Иван Полуянов - Деревенские святцы
Лен посеяли, с овсом надо кончать. Правда, злак неприхотливый, «сквозь лапоть прорастет». Дожди, слякоть севу не помеха, и сушь терпима: «За бороной пыль — будет блин»!
4 июня — Василиск.
В устных календарях — васильку именины, праздник ловцов певчих птиц.
«На Василиска не паши, не сей» — мол, напрет сорняков, намаешься с прополкой. Чем обусловлен запрет, концы оборваны в устных календарях. А васильки… «Была бы рожь — васильки будут»!
Нивам хлебным на сутки передышка. Пошли в рост травы. Поди, к самому Беломорью подхлестнул зеленый их разлив, уже там на ивах прощипывается клейкий лист, и под полуночным солнцем без устали щебечет «соловейка», неподражаемый варакушка. На груди ярчайшая синь, василька синей, перья в хвосте точно пламя — хорош собою певец Заполярья, моховых тундр с кустарниками по берегам рек!
У нас найдись ольховый перелесок, крапивная глухомань, овраг с сырью стоячих луж, как подлинный соловей, заходится свистами, дробью, щелканьем. Серенький, невзрачный опереньем, он будто в шапке-невидимке: не скоро отыщешь взглядом.
Певчий дрозд, напротив, у всех на виду с верхней ершистой мутовки ели громко, голосисто зазывает:
— Чай-пить… Чай-пить! С сахаром, с сахаром… Приходи-и… приходи-и… Выпьем! Выпьем!
Пеночки, зяблики, камышевки, овсянки, иволги — птичьих песен море разливанное.
Деревенские^вятцы застолбили Василиска как почесть птицеловам. Только опять нет ясности, в знак чего дата. Прекращай ловлю, что ли? Ведь птицы садятся на гнезда.
У жаворонка во ржи из былинок лукошко. Иволга плетет висячий гамак — птенцов нянчить. Крикуны-дятлята под защитой дупла. Малиновка-пересмешка теребит для колыбельки тончайшие волокна мха, травы и, словно для красоты, из пленок бересты пускает со дна его бороду. Пеночки ставят покатые шалашики на полянах…
— Чай-пить! — свищет дрозд. — Чай пьем! С сахаром!
Гнездо-то у него действительно похоже на чашу, изнутри гладко-гладко отштукатурено: наливай, капля не сякнет. Одна закавыка, что чаша занята, в ней пять-шесть голубых, неба голубее, яиц…
Раньше много птиц держали в клетках, в частности, в трактирах — щеглов, синиц, снегирей, зябликов, соловьев, — достигая в их выкормке, содержании большого совершенства.
5 июня — Михайло и Левон.
В устных календарях конопляник и огородник.
Вологжане возделывали коноплю: «Посеешь крошечку, вырастет с лутошечку» (то есть в липовый куст, кору с которого обдирали на веревки для лаптей). К калине присматривались: «цвет в круги — будет конопли долги».
Левон-огородник широко чествовался в Ростове Великом и по волостям, вывозившим на продажу лук, капусту, огурцы. Впрочем, в каждой губернии находились кудесники, мастера-овощеводы. На Вологодчине это никольчане-луковники, по соседству с ними, по реке Унже, костромичи с прозвищем «фараоны». Выставлял Левон-огородник рубеж: запоздал с высадкой рассады, упущенное не наверстать!
Прохладны ночи перволетья, трава лужков ледяная: выскочи утром — пятки обжигает.
7 июня — Ферапонт, третье обретение главы Иоанна Предтечи.
В устных календарях — медвяные росы.
У Ферапонта двойственное толкование. «Сильные росы — на урожай». С другой стороны, «от Ферапонтовской росы и трава ржавеет», вредна она скоту, если дюже студеная.
Огородницы у гряд возились: «Дай, Боже, час добрый, чтоб капуста принималась и в головки складывалась». Мужики вострили глаз на рябину: поздний расцвет — долгая осень; обильный цвет — на налив овса, ко льну долгому; мало цвету — овсы не зададутся, хоть пересевай.
Оводы-пауты донимают, это женкам-огородницам весть:
«К урожаю огурцов!»
Пахарям знаменье:
«Появился слепень — полно сеять ячмень!»
До синего василька во ржи — венки девчонкам плести — ждать и ждать, мало ли что были ему именины, зато другими цветами, травами перволетье не изобижено. Рябина, жимолость, калина — прибыло хлопот шмелям-медуницам, пчелы с крыльев сбиваются. В болотах белокрыльник, вдоль канав незабудки, под тенью лесов ландыши, брызги цветущей земляники на опушках…
«Травы и коренья целебные клали под Иванову росу» — лекарям-самоучкам поручение. Для кого и что запасти, знахарей учить — только портить. Им-то уж ведомо, как помочь от хворей. Болезни пользовать — пустое, ты человека лечи! Кого ободришь словом, кого припугнешь… Кому в питье корешки, кому на шею ладанку с заговором…
8 июня — Карп.
