Павел Берков - История советского библиофильства
Доклад этот не был случайностью в занятиях РОДК, как можно было бы думать, помня содержание вступительной речи В. Я. Адарюкова при открытии Общества. Повторение — пусть более подробное и яркое — рассказа о Кружке любителей русских изящных изданий в конце второго года деятельности РОДК имело, можно думать, специальный и преднамеренный характер — напоминания о целях общества, от которых оно на практике стало отклоняться. Дело в том, что в работе РОДК с самого начала определились два направления: ретроспективное, обращавшееся к самодовлеющему изучению старой книги, и современное, ставившее своей задачей исследование новейшей современной советской и западной книжной графики с целью помочь советскому книжному делу. Вот доклады, читавшиеся в РОДК в 1920–1921 гг.: первая группа — «Старые книги по истории Москвы» А. В. Чаянова, «Русские иллюстрированные издания XVIII и первой половины XIX вв.» В. Я. Адарюкова, «Издание „Горя от ума“ А. С. Грибоедова 1854 г. с рукописными вариантами» И. К. Линдемана, «Французские иллюстрированные издания XVIII в.» М. П. Келлера и т. д.; вторая группа — «Г. И. Нарбут как иллюстратор» П. Д. Эттингера, «Азбука В. А. Фаворского. Заглавные буквы к „Рассуждениям аббата Куаньяра“ Анатоля Франса» М. И. Фабриканта, «М. А. Врубель как иллюстратор» П. Д. Эттингера, «Теория книжных украшений» А. А. Сидорова, «Новейшие немецкие издания по русской литературе и искусству» П. Д. Эттингера и т. д.
Конечно, нельзя судить об этих двух тенденциях только по названиям докладов. Оба направления не противостояли, а дополняли друг друга. Надо принять еще во внимание и третью, чисто историко-литературную линию в занятиях РОДК (доклады М. А. Цявловского о Пушкине, Г. И. Чулкова о Тютчеве, Н. Д. Протасова о Данте, Б. А. Грифцова о Достоевском и пр.), и тогда нам станет ясно общее направление деятельности РОДК, лишенное монотонности и привлекавшее членов и гостей на заседания разнообразием и богатством содержания.
Первое, учредительное собрание РОДК состоялось 9 октября 1920 г. На нем был заслушан, окончательно принят и утвержден устав Общества и выбрано правление, в состав которого вошли В. Я. Адарюков (председатель), М. П. Келлер и А. М. Кожебаткин (товарищи председателя), А. А. Сидоров (ученый секретарь), Н. В. Власов (секретарь), А. Г. Миронов (казначей), Д. С. Айзенштадт, Н. Б. Бакланов и Н. Г. Машковцев (члены правления).
Этот состав с незначительными изменениями (со второго года товарищем председателя был П. Д. Эттингер) в дальнейшем постоянно переизбирался. Никаких группировок и тем более противостоящих лагерей в РОДК не было, в отличие от Ленинградского общества библиофилов. Дружная атмосфера царила в организации московских библиофилов в течение всего времени существования РОДК.
Согласно уставу Общества, утвержденному Административным отделом Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов 3 ноября 1924 г., в состав его входили почетные члены, действительные члены и члены-сотрудники. Действительными членами Общества могли быть все лица, научно работавшие в данной области. Первыми действительными членами РОДК были 19 членов-учредителей; все вновь вступавшие действительные члены баллотировались на общем собрании, причем никаких рекомендаций других членов Общества не требовалось. Членами-сотрудниками могли быть лица, оказывавшие Обществу содействие участием в его работах. Для вступления в Общество достаточно было подать заявление о своем желании работать в РОДК, и никакого голосования для таких случаев не требовалось. В качестве почетных членов РОДК были избраны Н. П. Лихачев (Ленинград) и, позднее, В. Я. Адарюков. Количество действительных членов колебалось от 75 до 105, членов-сотрудников было 16–18, причем значительная часть их после годичного или даже более короткого испытательного срока избиралась в действительные члены.
Среди действительных членов РОДК были такие крупные книговеды, как Б. С. Боднарский, Н. Ф. Гарелин, Н. П. Киселев, Г. И. Поршнев, Н. Ю. Ульянинский, П. П. Шибанов, М. И. Щелкунов, такие искусствоведы, как Н. Б. Бакланов, Э. Ф. Голлербах, М. А. Добров, И. И. Лазаревский, В. М. Лобанов, А. А. Сидоров, В. К. Трутовский, П. Д. Эттингер, А. М. Эфрос, такие литературоведы, как В. В. Гольцев, Л. П. Гроссман, Н. П. Кашин, И. Н. Розанов, М. А. Цявловский, А. Н. Чичерин, Н. П. Чулков, такие художники-графики, как А. А. Круглый, И. Н. Павлов, И. Ф. Рерберг, А. А. Толоконников, Н. С. Бом-Григорьева, наконец, такие библиофилы, как В. Я. Адарюков, Д. С. Айзенштадт, М. С. Базыкин, А. П. Бахрушин, С. Г. Кара-Мурза, Л. М. Леонидов, А. М. Макаров, А. Г. Миронов, Э. Ф. Ципельзон.
