Жак Лe Гофф - Средневековье и деньги. Очерк исторической антропологии
Если на практике проблема цен была делом производителей, продавцов и тех, кому полагалось регулировать рынки, ее обстоятельно разбирали юристы и богословы в рамках дискуссии о справедливости — главном, что волновало XIII век. В юридическом плане канонисты, занимавшиеся правом специфическим — рассматриваемым с церковной точки зрения, как будто усвоили теории романистов, с XII в. возрождавших римское право. Однако историки, изучавшие эту средневековую проблему, такие, как Джон Болдуин и Жан Ибанес, сочли, что при переходе от римского права к каноническому произошла трансформация мышления. Они, в частности, обнаружили ее у канониста Генриха Сузанского, прозванного Гостиенсисом и умершего в 1270 г., на чью «Золотую сумму» (Summa aurea) сильное влияние оказали идеи и поступки нескольких пап XIII века. Гостиенсис, доктор как римского, так и канонического права, характерным образом изменил концепцию цены. Романисты считали, что цена определяется в результате соглашения договаривающихся сторон, то есть активного торга, который происходит по собственной логике и не подчинен никакой внешней норме. Канонисты развивали новый тезис о справедливой цене, которая существует сама по себе, независимо от соглашения договаривающихся сторон, и тем самым заменяет эмпирический закон нормативной установкой. Если, как показал Джон Болдуин, в среднем средневековье справедливой в основном считалась конкретная цена, складывающаяся на местных рынках, то главной характеристикой такой цены была умеренность, что ее приближало к идеалу справедливости, к которому стремились повсюду. Однако в реальности купцы, особенно те, которые занимались торговлей с дальними землями и которых мы бы назвали экспортерами, старались получить максимальную прибыль, что побуждало их вздувать цены и вызывало недоверие и даже осуждение со стороны церкви и даже светских институтов. Цены заметно менялись в течение XIII в., воспроизводя движения, которые Николь Бериу определила как колебания «между пороком и добродетелью».
Торговые общества и компании
В XIII в. потребность в том, чтобы ответить на растущий спрос на деньги и связать ремесленников и купцов узами солидарности, привела к появлению коммерческих обществ в разных формах, как в других сферах существовали братства или благотворительные общества. Такой исключительный труд, как «Книга ремесел» парижского прево Этьена Буало, написанная в конце царствования Людовика Святого (ок. 1265 г.), показывает одновременно крайнюю разобщенность ремесленников, разделенных на очень специализированные цеха, сравнительно небольшое влияние денег на структуру и функционирование этих цехов — где обучение часто было бесплатным и зависело скорей от социальных связей, чем от финансовых возможностей, — и жесткую регламентацию их экономической жизни. Распространение денег способствовало распространению письма и счета, что привело к появлению в XIII в. все большего числа учебников по арифметике. Из-за всё большей оседлости купца, уменьшившей с XIII в. значение ярмарок, хотя они сохранят свою важность в обмене и применении денег до конца средневековья, как покажет соперничество между лионскими и женевскими ярмарками в XV в., появлялось все больше договоров и коммерческих обществ, посредством которых купец мог расширить сеть своих дел и которые не могли обойтись без денег, шла ли речь о передаче реальных денег или об оценке в счетных.
Распространенной формой такого общества был договор комменды, называемой также в Генуе морским товариществом (societas maris), а в Венеции коллеганцей. Участники договора объединялись, чтобы делить риск и прибыль, но в остальном их отношения были отношениями кредитора и заемщика[46]. Виды договоров о создании сухопутных коммерческих обществ были более многочисленны, и их можно свести к двум главным типам — compagnia и сухопутное товарищество (societas terrae). В отличие от морских торговых договоров они заключались на определенный отрезок времени, от одного до четырех лет.
Некоторые купцы или некоторые семьи становились главами более или менее могущественных организаций сложного состава, которые часто назывались компаниями, но отличались от того, что называют так в современной экономике. Эти компании, первые из которых были созданы в Южной Франции и прежде всего в Северной Италии, получали названия, напоминавшие об их происхождении и сохранявшиеся, даже когда их местопребывание в географическом плане менялось: во Франции это были кагорцы, у итальянцев ломбардцы — часто выходцы из Асти[47], — а также сиенцы и флорентийцы в Центральной Италии. Во второй половине долгого XIII века эти компании, прежде занимавшиеся по преимуществу обменом, перешли к более разнообразной, более комплексной и более спекулятивной деятельности настоящих банков. Они модернизировали и сделали эффективней бухгалтерию, в частности, за счет системы двойной записи. Главным техническим нововведением банкиров было медленное распространение со второй половины XIII в. переводного векселя, к которому я позже вернусь и расскажу о нем подробно[48]. После этого появился рынок обмена, который, как мы увидим, в XIV и XV вв. стал очень оживленным, и немалая часть христианского мира включилась в активные спекуляции.
