Андрей Якубовский - Профессия: театральный критик
Сказанное выше объясняет мое понимание фигуры критика, за которым стоит личный опыт. Критик — это специально подготовленный, высокоэрудированный, всесторонне образованный, в предельной степени профессиональный театральный зритель.
В силу этого театр вовсе не единственный адресат его писаний. Профессиональные достоинства и творческие обязательства критика реализуются в процессе общения с читателем, для которого критик и пишет свою статью. Статья в полном и истинном своем значении есть попытка пишущего о театре особым способом вступить в диалог с читателем и разнообразными средствами вызвать у него мысли, представления, ощущения и эмоции, близкие тем, которые сам критик приобрел, находясь в театральном зале. Собственно говоря, это и есть главная обязанность критика по отношению к читателю и зрителю.
Итак, быть зеркалом театра и вести диалог со зрителем. Эти задачи не меняются в зависимости от жанра и размера статьи: в газетной рецензии важнее живые впечатления, в журнальной — более углубленный анализ, обогащенный теоретическими основаниями, — но в обоих случаях критик выполняет по отношению к зрителю роль "гида", "поводыря" по театральному искусству, а по отношению к театру — нелицеприятного свидетеля и заинтересованного помощника. Особую роль в профессии критика, как кажется, играет умение самыми скупыми средствами создавать на газетно-журнальной странице конкретно-чувственный образ спектакля, т.е. его описание.
Говорят, что описательный тип критической статьи был порожден ситуацией 40-х годов XX века, когда в разгар всякого рода кампаний и проработок театральная критика пыталась высвободиться хотя бы в самой минимальной степени от идеологической опеки, а потому предпочитала обнаженным логическим построениям пространные описания. Думается, это объяснение неполно и надуманно. По крайней мере, отечественная критика со времен В.Г.Белинского всегда была пластична, красочно-описательна, живописна. Быть может, таковы быди приметы того театрального времени. Но во всех временных отличиях всегда содержится некая часть общей природы, общих законов творчества. Описание ничуть не менее, чем прямо высказанная мысль, способно передать идею. Но при этом оно конкретно-чувственно, вовлекает читателя в спектакль, позволяет пишущему теперь уже в восприятии читателя как бы заново воссоздать виденное критиком.
Описание не нейтрально по отношению к спектаклю. Его задача — передать читателю понимание того, как спектакль "сделан". Это ведет к тому, что значительная часть энергии у серьезного критика, как правило, уходит на поиск меры своей сопричастности очередному сценическому созданию, степени созвучия между критиком и театром, без чего мертва и бесполезна театральная критика. Именно во внутренней, подчас очень трудно рождающейся в сознании критика сопричастности явлению искусства, о котором он пытается судить, заключены корни его плодотворной работы.
Ей многое мешает.
Скажем, избыток журналистской бойкости пера и нехватка солидных театроведческих познаний. Уже отмечены различия рецензии в газете и в журнале. Они, однако, вовсе не означают, что бойкая журналистика практикующих газетных рецензентов обязательно и изначально должна противостоять степенной рассудительности журнальных критиков. Однако же внимательный наблюдатель замечает: "Критика окончательно разделилась на театральное репортерство и научное театроведение. Одни плохо образованны, но насмотрены. Другие— образованны, но не любят ходить в театр" (Н. Казьмина). Между тем, полуграмотный незнайка— нонсенс в критике! Ведь ни одно театральное явление, каким бы обособленным оно ни казалось, не может быть понято без осознания контекста — исторического, художественного, театрального, который требует знаний и еще раз знаний. Если в критике пропадает теоретическая основательность, значит, падает общий уровень театрального творчества.
Это, однако, не все. В норме содержанием критического высказывания никогда не может быть само это критическое высказывание. Замечу, что одна из самых профанирующих, унизительных для критики как рода литературной деятельности черт является самолюбование. Это выключает критику из общения с живым театром и — что не менее естественно — с живым читателем, могущим стать потенциальным зрителем театра. Потому что в общении "театр — критика — зритель" в нормальной ситуации всегда ощутимо присутствует еще один "собеседник". Этот "собеседник" — реальная, лежащая за стенами театра жизнь.
