Аркадий Казанский - Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II
Данте так напуган закопченными Загребалами – каторжниками из предыдущего цеха, что они ему мерещатся повсюду. Он признаётся Вергилию, что ему страшны Загребалы – неведомые прежде созвездия Южного Звёздного Неба. Вергилий говорит, что он понял это раньше, чем тот подумал, ведь страх отражался в его лице, как в зеркале – стекле свинцовом. Он успокаивает поэта, уверяя, что они пойдут другим путём, не возвращаясь в этот цех, хотя путь снова идёт мимо этого цеха. Поэт впечатлён свирепым видом каторжников, с которыми они недавно имели дело. На Звёздном Небе наступил новый вечер, появились на небе все крылатые созвездия, вид их грозен, дальнейший путь лежит в непосредственной близости от них.
Lo duca mio di sùbito mi prese,
come la madre ch'al romore è desta
e vede presso a sé le fiamme accese, [39]
che prende il figlio e fugge e non s'arresta,
avendo più di lui che di sé cura,
tanto che solo una camicia vesta; [42]
e giù dal collo de la ripa dura
supin si diede a la pendente roccia,
che l'un de» lati a l'altra bolgia tura. [45]
Non corse mai sì tosto acqua per doccia
a volger ruota di molin terragno,
quand'ella più verso le pale approccia, [48]
come «l maestro mio per quel vivagno,
portandosene me sovra «l suo petto,
come suo figlio, non come compagno. [51]
A pena fuoro i piè suoi giunti al letto
del fondo giù, ch'e» furon in sul colle
sovresso noi; ma non lì era sospetto; [54]
ché l'alta provedenza che lor volle
porre ministri de la fossa quinta,
poder di partirs'indi a tutti tolle. [57]
В единый миг меня схватил вожатый,
Как мать, на шум проснувшись вдруг и дом
Увидя буйным пламенем объятый, [39]
Хватает сына и бежит бегом,
Рубашки не накинув, помышляя
Не о себе, а лишь о нем одном, – [42]
И тотчас вниз с обрывистого края
Скользнул спиной на каменистый скат,
Которым щель окаймлена шестая. [45]
Так быстро воды стоком не спешат
Вращать у дольной мельницы колеса,
Когда струя уже вблизи лопат, [48]
Как мой учитель, с высоты утеса,
Как сына, не как друга, на руках
Меня держа, стремился вдоль откоса. [51]
Чуть он коснулся дна, те впопыхах
Уже достигли выступа стремнины
Как раз над нами; но прошел и страх, – [54]
Затем что стражу пятой котловины
Им промысел высокий отдает,
Но прочь ступить не властен ни единый. [57]
Вергилий, схватив Данте, пускается бежать, оберегая его, как сына мать, увидев дом, пламенем объятый – созвездие Жертвенник. Созвездие Геркулес коснулось горизонта, когда созвездия Южного Звёздного Неба стали всходить. Однако стражи пятой котловины не могут вступить в шестую – созвездия не могут сменить своё место на Звёздном Небе. Каменистый скат – созвездие Эридан отделяет одну часть Южного Неба от другой.
На заводе высокий промысел – технология производства. Стражи – надсмотрщики и десятники, строго следят, чтобы рабочие занимались только своим делом, не выходя за пределы цеха. Напрасно поэт пугается своих старых знакомых, которые скалят зубы и машут баграми из ворот цеха; погнаться за ним они бессильны. Вергилий устраивается с ним на подъёмном сооружении, типа лифта, приводимого в движение водяным мельничным колесом, путники спускаются вниз – новый цех расположен ниже предыдущего.
Là giù trovammo una gente dipinta
che giva intorno assai con lenti passi,
piangendo e nel sembiante stanca e vinta. [60]
Elli avean cappe con cappucci bassi
dinanzi a li occhi, fatte de la taglia
che in Clugnì per li monaci fassi. [63]
Di fuor dorate son, sì ch'elli abbaglia;
ma dentro tutte piombo, e gravi tanto,
che Federigo le mettea di paglia. [66]
Oh in etterno faticoso manto!
Noi ci volgemmo ancor pur a man manca
con loro insieme, intenti al tristo pianto; [69]
ma per lo peso quella gente stanca
venìa sì pian, che noi eravam nuovi
di compagnia ad ogne mover d'anca. [72]
Внизу скалы повапленный народ
Кружил неспешным шагом, без надежды,
В слезах, устало двигаясь вперед. [60]
Все – в мантиях, и затеняет вежды
Глубокий куколь, низок и давящ;
Так шьют клунийским инокам одежды. [63]
Снаружи позолочен и слепящ,
Внутри так грузен их убор свинцовый,
Что был соломой Федериков плащ. [66]
О вековечно тяжкие покровы!
Мы вновь свернули влево, как они,
В их плач печальный вслушаться готовы. [69]
Но те, устав под бременем брони,
Брели так тихо, что с другим соседом
Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни. [72]
Данте и Вергилий обходят цеха огромного завода не точно по технологии производства, но обходя наиболее опасные и грязные места путём, где удобнее и чище идти. К очередному цеху они подошли со стороны выхода продукции.
Повапленный народ – лицемеры, повапленные (покрашенные) снаружи, подобно евангельским «гробам повапленным». Они подобны Клунийским инокам – монахам монастыря Клуньи (итальянское произношение вместо Клюни) во Франции, которые были одеты в закрытые тяжелые мантии с глухим капюшоном, так, что их лиц не представлялось возможным разглядеть.
