С. Евхалашвили - Беседы о режиссуре
Действительно, хотелось, чтобы зрители увидели Маяковского не только как «агитатора, горлана, главаря», но и как тонкого, ранимого человека, способного глубоко чувствовать, глубоко переживать. Именно доброта и честность рождали в нем бунт против несправедливости, всякого рода пошлости. Умение нежно и преданно любить заставляло быть непримиримым к компромиссу.
Раскрыть через стихи, строки автобиографии лирическое «Я» поэта при отчуждении от образа — задача для актера-исполнителя весьма сложная. В. Ивашова я пригласил на пробы, помня по фильмам доброту его глаз, проникновенность интонаций. Очень нравилось мне и то, как Владимир читает стихи Александра Блока. Интуиция не подвела. Пробы прошли успешно, хотя Ивашову предстояло еще много «набирать» по ходу фильма. И помочь ему, как и его коллегам, должны были, по моему убеждению, натурные съемки тех мест, где Маяковский жил и создавал свои произведения.
Характер человека закладывается с детства. Вот почему, отвергая музейную приглаженность дома, где родился поэт, мы искали ландшафты той Грузии, которая вдохнула в Маяковского неукротимый темперамент, стала памятью сердца. И девственные водопады близ Саирме, и зажигающие звезды над Багдади заставляли по-особому звучать голоса наших актеров. Впечатления от увиденного жили в них, подсказывая нужные краски и при студийных съемках.
А потом мы снимали в Ленинграде. Дома-колодцы на улице Достоевского, контрастирующие с великолепием Невского проспекта, позволяли лучше понять то настроение, которое владело поэтом при создании поэмы «Человек».
Ехали в Репино, и у Финского залива осязаемыми становились строки: «Брожу пляжем. Читаю «Облако в штанах». Именно здесь создавалась в 1915 году знаменитая поэма. Камера фиксировала фасад здания, где Владимир Владимирович впервые встретился с Лилей Брик, приводила нас в дом Блока, перед которым (есть такое ощущение) благоговел Маяковский. Следуя биографии поэта, мы, повторяю, стремились быть предельно точными, но при этом не забывали о метафоричности языка его произведений и пытались раскрывать метафоры на документальном материале. Что было весьма не просто. Как, например, показать «миров приводные ремни»? И мы снимали могучие корни вековых деревьев. Чтобы передать смену настроений поэта, на пленку запечатлевались одни и те же виды в разные времена года.
Работали интересно и в Грузии, и в Ленинграде, и в Москве. По договоренности должны были ехать в Польшу, Германию, Чехословакию, Францию, Кубу. И тут включились самым гнусным образом «ветряные мельницы». Уже после Польши нам сообщили, что турне прекращается, так как поступили определенные сигналы. Выяснилось, что пресловутыми сигналами оказались грязные и беспочвенные анонимки. На основании которых, тем не менее, нам долго трепали нервы и чинили всяческие препятствия. Потеряв надежду на продолжение документальных съемок, я готов был уже засесть в Госфильмофонд, но тут пришло разрешение на выезд. Однако съемочную группу сократили до минимума: режиссер, актеры, директор картины, один технический сотрудник и вместо ведущего оператора Бориса Лазарева, неизвестно по какой причине, второй оператор фильма И. Хорев. Группе собственными силами приходилось переносить и перевозить трехсоткилограммовую аппаратуру. Сроки и средства на поездки были минимальными. И, несмотря на то, что привозили мы большое количество отснятых материалов, которые говорили, казалось, сами за себя, нас встречали странными репликами и намеками на «красивую жизнь» в заграничных поездках. Больно осознавать, что твои коллеги не способны противостоять чувству зависти и, идя у нее на поводу, могут опускаться до нечистоплотных моментов. Им казалось неестественным, что мы не видели за рубежом то, что, по их мнению, должны были увидеть. А дело заключалось в том, что на посещаемые нами страны мы старались смотреть не их глазами, а глазами Владимира Маяковского. И здесь нас ждали встречи с замечательными людьми и удивительные открытия. Прежде всего, это польские, немецкие, чехословацкие и французские актеры, которые представляли в нашем фильме своих знаменитых соотечественников — Э. Буша, Л. Арагона, Э. Триоле... И просто жители разных городов, которые удивительно тепло и с пониманием относились к съемкам фильма о знаменитом пролетарском поэте Владимире Маяковском. В Чехословакии нам показали Зал Маяковского. Табличка на доме сообщала, что в таком-то году поэт читал здесь свои стихи. И помня о том дне, зал превратили в Зал Маяковского.
