Елена Николаева - Фракталы городской культуры
Зеркальные окна, появившиеся в последние десятилетия XX века, закрыли эти бреши в обороне частного пространства, сделав его непроницаемым снаружи. Огромные многогранные – выпуклые и вогнутые – зеркальные стены многократными взаимными отражениями сюрреалистически деформировали внешнюю геометрию городских зданий и улиц и одновременно развернули фрактальные узоры городских плоскостей, включая разбитое городскими вертикалями небо. Причудливо изогнутые здания, башни, колокольни опрокидываются друг на друга, небо с облаками падает вниз, улицы превращаются в площади. И в этом королевстве фрактальных зеркал прохожего постоянно сопровождает его зеркальный двойник, порой возникает сразу несколько таких «потусторонних» близнецов, которые рекурсивной цепочкой движутся параллельным курсом. Огромные окна-зеркала вновь и вновь играют с пространством, словно выворачивая его наизнанку, намекая то на прихожую, то на парикмахерскую.
Горожанин, словно снятый телекамерами «Большого Брата», становится главным героем и зрителем собственного реалити-шоу. Про огромное количество «эпизодических ролей» в документальных видеофильмах, полученных уличными камерами слежения, он даже и не задумывается.
А еще в городе существует особая категория окон, созданных специально для того, чтобы на них смотрели. Это ярко освещенные витрины – символические иконостасы современного маркетинга. В обществе потребления шоппинг давно стал ритуалом новейшей «религии», а недоступность образов шикарных магазинов для простого горожанина породила особую практику «window shopping» – прогулки по улицам с долгим рассматриванием витрин, своего рода медитацией перед иконами стиля. Эти многочисленные ярко освещенные витринные окна специально приглашают посмотреть, как красивые вещи аккуратно расставлены за прозрачным стеклом на специальных полочках и подставках, словно предметы священного культа в ореоле сакрального света. Или словно ценные музейные экспонаты, которыми нельзя обладать и к которым нельзя прикасаться руками. Даже оформление витрины, временно затянутой белым холстом, подобно смене экспозиции в художественной галерее. Очень часто такие экспозиции называются коллекциями, превращая банальную торговую акцию в выставку-продажу, почти что аукцион ценностей[155].
Ресторанные витрины – в большинстве своем следуют классическим принципам «дома-музея», в котором «сохранена обстановка и подлинные предметы интерьера…». В более амбициозных витринах модных бутиков сооружаются броские инсталляции, отличающиеся авангардной философией и постмодернистской практикой смешивания несовместимого: например, женских туфель, деревянных лоханок и гроздей винограда и т. п. Сегодня витринные миры – это не только фрактальные паттерны материальной культуры третьего тысячелетия, но и фрактальные отражения ментальной и художественной картины мира современного мегаполиса.
Более того, городская культура, основанная на оппозиции открытого и замкнутого и проецирующая в свое пространство образы электронных СМИ в качестве социокультурных образцов, сама провоцирует развлекательную практику подглядывания в чужое пространство. Телепроект «За стеклом», например, был не только виртуальным для зрителя, но и открытым в реальном пространстве гостиницы «Москва». Нескончаемые толпы любопытных добропорядочных граждан с женами и детьми, несмотря на морозную погоду, платили деньги и шли поглазеть на чужую приватность по ту сторону окна.
Возможность визуального внедрения во внутренние, приватные пространства городской культуры дает комнатное освещение. Свет в окне, обнажающий личный мирок взгляду из темноты, одновременно сообщает вселенной о бодрствующем человеческом бытии. Один из самых знаковых «внутренних» городских огоньков – «зеленая лампа», «свет» которой простирается от петербургской поэтической юности Пушкина и парижского литературного общества Д. Мережковского и З. Гиппиус. При этом из лампы с зеленым абажуром «исходят» и более холодные семантические отблески картежной игры. И нередко в темных городских окнах можно видеть яркое пламя пожара, оказывающееся на поверку отблесками заката или неоновой рекламы с соседних домов.
