружи шум. Неожиданно стрела ударила ему в ребро. Он вырвал ее, схватил первое попавшееся копье и защищался им до тех пор, пока пуля не раздробила ему левую руку. Как пишет отец Фруа, «тогда он отступил в комнаты и с трудом запер за собой дверь. Одни говорят, что он вспорол живот и покончил с собой по обычаю японских владык, другие утверждают, что он заживо сгорел в объятом пламенем дворце, который подожгли нападавшие. Так или иначе, тот, кто прежде заставлял трепетать других не то что словом, но даже именем своим, теперь обратился в прах и пепел». Так погиб Ода Нобунага в возрасте сорока девяти лет, от руки посредственного военачальника, который воспользовался удачным стечением обстоятельств.
«Знающий людей благоразумен, – говорит Дао Де Дзин. – Побеждающий людей силен». Но «знающий себя просвещен. Побеждающий самого себя могуществен. Кто не теряет свою природу, долговечен… Небо и земля долговечны потому, что они существуют не для себя. Вот почему они могут быть долговечны».
В своих эгоистичных устремлениях прежние герои утратили свою сакральную природу, встав на путь лицемерия и гордыни. Их власть и их слава, в конечном счёте, становятся их гробовой плитой, а сами они уступают место другим, не менее алчным и кровожадным, но более изощрённым и изворотливым. Говоря словами «Хэйкэ моногатари», взятыми нами в качестве эпиграфа к этой работе, звук колокола Гионсодза отражает непостоянство всех вещей. Цвет тикового дерева говорит о том, что тем, кто сейчас процветает, суждено пасть. Да, гордые живут лишь мгновение, как вечерний сон в разгар весны. И могучие в конце концов погибают; они лишь пыль, несомая ветром.
