Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы
Второй ведущий :
Новое училище должно было носить название древнего ликея – загородного афинского портика, где Аристотель учил и воспитывал своих учеников. Новая порода людей должна была возникнуть в полной разлуке с домашними. Молодые люди брались из разных сословий. Они составляли одно общество, безо всякого различия в столе и одежде, преподавание должно было вестись на русском языке; в образе жизни и взаимном обращении воспитанников следовало добиваться полного равенства. Количество учеников? Не более 15 молодых людей. Возраст? Возраст великих князей Николая и Михаила.
Третий ведущий :
– А будут ли там телесные наказания?
Четвертый ведущий :
Об этом осторожно спросил Малиновский.
Первый ведущий :
– Нет, Василий Федорович.
Второй ведущий :
Таков был короткий ответ Сперанского.
Первый ведущий :
И не ради вольностей дворянских, а потому что это унизительно, обидно и на всю жизнь запоминается.
Третий ведущий :
Предстояло, однако, главное – выбор учителей.
(Демонстрируется слайд: портрет А. П. Куницына, преподавателя естественного права)
Первый чтец :
Вы помните: когда возник Лицей,
Как царь для нас открыл чертог Царицын,
И мы пришли, и встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей…
(Звучит фрагмент стихотворения. А. С. Пушкин. «Была пора… наш праздник молодой…»)
Третий ведущий :
Профессор Александр Петрович Куницын преподавал лицеистам естественное право. Будучи человеком гуманистических убеждений, разделяющим просветительские взгляды на естественное равенство людей, Куницын оказал большое влияние на мировоззрение своих воспитанников, привил им ненависть к деспотии, уважение к человеческой личности. На открытии Лицея ему было предложено выступить с речью.
Четвертый ведущий :
Страничка из дневника Александра Петровича (чтение с элементами инсценирования).
Второй чтец :
«В одну ночь написал свою речь. Не знаю, как примут. Писал при свете ночника, со слезами. Отдал Малиновскому, но одобрения не получил за излишнюю смелость, с которою противопоставлены истинная доблесть и знатные потомки, основывающие свое бытие только на предках».
Третий чтец (озвучивает замечания Малиновского):
Это прекрасно, но ведь будут государь, Государственный совет, первые чины; поосторожнее бы, время тревожное…
Второй чтец (продолжение дневниковой записи Куницына):
«Сегодня у меня было странное посещение. В дверь постучались. Вошел незнакомый человек. Фигура необыкновенная: тощ, как скелет, глаза впали, черный сюртук до пят. Он сказал мне тихим и приятным голосом, что пришел познакомиться как будущий надзиратель, или, другими словами, инспектор Лицея, и назвал себя: Мартин Пилецкий».
Четвертый чтец (в черном сюртуке до пят; озвучивает М. Пилецкого):
– Знаете ли вы, кого готовитесь учить?
Второй чтец :
Так спросил он меня. Я вынужден был ответить, что не знаю. Гость вынул из кармана кучу маленьких листков и предложил мне прочесть список всех учеников и их родителей с краткими сведениями о них. Я поблагодарил, часть прочел, но вскоре убедился, что сведения эти свойства чисто полицейского: указан возраст каждого ученика, а о родителях собраны все слухи: с кем живет отец, с кем мать, или короче: отец – картежник, отец – лихоимец и т. д. Я с негодованием отказался продолжить чтение. Он, казалось, не удивился.
Четвертый чтец :
– Я понимаю ваше недовольство, но как добиться цели, если не знаешь, каков воспитуемый, из какого он семейства и даже возраста?..
Второй чтец :
Мартин продолжал и вскоре изложил главную свою мысль.
Четвертый чтец :
– Добрая половина учеников – из семейств развратных, обнищалых и прочее. Для того чтобы вырасти людьми совершенными, в них должно уничтожить самую память о семье…
Второй чтец :
– Но не о себе же?
Четвертый чтец :
– И о себе. Они должны быть очищены от всего и представлять чистую доску. Мысль о какой-либо привязанности должна быть истреблена, кроме одной привязанности – к Богу.
Второй чтец :
Щеки его закраснелись. Он изложил мне, что думает о моральном надзоре. Он не будет докучать воспитанникам, но они будут чувствовать моральное его присутствие. Уединяясь, ведя тайные разговоры, даже во время молчания они будут знать, что их слышат и видят…
Как только он вышел, я открыл окно и впустил в комнату холодный воздух. Чистый воздух скоро рассеял тень его посещения. Моральное отсутствие сего господина действует животворно.