Особое место среди концептуальных паттернов городского фрактала в российской культуре занимают московские окна и их «негасимый свет» – об этом даже поется в песне («Московские окна» М. Матусовского и Т. Хренникова). Сакральность столичных окон заявлена прямо: в них вглядываются, затая дыхание, а сами окна хранят заветный свет, которого яснее нет (референции к культовому огню), и их можно читать, как книги (получение высшего знания), под ними можно мечтать (секуляризованный вариант нирваны). С другой стороны: они волнуют и манят и, как люди, смотрят на человека – возникает уже тема соблазна, причем окна выступают в квазиантропоморфном облике[156].
При этом в российской семиосфере[157] символическая сущность окна в значительной мере связана с за-рубежной культурой, начиная с прорубленного Петром I «окна в Европу» и вплоть до советских времен. Специальные агитационные «окна»-плакаты 14 возникали в эпохи вооруженных противостояний иной культуре – буржуазной («Окна РОСТА») или западной («Окна ТАСС»). Экран кинотеатра, а затем телевизора тоже стал окном, за которым – пусть и не всегда отчетливо – виднелась иностранная жизнь. А в годы демократического шока вышел фильм «Окно в Париж» (1993, реж. А. Тигай, Ю. Мамин), в котором через окно питерской коммуналки можно было попасть в заветный мир французской столицы.
Виртуальные окна окружают горожанина повсюду. Через окна рекламных баннеров внутрь мегаполиса врывается вызывающе иное пространство, населенное оживающими абстракциями и «типичными представителями» какой-то иной цивилизации. На каждой улице рекламные герои, словно из параллельного пространства (а на самом деле – из фрактального мира нашего коллективного бессознательного), выглядывают нам навстречу из прямоугольных рам рекламных щитов. Обычно «заоконные» жители приглашают прохожих куда-то к себе, в свой чудесный мир, где самые лучшие духи, пиво, одежда, мебель и автомобили. Но все чаще они даже вроде бы и не замечают, как мы подсматриваем за ними, и невозмутимо сами себе пьют кофе, надевают нижнее белье, кушают мороженое и лежат на мягких диванах. Длинноногие женщины гуляют по «иным» улицам, делают сумасшедшие покупки, загорают на пляжах и флиртуют на берегу неизведанного моря; брутальные мужчины несутся на горных лыжах по склонам заснеженных гор, занимаются сексом в пустынных офисах и едут в крутых автомобилях по извилистым трассам «иного» измерения.
От этих вездесущих окон не спрятаться нигде, ни в магазине, ни в метро, ни даже на Красной площади. Мы подсматриваем уже против собственной воли. Структура постиндустриального городского пространства выстраивается по законам компьютерной программы Windows, а постиндустриального человека начинают называть фиборгом (функциональным киборгом)[158], запрограммированным на несколько стандартных действий, главное из которых потребление – потребление вещей, времени, пространства и образов.
Фрактальные рекурсии взгляда на город изнутри-снаружи
Через эти окна открываются виды не только в другие пространства – улицы, города и страны, но и в другие времена – времена года и эпохи прошлого и будущего: так собирается фрактальная мозаика локальной культуры во всей сложности ее «дробных» временных и пространственных размерностей. В морозную стужу с билборда нам улыбается девушка в открытом шелковом платье. Рядом с кафе на рекламном плакате – большая черно-белая фотография этой улицы, какой она была в начале XX века. На стене строящегося бизнес-центра возникает рекламное окно с фрактальным погружением в историю – плакат начала XX века в неорусском стиле, сюжет которого отсылает к эпохе боярской Руси. А на фоне старинного особняка с рекламной непосредственностью демонстрирует себя кибер-кукла.
Город в целом превращается в один огромный «окнариум»[159], в котором внутреннее и внешнее пространство то и дело меняется местами, а его обитатели, словно в затейливом фрактальном лабиринте, заглядывая внутрь, смотрят наружу. Это свойство большого города было тонко подмечено журналом «Новый очевидец», выходившим под слоганом «Ваш взгляд на жизнь за окном», и хозяевами лондонских отелей «Radisson Edwardians», разместившими в своей рекламе одну-единственную иллюстрацию, запечатлевшую «взгляд» на город изнутри/снаружи.
Городская повседневность как фрактальное зеркало культуры
Фрактальные перформансы городской повседневности
