Владислав Петров - Древняя история секса в мифах и легендах
У народа лису, живущего бок о бок с китайцами, есть миф о морском моллюске женского пола, то ли осьминоге, то ли кальмаре, который днем прятался в сосуде с водой в доме некоего Гуа-цзы, а по ночам превращался в девушку. Хитрый Гуа-цзы девушку выследил и уговорил выйти за себя замуж; в приданое ему досталось множество скота и домашней птицы, которые молодая жена сотворила мановением руки. Оказывается, она была не просто моллюском, но еще и дочерью дракона, который передал ей по наследству кое-какие способности.
Одна на всех
Как можно заметить, женщины у ряда народов появились сначала в единственном экземпляре. Там, где мужское население можно было сосчитать на пальцах, и тем более если мужчина имелся один, существовал шанс, что между полами установится гармония. Но в случаях, когда мужчин было много, а женщина одна, обычно возникали эксцессы. Изголодавшиеся — хотя иногда не знающие, по чему именно, — мужики набрасывались на несчастное, порой толком еще не успевшее материализоваться существо и творили с ним бесчинства. Попутно они увечили друг друга и даже лишали жизни.
Внимательный читатель, конечно, тут же приведет обратные примеры, вспомнив перволюдей, которые, как он узнал из этой книги, мирно делили женщин, дарованных им высшими силами. Но во-первых, эти перволюди немногочисленны; во-вторых, они почти всегда родственники, что, согласитесь, несколько меняет дело — родственникам легче договориться; и, в-третьих, почти у всех народов, словно в противовес благостным историям о мужском братстве, существуют и мифы с совсем иным содержанием. В частности, мы рассказывали, как индейцы айорео коллективно, с всеобщим удовольствием, жили с женщиной-птицей и производили от нее потомство. Но есть и другой миф, который повествует, как те же айорео, однажды увидев женщину-сову на дереве, сорвали с нее юбку и выдрали все перья, а потом толпой, самым диким образом, изнасиловали ее и бросили в лесу. Читатель волен сам выбирать, с каким мифом ассоциировать упомянутый народ, — наше дело лишь сообщить факты.
Впрочем, вряд ли кто станет спорить, что женщины часто служили препятствием на пути к образцовой мужской дружбе. Поэтому по-настоящему сплотить мужчин в предвидении секса — при условии, что женщина в перспективе вырисовывалась только одна, — могло лишь понимание того, что в одиночку достижение цели затруднительно. Тут главным было достичь цели, а уж потом, если договориться не удастся, и потасовку из-за добычи устроить не жалко. Вот, скажем, индейцы коюкон узнали, что в лесу живет дух, когда-то бывший женщиной. Прежде они жили на особицу и удовлетворялись, кто во что горазд, а с этого момента соединились для совместной облавы. Духа отловили и сделали общественной женой.
Такое же единение, вызванное жизненными обстоятельствами, мы видим у арикена. Проснувшись, мужчины арикена обнаружили, что женщины обманули их и, воспользовавшись оказией в виде смерча, унеслись на небо. Из женского пола в племени осталась одна случайно позабытая маленькая девочка, спрятавшаяся под большим горшком. Какие были варианты у арикена? Либо устроить бойню в борьбе за обладание невинным ребенком, либо найти такое решение проблемы, которое устроило бы всех. Разум, к счастью возобладал, и девчонку, по совету божества, разрезали на части по числу наличествующих в племени мужчин и разложили по гамакам. Сделав дело, арикена отбыли в лес, а когда вернулись, в селении уже вовсю хлопотали женщины.
Тем же способом решили женскую проблему индейцы карири. Их миф добавляет только одну подробность: после того как культурный герой Туппарт убил и расчленил единственную каририйскую женщину, индейцы разобрали ее и каждый завернул свой кусочек в вату, без чего, если верить мифу, предприятие не могло увенчаться успехом. А так после возвращения с охоты — полный плезир...
Миф индейцев шаванте свидетельствует в пользу того, что для производства женщин в качестве исходного материала годились не только девочки или девушки в самом соку, но и древние старухи. Как-то мужчины шаванте так долго охотились, что женщины устали их ждать и превратились с тоски кто в свинку пекари, кто в грызуна капи-бару, а кто и в хамелеона. Вернувшись, охотники обнаружили только старушку, которая, вероятно уже предчувствуя свою участь, попыталась спрятаться на дереве. Они велели ей спуститься и стали совокупляться с ней самым извращенным образом; цитирую: «вводя пенисы во все места ее тела». А когда несчастная от такого обращения померла, опять-та-ки разрезали ее на части и разложили по постелям. С возникшими наутро женщинами шаванте уверенно зашагали в светлое будущее, а свинок пекари, бывших своих женщин, они теперь с удовольствием потребляют в жареном виде, поскольку не могут простить им бегства.