(Звучат фанфары. Демонстрируется слайд: изображение Лицея)
Первый ведущий :
Открытие Лицея состоялось 19 октября 1811 г.
Второй чтец (из дневника Куницына):
«С утра стали прибывать кареты. Мундиры поистине слепили глаза. Приехала из Гатчины старая императрица со статс-дамами и дочерью, великой княгиней, и, наконец, сам государь со свитой. Отслужив молебен, Лицей открыли. Василий Федорович Малиновский сказал свою речь. Он был бледен, запинался, и голос его не был слышен. Прочли список воспитанников и прочее, и тут настал мой черед.
(Звучит музыка – сначала тихо, затем громче, по нарастающей. Гендель. „Пассакалия“)
Перед тем как мне выступать, вдруг поднялся шепот. Я прислушался и ушам своим не поверил: ждали Аракчеева, и его имя проносилось по рядам. Я начал читать свою речь с неприятным чувством.
Читал я громко, ибо меня предупредили, что государь глуховат. Студенты, а иначе говоря – дети, стояли смирно. Впрочем, все они смотрели на государя. На двух-трех детских лицах я уловил тень внимания, а так как речь была обращена ни к кому другому, как к ним, то я и стал смотреть на них; не так, как Василий Федорович, который, говоря: „Любезные воспитанники“, все время невольно смотрел на государя.
Постепенно стесненность моя исчезла. Вдруг сделалась тишина (музыка обрывается). Я понял, что Аракчеев действительно приехал. Пилецкий без шума прополз к двери. Сам царь, подняв лорнет, посмотрел туда. Я не знал, как мне быть, и на несколько мгновений замешкался. Однако усилием воли я собрался с силами и вскоре бросил думать об Аракчееве, а когда сделал нападение на аристократию, только и гордящуюся, что своими предками, снова поднял глаза. Некоторые гости хмурились, граф Разумовский смотрел на меня, не скрывая неудовольствия, но государь, прислонив ладонь к уху, слушал внимательно. Когда я кончил, всеобщая тишина была мне ответом.
(После небольшой паузы начинает тихо звучать та же музыка)
На следующий день Малиновский поздравил меня с орденом – за речь. От него я узнал, что вчера за Аракчеева приняли старика из Сената, который, узнав, что опоздал, повернул восвояси и исчез, как дым».
(Музыка усиливается)
Первый чтец (на фоне музыки читает фрагмент стихотворения Пушкина «19 октября 1825 г.»):
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…
(Звучит романс «Поднимем бокалы». Демонстрируется слайд: юный Пушкин)
Второй чтец (читает фрагмент стихотворения Пушкина «19 октября 1825 г.»):
Друзья мои! Прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни занесло,
Все те же мы… нам целый мир чужбина…
Отечество нам Царское Село.
Первый ведущий :
В числе первых воспитанников Лицея, кроме Пушкина, были: Корф, Вольховский, Горчаков, Яковлев, Матюшкин, Малиновский, Илличевский, Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер, Данзас, Броглио и др.
Второй ведущий (запись в тетради Куницына, январь 1812 г.): «Я вовсе не ожидал, что придется читать лекции сущим детям. Не буду ничего говорить о Саврасове, Тыркове, Мясоедове, Костенском – совершенный облом. Горчаков умен, но прихорашивается, точно Нарцисс. Вальховский без всякого упрека. Матюшкин тих. Кюхельбекер, видимо, посмешище для товарищей. Во всем чрезмерен: пишет так, что перья ломает. Броглио отпетый, Данзас тоже: делает гримасы, ему все трын-трава. Пушкин грызет перо и царапает на бумаге рисунки, так углубляясь в эти занятия, как будто в классе никого, кроме него, нет. Дельвиг спит – в точном смысле этого слова. Корф приличнее всех».
Третий ведущий :
Больше всего хлопот доставляли Броглио и Данзас. «Отчаянные» – так охарактеризовал их Мартин Пилецкий. Обычные наказания на них не действовали, и для них были найдены новые. Данзас, например, был одет на сутки в свой старый детский сюртук, в котором прибыл в Лицей. Сюртук был до того узок, беден и дурно сшит, что вызвал смех и произвел необходимое воспитательное воздействие.
