Михаил Казиник - Тайны гениев
Пребывание на дискотеке – это заполнение свободного времени. Слушание же музыки Баха – общение с Вечностью, с Вселенной, которая ни много ни мало – наша Колыбель. А познание смысла жизни или общение со своими космическими корнями уж никак не может быть сведено к понятию свободного времени, ибо это ни что иное, как:
ОСНОВНОЕ ВРЕМЯ ЖИЗНИ,
ЕЕ СОДЕРЖАНИЕ,
ВРЕМЯ НАПРЯЖЕННОЙ ДУХОВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ИЛИ ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА ОБЩЕСТВА.
Отсюда трагедия любых, даже самых благополучных с точки зрения жизненного уровня, стран, превративших культуру в досуг, уничтоживших ее (культуры) космичность, ее глобальность и этим низведших человека в ранг налогоплательщика, потребителя товаров и услуг, строго ограниченных во времени и пространстве.
В нашей же стране в отношении к великой культуре есть одна особенность: те, кто находятся в ее поле действия, воспринимают культуру как величайшую идею, у нас по-прежнему можно встретить людей, ради которых Штейнер призывал к пути на Восток. Правда, количество таких людей катастрофически уменьшается по причинам, которые мы затронем в следующей части книги. И если не остановить этот процесс, то России останется думать лишь о великом прошлом культуры.
Со временем память обрастет легендами, мифологизируется. И миру останется только миф. Или мифы.
Такие же, как после античных цивилизаций.
Но конечно же, не случайно в античных гимназиях в числе всего только четырех предметов квадривиума были музыка и математика. И это уже не миф, ибо речь тогда впервые пошла о гармонически развитой личности. И не случайно остальные два – геометрия и риторика. О том, почему на заре цивилизации, да и во многих последующих социумах именно эти четыре предмета стали обязательными, нужно писать отдельную и очень серьезную книгу.
Но даже сегодня, когда количество предметов необычайно велико стоит задуматься о необходимости вспомнить об опыте великих цивилизаций прошлого, и немедленно обратить внимание на эти четыре предмета.
Я же посвящаю этому вопросу одну главу.
Называется она:
Глава 15. Величайший философ всех времен
Кто же?
Думаете, Сократ?
Или Платон?
Быть может, Аристотель
или Спиноза?
Кант?
Гегель?
О-о-о, как они велики!
Каждый из них – целая Вселенная, полная мыслей-звезд.
Но после знакомства с философией Николая Кузанского именно ему безоговорочно отдаю предпочтение перед всеми мыслителями всех времен.
Ибо его концепция мироздания – не только самая современная, но выглядит еще и концепцией мышления человечества будущего.
Его книги вызывают у меня ассоциации с музыкой Баха. Та же глубина и та же устремленность на много тысячелетий вперед, к человеку Нового Ренессанса. То есть к человеку, у которого научное и творческое мышление находятся на равных уровнях. Основная идея мышления Кузанского (1401–1461) в том, что Вселенная познается одновременно строжайшей математической логикой и мистическим незнанием. Даже само название его главной книги “О разумном незнании” (иногда переводится “Об ученом незнании”) уже воспринимается как поэзия. Кузанец (это его латинское имя) был теологом (одним из влиятельнейших епископов Римской католической церкви), математиком, философом и, безусловно, человеком искусства Возрождения. Все сферы его деятельности очень хорошо ощущаются, когда читаешь его книгу. Он искал:
Вечность (как художник),
Бога (как теолог)
и Абсолютный Максимум (как математик).
И все эти три понятия для него, по сути, одно и то же. Как невероятно, скажем, звучит его идея об АБСОЛЮТНОМ МАКСИМУМЕ. Представьте себе рассуждение подобного рода:
Во Вселенной нет такого числа, которое нельзя
было бы увеличить (1+1,10+1,100+1,1000+1,
1000000000000000000000000+1).
Как бы велико оно ни было – его ВСЕГДА можно увеличить.
Но как добиться Абсолютного Максимума, то есть, Вечности?
И что же это такое – Вечность?
И можно ли математически описать Вечность
И вот здесь начинаются чудеса!