Надо отдать должное героическим девчушке арикена, женщине карири и старухе шаванте: они, сознавая свой долг перед историей, не сопротивлялись и даже давали, пока ворочался язык, указания по собственному убиению и расчленению. С другой стороны, сопротивляться все равно не имело смысла.
Эскимосы юпик, живущие на острове Сент-Майкл в Беринговом море, сохранили историю единственной в тех краях женщины, которая вышла замуж за одного юношу. Не успели они слиться в любовном экстазе, как явился сын вождя и стал тянуть новобрачную к себе. Но молодой муж не думал уступать, и они разорвали несчастную на части. Супругу досталась нижняя, а беззаконному супостату соответственно верхняя. Оба доделали своим половинам недостающие органы из дерева, и получилось очень даже хорошо. Правда, невестка вождя, как утверждается, плохо танцевала своими деревянными ногами, а жена юноши не умела рукодельничать, но в отношении деторождения у обеих был полный порядок. Их стараниями и заселился эскимосами остров Сент-Майкл.
Вообще надо сказать, что у эскимосов, в отличие от индейцев, привыкших расчленять своих подруг с чувством, толком, расстановкой, было в обычае раздирать женщин самым варварским образом. На Баффиновой Земле охотник Квала-сек взял себе в жены единственную женщину Путу. До тех пор пока они не начали заниматься сексом, никого это особенно не взволновало, но, понаблюдав за их экзерсисами, жениться захотели и другие эскимосы. Но все помалкивали, и лишь местный вождь, пользуясь служебным положением, попробовал Путу у Кваласека отнять. Результат был тем же, что и на Сент-Майкле: женщину разорвали пополам и каждому пришлось доделывать свою часть — причем в качестве материала здесь применялось не дерево, а моржовая кость. Но это происшествие послужило только прологом к главным событиям. Жену вождя, едва она оказалась в племени, стали делить еще и еще — перепало даже самому плохонькому мужичонке. Но поскольку вождю досталась верхняя часть Путу и делили соответственно ее, то все получившиеся женщины оказались бездетны. А вот жена Кваласека, состоящая почти целиком из влагалища, родила аж шестьсот детей. Ее стараниями и утвердился на Баффиновой Земле народ эскимосов.
А конец счастливый...
Миф индейцев чамакоко содержит столько деталей, что захотелось вынести его в отдельную главку. Из него следует, что хотя мужчины и поступали порой по-скотски, но и женщины тоже бывали хороши... Постараемся изложить его без больших сокращений, и да простит читатель многословие.
Поначалу у чамакоко женщин было много, и племя росло ураганными темпами. Но однажды женщины нашли у дороги тыкву, стали ее ковырять палками-копалками и доковы-рялись до того, что из тыквы полезли духи. Мир в то время был черно-белым, а духи оказались цветными, и на женщин это произвело такое впечатление, что они все, как одна, влюбились в духов, позабыв о мужчинах и детях. Мужчины же, похватав детей, в страхе перед духами разбежались и издали взирали на развернувшуюся в селении оргию. Спустя три дня сладострастные духи, однако, сменили ориентацию, затребовали к себе мужчин, и женщины — так духи заморочили им головы! — сами потащили своих благоверных, как те ни упирались, на сексуальное заклание. И духи принялись развлекаться с мужчинами, а женщины — это уже ни в какие ворота не лезет — начали насмехаться и над теми, и над другими. Это сильно не понравилось вождю духов Айштувенте, которая (это был дух женского пола) предложила мужчинам перебить неверных жен, пообещав взамен новых — таких, как ее собственная дочь. И в качестве образца Айштувенте предъявила изображение дочери.
Мужчины не прочь были решить проблему радикально; им, похоже, не очень нравилось то наблюдать, как жены наставляют им с духами рога, то самим выступать в качестве сексуального объекта. Без угрызений совести они заманили жен в специально построенный загон и там порешили.
Наутро, однако, вместо обещанных новых женщин они обнаружили только одну — это была дочь Айштувенте, которая на глазах у всех приняла облик оленя и ускакала в лес, где уже в виде женщины забралась на дерево и стала звать мужчин, чтобы они лезли к ней совокупляться. Дальше начинается такое, что хочется переложить всю ответственность на первоисточник: «Толпа направилась к дереву. Как подошли, то увидели, что женщина сидит среди ветвей, ноги широко развела и показывает вагину. Мужчины остановились и стали смотреть. '‘Поднимайтесь и начинайте!” — велела женщина. Мужчины полезли, но от возбуждения сразу же так забрызгали спермой ствол, что стали по нему скользить вниз. “Да по лиане же поднимайтесь! — учила женщина. — Спешить некуда, забирайтесь по одному”. Наконец один добрался до женщины и совокупился с ней. Его сменил другой, и так по очереди...»