Нес он весть удильщикам юга: у карпов-де жор, клюют отменно.
На Городишне, помню, клев был прекрасный. Кому только с удочками ходить, ведь взрослым вечно недосуг? Занятие ребятишкам — крючки да удочки. Наловишь пескарей, и то бабушка похвалит.
Сплав прошел, вода спадает — в прибрежных деревнях, допустим, по Кубене, Уфтюге, ставили заколы-езы. Сообща, по жребию езами пользовались, считай, до ледостава, промышляя язей, щук, лещей, голавлей вершами (ивовыми плетенками), другими поставушками.
На водоемах дальнего Севера нерест, рыбьи пляски. Возле затопленных кустов заливы словно кипят, где плотва икру мечет, ершики скачут, как играют в чехарду, и озорует полосатое окунье.
9 июня — Федора.
В этот день совершается память преподобного Ферапонта Белозерского и Можайского. Ферапонтов монастырь — неотъемлемая часть Северной Фиваиды — свято сохранил росписи великого иконописца Дионисия.
В устных календарях день сей — домовница.
«На Федора не выноси из избы сору». Полы мести, Боже упаси: веник празднует Федорины именины!
Но где сама Федора? Ну-ка, что скажет у дверей батожок?
Высший полицейский чин, кого у себя видала деревня, — пристав, его благородие, серебряные погоны. И так же звали батожок на крылечке: к двери «сторож» приставлен — заходи свой и чужой, домашние близко отлучились; в скобу вставлен — не жди, лясы у соседей точат!
А что такое «белые хоромы, красные подпоры»? Кто «в воде купался, сухим остался»?
10 июня — Никита и Евтихий тихий.
В устных календарях — гусятник.
Сперва о последнем. Заключал Евтихий прорицанье:
«Тихий день — ждут урожая».
Хотя балагурили, мол, «как гусь шею не вытягивай, лебедем не бывать», — лапчатых деревня жаловала. Потеснились устные святцы в день Никиты напомнить, что, может, приспел срок гусынь сажать наседками, под кур-хохлаток подкладывать яйца гусей? Пасясь где попало, до осени птица на воле. В посевы забредет, скостим провинность: «Одним гусем поля не вытопчешь».
Зато пух, перо, мясо. «Гусей перебьем — все дыры заткнем»!
Привычка стоять на одной лапке, поджимая другую, отразилась в поговорке: «Спроси у гуся, не зябнут ли ноги?»
Эге, спроси, коли подойти было боязно: зашипят, погонятся — успевай улепетывать. Кого в детстве гусь не щипал, тот и горя не видал.
О домашних пока довольно, скажем о диких гусях. Весенний пролет, бывало, принимал в небо России несчетно гогочущих стай. Оседали по таежным озерам, речкам и в глухих заводях, но гуще, плотнее — в тундре, на островах Заполярья. Гуменники, черные казарки, пискульки, белолобые, серые — всем находилось место в тихих водах, в безлюдье, а под полуночным солнцем и подавно.
Крики гусей-казар зимовщики Груманта, Земли Франца-Иосифа воспринимали как весть из далеких селений Пинеги, Печоры, от неба милой стороны…
11 июня — Федосья.
В устных календарях — колосяница, рыскунья.
Луга, вчера раззолоченные лютиками, порозовели, столько над травой поднялось раковых шеек.
Случается, похолодает, и шмели ночуют в цветках гравилата; мошки, жучки греться забираются в шарики купальницы.
Все равно, «пришла Федосья — во ржи колосья»!
Солнце, солнце,
Выблесни в оконце,
Дай овсу рост,
До небес пороет,
Матушка-рожь,
Встань стеною сплошь!
Что-то такое пели детишки, пробегая мимо пашен, где зеленели яровые, колосилась рожь.
«Не будет за полем — не будет и на поле», — увязывали северяне в единство плодородие лесов и зерновых нив. Не будет урожая грибов да ягод — не будет и хлеба.
С сосен, елок пыльца тучами, от нее желты лужи.
Морошка, брусника набирают цвет, по болотам, на лесосеках, мхах боров слоисто колышутся запахи меда, смолы и муравьищ. К пням льнут опята, прячутся в траве подберезовики, и того смотри полезет белый гриб…
Благодать, если стеной суземья-хвойники на пути ветров со студеного моря-океана!
А там, на холодных морях, что?
Пока налаживается погода на лето, часты бури-вихори: громоздятся пенные валы, мечут по волнам карбас, точно щепку. Скрипит суденышко, рыскает, худо слушаясь руля. Даже солидные корабли шквальными порывами валяет с борта на борт, сбивает с курса.