Помимо бухгалтерских книг, которых купец часто вел много, упрощая свою деятельность, он составлял и тщательно хранил секретную книгу, в которой содержались самые полезные сведения и которую Армандо Сапори отметил как документ, лучше всех сохранившийся до нашего времени от этой книжной бухгалтерии.
Если в конце долгого XIII в., то есть в начале XIV в., в большей части христианского мира распространилось использование денег — неравномерное, ведь если, например, Нидерланды и ганзейская сеть развивали торговлю, они практически не принимали никакого участия в банковском деле, — то появились и первые трудности, связанные с использованием и обращением денег. Двумя главными были банкротства банков и резкие изменения стоимости монеты, то, что называют монетными мутациями. Также, еще до больших восстаний конца XIV в., в 1280 г. прошла самая ранняя во Франции — плохо известная — историческая волна городских стачек и мятежей, в отношении которых неясно, какую роль сыграли в них новые аспекты использования монет.
Трудности, с которыми сталкивались банки, доводили некоторые из них, и не столь немногие, до разорения. В том мире, где задолженность росла и где частные лица и компании порой шли на значительный риск, а главное, где банки испытывали давление со стороны политической власти — Святого престола или светских правителей и были обязаны давать им ссуды, долго остающиеся непогашенными и ложащиеся все более тяжким бременем на их капиталы, некоторые из них становились банкротами. Так случилось в 1294 г. с банком Риккарди в Лукке, с банками Амманати и Кьяренти в Пистойе, особенно же заметным стал крах банка Бонсиньори в Сиене в 1298 г.; что касается флорентийцев, то банки Барди, Перуцци и Аччаюоли, разоренные требованиями своих заемщиков — английских королей, готовящихся к Столетней войне, и авиньонских пап, строящих свой роскошный дворец, — в 1341 г. потерпели настоящий крах.
9. С XIII ПО XIV В.: ДЕНЬГИ В КРИЗИСЕ
В течение долгого XIII в., как мы видели, рост количества наличных денег дал возможность делать больше затрат и покупок, а расширение потребностей в свою очередь побуждало чаще прибегать к помощи денег. Резкий взлет расходов начал вызывать, помимо осуждения — перманентного — со стороны церкви, вмешательство зарождающегося государства. Уже в конце XII в. Иоанн Солсберийский, в числе прочих должностей и советник английского короля Генриха II, в политическом трактате «Поликратик» посоветовал королям приводить использование монеты в соответствие с нуждами подданных, но регулировать соотношение между трудом и потребностью[49]. Выше говорилось об ордонансе Филиппа Красивого против роскоши, появившемся в 1294 г.
Мы очень плохо осведомлены о других феноменах, предполагавших более широкое применение денег, наши документы о них сообщают мало — в частности, о росте количества и ценности займов и, следовательно, задолженности. Как мы видели, до предела эту задолженность доводили князья, которые формировали свою администрацию и свои государства, еще не имея финансовых средств, и которым банкиры не могли отказать в ссудах.
Кагорцы, ломбардцы и менялы
Тем не менее еще в начале XIV в. к этим феноменам имело отношение ограниченное число людей, выходцев из одного и того же европейского региона — Северной Италии. Поэтому, если некоторое время таких банкиров-кредиторов можно было называть «кагорцами», так как поначалу несколько таких жило в Кагоре, то со второй половины XIII в. их обычно называли «ломбардцами». Если Милан к концу XIII в. стал крупным деловым центром, если Генуя и особенно Венеция были средоточиями торговли между Средиземноморьем и Востоком — с одной стороны, Северным морем и Нидерландами — с другой, то земли, откуда по-настоящему происходили ломбардцы, прежде всего город Асти в Пьемонте, в истории менее известны. Ломбардцы, расселившиеся почти по всей Западной Европе, находились в сложных и переменчивых отношениях с французскими королями, которые пытались воспользоваться их финансовой помощью, защищая собственную власть — утверждаясь в монетной сфере. Филипп Красивый несколько раз принимал дискриминационные меры против ломбардцев, в том числе совершал произвольные аресты. Король предпринял несколько расследований их деятельности, а именно в 1303-1305 гг. и особо активное — в 1309-1311 годах. Филипп V (1316-1322) и Карл IV (1322-1328) требовали от ломбардцев «даров». Разоренные безвозвратными ссудами французским королям, несколько сиенских и флорентийских компаний, как мы видели, обанкротились, причем роковой удар нанес им в начале царствования Филипп VI (1328-1350), заставив оплатить свои приготовления к Столетней войне[50].