Во Франции мы должны были запечатлеть на пленку поездку Владимира Владимировича с Эльзой Триоле в автомобиле. Нам предоставили машину именно той марки, которая соответствовала действительности. А когда снимали встречу Луи Арагона и Маяковского в небольшом ресторанчике, то хозяин, узнав, что два великих поэта бывали именно здесь, отказался от оплаты, накормив всю группу. На Пляц де ля Конкорд мы вдруг поняли, что не сможем зримо представить поэтическую строчку «Бежит вода, фонтанясь» — фонтаны не работали. Поделились своей печалью с одним из служителей. Не прошло и пяти минут, как вода «зафонтанилась». Ее специально включили для нас.
В гостинице «Истрия» группе для съемок любезно предоставили именно тот номер, где жил Маяковский. А знаменитые парижские художники, превращающие в импровизированные салоны бульвары города, помогали нам передвигать аппаратуру.
В план поездок не была включена Испания. Но нам разрешили побывать на границе с этой страной и сделать необходимые кадры.
А в Москве несколько коллег в первый же день приезда с милой улыбкой сообщили, что поездка съемочной группы на Кубу совершенно точно срывается. Атлантику должно было заменить Черным морем, экзотические растения Латинской Америки — экспонатами Батумского Ботанического сада. Были у нас в запасе еще и мексиканские кадры, снятые Эйзенштейном, и черно-белый вариант Атлантики. Одним словом, несмотря на все трудности, к монтажному периоду фильма мы пришли во всеоружии.
Но такого сложного монтажа я не помню за всю свою работу на телевидении. Именно с его помощью предстояло эклектику преобразовать в гармонию. И дело заключалось не только в том, чтобы, опираясь, скажем, на всегда белые морские брызги, добиться плавного перехода из не цветного в красочное изображение или незаметно соединить мексиканский и батумский кактус, главное было добиться органичного единства игрового и документального начала картины. Так состыковывать монтажные куски, чтобы рождалась образная структура фильма. Подчеркиваю, не скатиться до набора монтажных планов, чем сегодня грешит телевидение, а именно создавать образную структуру фильма. И здесь я должен сказать самые добрые слова в адрес нашего художника Ларисы Мурашко, подлинно телевизионного художника. Ведь очень не просто перейти без диссонансов, например, от яркого кутаисского солнца к солнцу в студии. Но она находила едва уловимые блики, благодаря которым переход этот становился незаметным. А как соединить живую натуру и фотографию? И вот Лариса прикрепляла снимок на стекле окна, за которым открывался необходимый нам вид. Камера брала крупным планом фотографию, а затем, поднявшись выше, живую натуру. Художник очень помогал и при съемках, и при монтаже.
Мы думали, что не уложимся при монтировке фильма в плановый десятидневный срок. Решили пойти на штраф, но не погрешить качеством. Однако все работали с таким энтузиазмом, что десяти дней оказалось достаточно.
Не могу не отметить и прекрасную работу звукорежиссера Марины Крутоярской, которая сумела органично соединить музыку трех композиторов — Д. Шостаковича, С. Прокофьева, Г. Канчели.
Надо сказать, что «добро» на фильм мы получали при одном руководстве нашей редакции, но во время съемок произошли перемены, и сдавали мы работу новому начальству. Оно предъявило массу претензий и упреков. Главным недостатком посчитали растянутость. И почти ничего не было сказано о том, что это первый фильм, столь последовательно и документально точно раскрывающий жизнь Владимира Владимировича. С его показом на экране тянули. И, наконец, поставили в программу на четыре выходных дня самого жаркого летнего месяца и не в вечерние часы. Кто в это время смотрит телевизор?
Однако после премьеры, кроме звонков моих друзей, было и еще два, на которые я никак не мог рассчитывать. Меня поздравляли критики В. Кисунько и Н. Кладо. Они отмечали прекрасную работу В. Ивашова и говорили о том, что фильм о Маяковском и есть подлинное телевидение. Значит, метод гармонической эклектики удался.
Наша работа зрителям фактически осталась не известной, так как после странного премьерного показа ни разу не была в эфире.
Мне кажется, что о Маяковском мы говорим преступно мало. С позиций нынешнего дня считаю, что и наш семичасовой фильм не исчерпал означенной темы. Прав был Новицкий: Маяковского открываешь для себя всю жизнь и на каждом историческом витке поражаешься его современности.