Кроме действительных членов и членов-сотрудников в РОДК выступали с докладами или чтением своих художественных произведений гости — опять-таки, большей частью крупные деятели литературы, искусства книги, книговедения и истории литературы — Н. С. Ашукин, И. А. Белоусов, Андрей Белый, Д. Д. Благой, Ю. Н. Верховский, А. К. Виноградов, М. О. Гершензон, И. Э. Грабарь, Н. К. Гудзий, П. Е. Корнилов, И. Н. Кубиков, В. Н. Лазарев, Л. М. Леонов, В. Г. Лидин, Н. К. Пиксанов, М. М. Пришвин, И. Сельвинский, С. В. Шервинский, П. Е. Щеголев.
За девять лет существования Русского общества друзей книги состоялось 398 заседаний, большая часть которых была посвящена научным докладам и сообщениям.
За тот же период РОДК напечатал значительное число изданий, начиная от членских билетов и всякого рода карточек и кончая книжечками — «Памяти Б. Л. Модзалевского» (1928), «Памяти Н. А. Некрасова» (1928), «Список печатных трудов В. Я. Адарюкова» (1929) и др. Ценный материал для истории научных занятий РОДК представляют печатные «программы предполагаемых заседаний», издававшиеся с начала 1925 г. В последние несколько лет на этих программах печаталась интересная хроника РОДК, сведения о принятых действительных членах и членах-сотрудниках. Кроме программ издавались специальные повестки на отдельные заседания — 200-летия Академии наук, Пушкинское, годовщины РОДК и т. п. К оформлению изданий Общества привлекались крупные графики, а также талантливая молодежь из учащихся полиграфических учебных заведений. Всего было напечатано 158 изданий РОДК, в том числе первенец РОДК, — «Кантата» А. А. Сидорова, вышедшая в 1921 г. двумя изданиями, первое в 13 экземплярах, второе — в 7. Эта «РОДКовская инкунабула» печаталась не в Москве, а в Петрограде в типографии Академии наук с ручного набора, причем «наборщиками» были известная исследовательница истории искусства, ныне член-корреспондент АН СССР К. В. Тревер и директор академической типографии И. А. Орбели, впоследствии академик. Из других «rariora» (редчайших изданий) РОДК назовем книжечку А. А. Сидорова «Новый отрывок из Дома сумасшедших А. Ф. Воейкова» (1925), напечатанную на мимеографе в трех экземплярах газету «He-правда» и типографски напечатанную газету «Наша пятница. № 365» (на бумаге разных цветов).
РОДК просуществовал до 5 января 1930 г., когда он был ликвидирован в связи с сокращением числа научно-общественных организаций.
Переходя от этих историко-статистических сведений к, так сказать, «бытовой истории» РОДК, мы должны отметить, что исключительную помощь оказали нам ненапечатанные «Воспоминания о Русском обществе друзей книги» С. Г. Кара-Мурзы, одного из старейших членов РОДК, и интереснейшие письма члена-корреспондента АН СССР А. А. Сидорова, одного из «ветеранов» РОДК.
Заседания РОДК первоначально происходили в помещении Музея старой Москвы, в котором с 30-х годов прошлого века находился знаменитый Английский клуб, или, как его называли во времена Грибоедова, Аглицкий клоб.
С. Г. Кара-Мурза, вспоминая случайную встречу у дверей Английского клуба со своим университетским другом, писателем Г. И. Чулковым, шедшим в РОДК делать доклад о Тютчеве, в своей очаровательной манере рассказал об обстановке, в которой протекала деятельность Общества:
«До революции я никогда не бывал в Английском клубе. Случалось посещать все московские клубы: Дворянский и Купеческий, Немецкий и Армянский, Охотничий и Педагогический, Докторский и Адвокатский, Литературно-Художественный кружок и Артистическое собрание „Алатр“. Но в Английском клубе я ни разу не бывал, вероятно, потому, что доступ в этот замкнутый дом московской аристократии был затруднителен. И в силу этого, должно быть, он был окутан в моих глазах какой-то таинственной загадочностью и историческими реминисценциями: вспомнились Чацкий, Фамусов. Приходил на память Чаадаев, который ежедневно появлялся в Клубе ровно в 12 часов ночи и занимал свое постоянное место, свой наблюдательный пункт. В Москве говорили, что в руках эпигонов Чацкого и Чаадаева Английский клуб выродился в самый обыкновенный игорный дом и ресторан, в котором оскудевшие московские князья и графы ведут крупную азартную игру, а неиграющие задают лукулловские обеды».
«Собрание Общества друзей книги, — продолжал Кара-Мурза, — происходило в библиотеке Музея старой Москвы, ярко освещенной большой, стильной бронзовой люстрой. По стенам комнаты стояли прекрасные книжные шкафы, полные книг. В одном из углов белел мраморный бюст гудоновского Вольтера. Впоследствии этот бюст переезжал вместе с Обществом, не имевшим своего пристанища, из одного помещения в другое: с Тверской в Пименовский пер. в Общество друзей культуры, а оттуда на ул. Кропоткина в Дом ученых».