Рассказывалось, будто виновных в оскорблении величества, император Фридрих II велел облачать в тяжелую свинцовую мантию (Федериков плащ) и ставить на раскаленную жаровню. Свинец растапливался, и осужденный сгорал заживо. Так Данте подчёркивает тяжесть покровов грешников.
В заводском цеху, повапленный народ – восковые модели, облепленные песком для создания огнеупорной оболочки, в которую будет отливаться металлическое изделие. Мантия, куколь – закрытое одеяние – скорлупа золотистого цвета (цвета золотого промытого песка), через которую модели не видно; вековечно тяжкие покровы – тяжелая песчано-глинистая оболочка, в которую будет отлита, например, пушка. Готовые формы, подвешенные к конвейеру за кольца влипших в них крюков, медленно перемещаются к месту отливки; они очень хрупкие и тяжелые, как одежды из свинца. Перед тем, как восковые модели облепляют песком, с них предварительно снимают оболочку из папье-маше.
Per ch'io al duca mio: «Fa che tu trovi
alcun ch'al fatto o al nome si conosca,
e li occhi, sì andando, intorno movi». [75]
E un che «ntese la parola tosca,
di retro a noi gridò: «Tenete i piedi,
voi che correte sì per l'aura fosca! [78]
Forse ch'avrai da me quel che tu chiedi».
Onde «l duca si volse e disse: «Aspetta
e poi secondo il suo passo procedi». [81]
Ristetti, e vidi due mostrar gran fretta
de l'animo, col viso, d'esser meco;
ma tardavali «l carco e la via stretta. [84]
Quando fuor giunti, assai con l'occhio bieco
mi rimiraron sanza far parola;
poi si volsero in sé, e dicean seco: [87]
«Costui par vivo a l'atto de la gola;
e s'e» son morti, per qual privilegio
vanno scoperti de la grave stola?» [90]
Poi disser me: «O Tosco, ch'al collegio
de l'ipocriti tristi se» venuto,
dir chi tu se» non avere in dispregio». [93]
И я вождю: «Найди, быть может ведом
Делами или именем иной;
Взгляни, шагая, на идущих следом». [75]
Один, признав тосканский говор мой,
За нами крикнул: «Придержите ноги,
Вы, что спешите так под этой тьмой! [78]
Ты можешь у меня спросить подмоги».
Вождь, обернувшись, молвил: «Здесь побудь;
Потом с ним в ногу двинься вдоль дороги». [81]
По лицам двух я видел, что их грудь
Исполнена стремления живого;
Но им мешали груз и тесный путь. [84]
Приблизясь и не говоря ни слова,
Они смотрели долго, взгляд скосив;
Потом спросили так один другого: [87]
«Он, судя по работе горла, жив;
А если оба мертвы, как же это
Они блуждают, столу совлачив?» [90]
И мне: «Тосканец, здесь, среди совета
Унылых лицемеров, на вопрос,
Кто ты такой, не презирай ответа». [93]
Данте хочет разглядеть в них своих современников и знакомых, но изделия покрыты толстой коркой песка, через которую не разглядеть, что они из себя представляют. Их грудь исполнена стремления живого – модели, облаченные в тяжелую скорлупу, предназначены к высшей цели – отливке прекрасного изделия, в котором они обретут новую жизнь. Они смотрели долго, взгляд скосив – песчаные формы не могут ни повернуть головы, ни повернуться туловищем, вися в одном положении.
Один из повапленных, распознав тосканский говор Данте, обращает на него внимание и удивляется, что тот, ещё живой, судя по дыханию, присутствует здесь. Другой обращается к первому с вопросом: – «Что они делают здесь, не покрытые оболочкой, как мы?» Совет унылых лицемеров – скрытых оболочкой моделей. Здесь казнятся лицемеры – одержимые сменой гримас лица в земной жизни; они в Аду лишены этой возможности полностью.
E io a loro: «I» fui nato e cresciuto
sovra «l bel fiume d'Arno a la gran villa,
e son col corpo ch'i» ho sempre avuto. [96]
Ma voi chi siete, a cui tanto distilla
quant'i» veggio dolor giù per le guance?
e che pena è in voi che sì sfavilla?» [99]
E l'un rispuose a me: «Le cappe rance
son di piombo sì grosse, che li pesi
fan così cigolar le lor bilance. [102]
Frati godenti fummo, e bolognesi;
io Catalano e questi Loderingo
nomati, e da tua terra insieme presi, [105]
come suole esser tolto un uom solingo,
per conservar sua pace; e fummo tali,
ch'ancor si pare intorno dal Gardingo». [108]
Я молвил: «Я родился и возрос
В великом городе на ясном Арно,
И это тело я и прежде нес. [96]
А кто же вы, чью муку столь коварно
Изобличает этот слезный град?
И чем вы так казнимы лучезарно?» [99]
Один ответил: «Желтый наш наряд
Навис на нас таким свинцовым сводом,
Что под напором гирь весы скрипят. [102]
Мы гауденты, из Болоньи родом,
Я – Каталано, Лодеринго – он;
Мы были призваны твоим народом, [105]
Как одиноких брали испокон,
Чтоб мир хранить; как он хранился нами,
Вокруг Гардинго видно с тех времен». [108]
Данте поясняет духу, что сам он родом из города на реке Арно и ещё жив; затем спрашивает, кто перед ним. Желтый наряд на душах – песчаная броня, которой облепляют восковую модель, чтобы потом, выплавив воск, залить туда медь, бронзу или чугун. Один из грешников говорит, что они – гауденты.