“Для того чтобы это сделать, – говорит Николай Кузанский, – необходимо совершить КАЧЕСТВЕННЫЙ СКАЧОК, то есть абстрактно оторваться от максимального числа, в частности, и области чисел вообще, и попасть в такое (опять же абстрактное) измерение, где ни прибавление, ни вычитание не способны что-либо изменить. Ибо Вечность плюс один или минус один, умноженная на два или деленная на два, пребудет Вечностью”. Таким образом, через абстракцию мы добрались до Абсолютного Максимума. Но он же (о, чудо мышления!) – одновременно и Абсолютный Минимум!!!
Понимаете почему?
Да ведь у него все качества Минимума. Ибо Вечность, деленная на два, будет Вечностью. Если половину Вечности разделить на два – будет все равно Вечность. Вечность, деленная бесконечное количество раз пребудет Вечностью!
Таким образом, Вечность (или Абсолютный Максимум) не делится и не умножается. Так же как и Абсолютный Минимум.
(Ведь если минимум можно уменьшить, то это уже не минимум.)
И в конце концов теоретически мы можем оказаться в минимальном из возможных миров, который является одновременно макро– и микромиром. От Абсолютного Максимума, как и Минимума, нельзя ничего отнять, к ним нельзя ничего прибавить. То есть чисто теоретически это сделать можно, но ни Максимум, ни Минимум от этого не изменятся.
Итак, перед нами – идея Бога.
И одновременно современнейшая идея о макрокосме и микрокосме.
И это полностью соответствует идее черных дыр и сингулярности – самых невероятных постэйнштейновских открытий нашего времени.
Но я прошу вас вернуться к тому моменту, где заканчивается земная логика и включается абстракция. Что же это за расстояние между самым великим числом, которое всегда можно увеличить на единицу, и Абсолютным Максимумом?
Что заполняет его?
Кузанец называет пространство между нашим исчислимым миром и Вечностью –
ПУСТОЕ ПРОСТРАНСТВО,
а переход из ограниченного мира в мир без границ –
КАЧЕСТВЕННЫЙ СКАЧОК.
На мой взгляд, здесь гениальный математик и философ вплотную подошел к тому явлению, которое мы называем искусством.
То есть я бы осмелился сформулировать это так:
Великое искусство – это вечное стремление Человечества заполнить пространство между любым возможным на Земле конкретным и управляемым числом и совершенно неуправляемым Абсолютным Максимумом. Человечество в своих духовных, полученных из Вселенских источников, отправлениях всегда стремится постичь тайну этого пространства, ибо раскрытие тайны равносильно обретению Бессмертия. Кузанский пишет о том, что Бог и есть Абсолютный Максимум.
Мы же на нашей Планете обладаем лишь такими величинами, которые можно преобразовывать. Таким образом, искусство – это вечное стремление выйти за пределы исчислимого пространства, приблизиться к истине. Этим же занимается наука, но она ограничена необходимостью прибавлять, отнимать, делить и умножать.
Поэтому (почти) всякое научное открытие – лишь очередная ступень на лестнице познания.
Искусство же – всегда у цели, и мы не можем утверждать, что баховские фуги, написанные триста лет назад – ступень к симфониям Шостаковича. Ибо фуги эти столь же глубоки и сложны для восприятия сегодня, как и тогда.
И в свою очередь, музыка Шостаковича – не сложнее (но и не проще) музыки Баха.
И романы Достоевского не сложнее и не глубже, чем трагедии Шекспира, невзирая на огромную разницу во времени, в которое жили и творили Шекспир и Достоевский. И купол собора Святого Петра в Риме не примитивнее, чем здание оперного театра в Сиднее, несмотря на то, что их создателей разделяет полтысячи лет. Значит, именно в искусстве мы находимся в том измерении, когда плюс или минус не изменяют, не упрощают, не увеличивают, не уменьшают и не усложняют, и где Время не сопутствует диалектическому движению от простого к сложному. Итак, искусство – это не путь от простого к сложному, а единственное в нашем во всем остальном ограниченном мире, что не подвержено общей логике движения, развития, усложнения.
Итак, пространство между сколь угодно большим числом и Абсолютным Максимумом заполняется искусством. Искусство, которое вечно находится вне земной логики развития и отражает многие аспекты земного бытия с позиций Вечности.
Искусство, где вообще перестает действовать земная (бытовая) логика.
Искусство как единственная сфера, приближающая нас к Бессмертию, к тайнам нашего Божественного (Космического) происхождения.
Кстати, здесь же можно понять, почему в иудаизме существует запрет на имя Бога.
По-русски, скажем, иудеи написали бы так:
