Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных,
Навек от нас утекший гений.
(Звучит музыка Свиридова «Тройка»)
Первый чтец (читает стихотворное обращение А. С. Пушкина «Кюхельбекеру»:
Да сохранит тебя твой добрый гений
Под бурями и в тишине.
(Демонстрируется слайд: В. К. Кюхельбекер – лицеист)
Первый ведущий :
Оказалось, что Кюхельбекер, который почти не знал русского языка, тоже пишет стихи.
Второй ведущий :
Все в Кюхельбекере возбуждало желание дразнить: походка, рост, глухота. Он был трудолюбив, упрям, тщеславен, обидчив. Плохо зная язык, он читал и писал по целым дням, вскакивал по ночам и писал в темноте. У Кюхельбекера были задуманы романы, драмы, оды, элегии.
Второй чтец (читает фрагмент стихотворения А. С. Пушкина «19 октября 1825 г.»):
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали.
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Третий ведущий :
Кюхельбекера любили. Но это не мешало смеяться над ним. Смеялись тайком и тайком сочиняли на него эпиграммы, звали его Дон Кихотом, Вилею, Вилинькою, Вильмушкою. Он был жертвою, приносимой богу смеха Мому.
Третий чтец (читает фрагмент стихотворения А. С. Пушкина «Пирующие студенты»):
Писатель за свои грехи!
Ты с виду всех трезвее!
Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее.
Четвертый ведущий :
Вместе с тем его боялись дразнить открыто: нрав у него был бешеный. Он готов был на месте убить обидчика, проткнуть его вилкой, сбить с ног во время прогулки.
Первый ведущий :
Однажды Кюхельбекер вызвал на дуэль горячо любившего его, но не упускавшего случая подтрунить над ним Пушкина. Пушкин очень не хотел этой глупой дуэли, но отказаться было нельзя. Они затеяли стреляться в каком-то недостроенном фамильном склепе на Волковом поле. Дельвиг был секундантом Кюхельбекера и стоял слева от него.
Второй ведущий :
Когда Кюхельбекер начал целиться, Пушкин закричал: «Дельвиг, встань на мое место, здесь безопаснее». Кюхельбекер взбесился, рука дрогнула, он сделал пол-оборота и пробил фуражку на голове Дельвига. «Послушай, товарищ, – сказал Пушкин, – без лести – ты стоишь дружбы, без эпиграммы – пороху не стоишь», – и бросил пистолет.
Четвертый чтец (читает отрывок из стихотворения А. С. Пушкина «Вот Виля…»:
Вот Виля – он любовью дышит,
Он песни пишет зло,
Как Геркулес, сатиры пишет,
Влюблен, как Буало.
Первый чтец (читает стихотворение А. С. Пушкина «Завещание Кюхельбекера»):
Друзья, простите. Завещаю
Вам все, чем рад и чем богат;
Обиды, песни – все прощаю,
А мне пускай долги простят.
Третий ведущий :
У лицеистов был обыск. Мартин Пилецкий искал их тайные сочинения. Наконец, в классе удалось обнаружить одно – оно было у Дельвига, который с обычным своим спокойным видом даже не спрятал его от гувернера. Но завладеть сочинением гувернеру не удалось: потребовав его у Дельвига после лекции, он получил прямой отказ, а попытавшись ухватить сочинение рукою, ощутил толчок со стороны. Гувернер уверял, что толкнул его Пушкин, который тут же с блестящими глазами и бешеным видом наскакивал на него, крича: «Как вы смеете брать наши бумаги?»
Четвертый ведущий :
Поведение Кюхельбекера было самое странное. Всю неделю, когда воспитанники собирались по вечерам для сочинения насмешек, Кюхельбекер вел себя более чем пристойно: он не любил насмешливой литературы, тем более что большая часть ее относилась к нему. Теперь же, услышав крик Пушкина, он, размахивая руками, бросился в самую гущу столпившихся воспитанников и стал требовать удаления гувернера из Лицея. Лицо его было в совершенной ярости, он кричал с ожесточением: «Не уступай!»
(Звучит музыка Свиридова «Романс»)
Второй чтец (на фоне музыки читает фрагмент стихотворения А. С. Пушкина «19 октября 1825 г.»):
Служенье муз не терпит суеты,
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты.
Опомнимся – но поздно! И уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
Первый ведущий :
В апреле 1825 г. Кюхельбекер становится близким другом Рылеева и сразу оказывается в кругу декабристских приготовлений.
Второй ведущий :
14 декабря Кюхля был на площади. Как известно, в нужную минуту среди восставших не оказалось заранее избранного руководителя – князя Трубецкого.
Кюхельбекер взялся его привести. Князь от него спрятался, Кюхля вернулся на площадь. Увидев, что брат царя подъехал к строю солдат и уговаривает их разойтись, Вильгельм попытался выстрелить в него из пистолета. Осечка. Прицелился в генерала Воинова – осечка снова. Когда грянула картечь, Кюхельбекер пытался построить разбегавшиеся шеренги. Его не послушались. В числе последних он ушел с площади.
Третий ведущий :
Хронология тюремных скитаний Кюхельбекера выглядит так:
25 января 1826 г. – доставлен в Петропавловскую крепость;
27 июля 1826 г. – переведен в Кексгольмскую крепость;
20 апреля 1827 г. – водворен в Шлиссельбургскую крепость;
12 октября 1827 г. – отправлен в Динабургскую крепость;
10 апреля 1831 г. – перевезен в Ревельскую цитадель;
14 октября 1831 г. – заключен в Свеаборгскую крепость;
14 декабря 1835 г. – освобожден из заключения и определен навечно в Сибирь.
Четвертый ведущий :
Из дневника А. С. Пушкина: «15 октября 1824 г. Вчерашний день был для меня замечателен … На станции нашел я Шиллерова „Духовидца“, но, едва успел прочитать первые страницы, как вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем … Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошел высокий, бледный и худой молодой человек с черной бородою, в фризовой шинели… Увидев меня, он с живостью на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга – и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательствами – я его не слышал.
Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали».
Третий чтец (читает стихотворение В. Кюхельбекера «19 октября 1836 г.»):
Шумит поток времен. Их темный вал
Вновь выплеснул на берег жизни нашей
Священный день, который полной чашей
В кругу друзей и я торжествовал:
Давно: Европы страж – седой Урал,
И Енисей, и степи, и Байкал
Теперь меж нами. На крылах печали
Любовью к вам несусь из темной дали.
Поминки нашей юности – и я
Их праздновать хочу. Воспоминанья!
В лучах дрожащих тихого мерцанья
Воскресните. Предстаньте мне, друзья!
Пусть созерцает вас душа моя,
Всех вас, Лицея нашего семья!
Я с вами был когда-то счастлив, молод, —
Вы с сердца свеете туман и холод.
Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут: Пушкин, Пушкин! Это ты!
Твой образ – свет мне в море темноты;
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Как пил и ты, уединясь, кручину.
О, брат мой! Много с той поры прошло,
Твой день прояснел, мой – покрылся тьмою;
Я стал знаком с Торхватовой судьбою.
И что ж? Опять передо мной светло:
Как сон тяжелый, горе протекло;
Мое светило из-за туч чело
Вновь подняло – гляжу в лицо природы:
Мне отданы долины, горы, воды.
О, друг! Хотя мой волос поседел,
Но сердце бьется молодо и смело.
Во мне душа переживает тело,
Еще мне Божий мир не надоел.
Что ждет меня? Обманы – наш удел,
Но в эту грудь вонзалось много стрел;
Терпел я много, обливался кровью —
Что, если в осень дней столкнусь с любовью?
(Звучит музыка Свиридова «Романс». Демонстрируется слайд: А. С. Пушкин на экзамене)
Первый ведущий :
Сначала его звали французом, потому что никто, даже Горчаков, не писал и не говорил так по-французски, как он. Еще его звали Обезьяной. Прозвище это, как и многие другие лицейские, первым пустил в ход Миша Яковлев. Сам Яковлев звался Паяцем. Он имел особенное дарование и склонность к музыке. Новые романсы он схватывал на лету, но настоящий талант у него был в изображении людей. Он угадывал в походке и незаметных привычках сущность человека.
Второй ведущий :
О Пушкине он говорил, что не Пушкин похож на обезьяну, а обезьяна на Пушкина. Так он и изображал его: одиноко прыгающим по классной комнате, грызущим в задумчивости перья и вдруг, внезапно, видящим на кафедре профессора. В особенности хорошо удавался ему смех Пушкина: внезапный, короткий, отрывистый и до того радостный, что все смеялись.