Увы, как бы нам это ни нравилось, по своей природе театр показывает картины жизни (ограничимся общей формулой) и представляет на сцене живых людей-актеров. По одному этому критик является одновременно исследователем искусства и исследователем жизни. Предлагаемая вниманию читателя книга, думается, раскрывает эту закономерность театральной критики как на материале отечественных постановок, так и при рассказе о гастрольных спектаклях наших иностранных гостей. Во втором случае с тем большей наглядностью, что по большому счету каждый привезенный в нашу страну спектакль всегда воспринимался и воспринимается как "окно" в "их" духовную, художественную, да, в конце концов, просто жизнь. Именно поэтому интровертность, самовлюбленность критика — это болезнь.
Все вышесказанное подразумевает вполне определенное представление о театральной критике. И вводный этот комментарий как раз содействует установлению, хотя бы минимальному, взаимопонимания между автором и читателями в этом вопросе.
Позволю себе высказать еще одно предположение: настоящая книга может послужить для читателей — начинающих критиков — своего рода профессиональным практикумом. Практикумом без вынесенных на поверхность сухих рекомендаций, без наукообразных формул, без обнажения логики предмета и способов критической деятельности. Речь, естественно, идет не об образцах, но о навыках. Образцы каждый пишущий о театре выбирает себе сам. Самые же умные и чуткие учатся у всех скопом, при условии, если сами чувствуют, чему стоит учиться, а чему— нет. Можно сказать, что книга может помочь узнать основы профессии, те типы и жанры статей, которые сегодня входят, скажем, в программу театроведческого факультета Российской академии театрального искусства (ГИТИС), где студенты сначала пишут короткие рецензии на спектакли, потом — развернутые, затем делают сравнительный анализ пьесы и поставленного на ее основе спектакля, сочиняют актерские и режиссерские портреты, наконец, учатся писать проблемные статьи. Как уже сказано, все эти типы статей читатель встретит в книге.
Автор ничему своих читателей не учит и ничего впрямую им не рекомендует. Он пытается показать некоторые рабочие варианты критической деятельности, продемонстрировать некоторые полезные для этой деятельности профессиональные рефлексы. Но при этом он твердо исходит из того, что театрального критика формирует в первую очередь его собственный опыт, собственные суждения. Однако, если хотя бы некоторые из работ, помещенные в этой книге, заинтересуют читателя не только тем, о чем и о ком они написаны, но и тем, для чего и как они в свое время писались, если хотя бы в отдельных случаях они сумеют сыграть роль своего рода камертона для творчества молодых, я буду считать свою задачу выполненной.
Читатель обратит внимание на. то, что в начало каждой из статей вынесена датировка ее написания. Это связано с двумя обстоятельствами. Между самой первой и самой последней из них пролегает целая творческая биография, и мне было бы важно, чтобы читатель это почувствовал. С другой стороны, я хотел бы, чтобы читатель воспринял труд критика как процесс, который неотрывен от развития театра, от времени, и в идеале, пока жив критик, никогда не кончается.
На мой взгляд, в этом тоже заключается один из небесполезных выводов этой книги.
Речь в последнюю очередь идет о приобретенных автором за эти годы профессиональных навыках, литературном опыте и так далее. Речь в первую очередь идет о том, как соотносится работа критика с движением времени, с его подчас весьма резкими поворотами, неожиданными изломами и даже разрывами. Это заставляет задуматься над тем, как профессиональный театральный критик, какого бы творческого маештаба он бы ни был, живой человек со своими художественными пристрастиями и отвержениями, со своими взглядами на то и на се, со своей собственной биографией, которую не переделаешь и заново не проживешь, как он "вписывается" в этот прихотливый и драматический рисунок жизни, как переживает эти изломы и разрывы. Односложно и однозначно тут не ответить. Но вдумчивый читатель, "осиливший" книгу, может найти кое-какие ответы. И это тоже одна из целей книги.
Она о театре, который есть главный и единственный ее герой.
