Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений

Пройдут недели, месяцы и годы,
Как тень теней,
Ты не забудешь огненной свободы
Любви моей.

Когда погаснет, заревом пылая,
Вражда племен,
Когда живым приснится призрак рая –
Филадельфийский сон,

Мы встретимся в последнем страшном круге;
У роковой черты
Протянешь мне тоскующие руки –
Иная – ты.

И я узнаю, болью озаренный,
Тебя в себе,
Твой прежний лик, любовью повторенный
Наперекор судьбе.

Не счастья жду, но страшной полноты
Той радости, которой нет названья.
Неясные твои сливаются черты
В духовный облик нового страданья.
Он расцветает мукою живой
И с каждым днем, и с каждой песней
Склоняется всё ниже надо мной,
Всё вдохновенней и чудесней.

Мне прошлых лет – пылающих! – не жаль,
Отчаянья, любви, самозабвенья.
Над смертной мукой – звездное терпенье,
Над водной бездной теплится печаль.

Судьбе двурушной не покорен я
И не противлюсь. Мудрости уроки
Во мне, как сны, изменчиво глубоки.
Я сплю и вижу тени бытия.

Не проблеска, намека, – нет,
Не символа всемирного виденья,
Но полноту последнего прозренья,
Когда в себе увижу свет.

Прошли года с поспешностью хромой.
От тысячи пожаров легковерных
Лишь легкий дым. И умер я душой
Для слов возвышенных и лицемерных.

В моей душе ликует скорбный стих,
Как зарево над черным пепелищем,
Пока друг друга мы, как прежде, ищем
И отражаемся в глазах чужих.

Измученная негой бездыханной
Вся в золоте осеннего заката
Лежала ты. И медленные тени
Опять тебя ревниво облачали
В одежды сумерков неторопливых,
Но мне казалось в этот вечер дремный –
Меж нами разверзаются пространства.
Всё дальше ты. И мне нельзя коснуться
Тебя. Меж нами горы, реки,
Широкие бесстрастные долины,
Прохладные моря и небо, небо
С дождливыми слепыми облаками.

О, сколько раз, с тобою разлученный,
Воссоздавал тебя из Тьмы и страсти,
Но призрак твой выскальзывал, и руки
Я опускал бессильные. И снова
Холодные бескрайние пространства,
Где протекает медленное время,
Меж нами раскрывались. Лишь порою
В тревожных снах с улыбкою спокойной –
Какой я никогда не видел прежде –
Являлась ты. Когда же пробуждался –
Едва приметной золотою сетью
Дрожала ты, в эфире растворяясь,
И чувствовал я пламени дыханье
И быстрый холод закоцитной влаги,
Как будто в тайны смерти и рожденья
Я посвящен.

От тебя, как от берега медленно я отплываю,
Уходя в океан безнадежных времен,
И твой образ, твой голос навеки, навеки теряю,
Но звездою утраты одинокий мой путь озарён.

Так от смутного берега непримиренной отчизны
Отходил я когда-то в ещё непонятную даль,
Чтобы годы и годы скитальческой горестной жизни
Очищали потери и трижды святила печаль.

Так когда-нибудь в час непоправимой разлуки
Я навеки отчалю от милой земли голубой,
И, как крест над вселенной, созвездий расширятся руки,
И я всё обрету в отреченьи и буду навеки с тобой.

Как влажным воздухом и Адрии волной
Незримо окружен, любимая, тобой.
Тобою пьян, поет осенний виноград,
Над призраком твоим оливы шелестят.
Над милым призраком приморская сосна
Склоняется, шумит, и вторит ей волна.
В час равноденствия на отмели сырой
Усталый я уснул. Пугливый образ твой
Вошел в мой сонный мир. И были мы вдвоем –
В одном биении, в дыхании одном,
Сливаясь с глубиной взволнованных морей
И с полнотой небес, ты вновь была моей.
И ты ушла с зарей, прозрачна, как заря,
Лазурным пламенем в моей душе горя.

Как пережить мне смерть мою в тебе?
Какое этой муке дать названье –
Покорность? Безнадежность? Упованье?
Но ты в моей останешься судьбе,
Как серафим, что указует путь,
В смертельный холод звездный отступая.
О, если бы хоть раз еще взглянуть
В его глаза, горя и не сгорая.
И видеть тот же пламень голубой
Его очей – полуночный и властный,
Чтоб изойти восторгом, и тоской,
И музыкой, с уделом не согласной.

Запах кипариса, и сандала,
И увядших лет, и роз сухих.
Не сама ли эту песнь слагала,
Не сама ли повторяла стих
Безнадежный. И, ремней сандалий
Недостойный развязать твоих,
Вижу крылья, ощущаю дали,
Повторяю непонятный стих.
Миг один. И косы золотые
Растворятся в золоте зари.
Но в ларце, где дремлют дни былые,
Ты забудешь снова янтари.
Поспешить свидание не смея,
Буду долго, долго ждать, бледнея,
Колдовать над розою сухой,
И вдыхать запретные куренья,
И мешать святое нетерпенье
С медленной, покорною тоской.

Ты помнишь ли те полдни? Голоса
Смолкали птиц, пахло древесиной,
И падала смолистая слеза,
Прозрачная, как стих Расина.
Сжимали жадно цепкие плющи
Стволы высоких кленов, тонких сосен,
А в чаще пели скрытые ключи,
И музыкою приближалась осень.

В зеленые каналы и пруды
Глядели, не мигая, водяницы;
Касались заколдованной воды
Их неподвижные ресницы,
Лазури древней ветхая печаль
Дрожала в ясности полдневных звуков,
И поглощала медленная даль
Руины королевских акведуков.

По склону дымному в венке из мхов
Оторопелый фавн бежал, хромая.
Под аркою недвижных облаков
Внизу дремал дворец Ноайя.
И прославлял багряный гимн листвы
Барочный герб на полукруглой башне,
И замковые расплывались рвы,
И с будущим сливался день вчерашний.

Войди со мной в тот храм, в ту тишину:
Ты чувствуешь ли кленов колыханье
И голубую дремную волну
Неодолимого желанья?
Где грань последняя, где роковой предел
Земли, небес, и музыки, и тела?..
Ты помнишь ли, как полдень пламенел
И в воздухе ты таяла и пела?

Безумием душа поражена
И полнотой любви несовершенной
И жертвенной. Сама собой пьяна,
Она колеблет сон вселенной,
До звезд встает и поражает плоть,
Мгновениям дарует вечность.
Безумствует, стремится побороть
Богов убийственную быстротечность.

Как будто власть имеет всё вернуть
В счастливое довременное лоно
И кругом сказочным навек замкнуть
Холмы и башни Ментенона,
И Франции улыбчивую сень,
И лес из басен Лафонтена,
И лета ускользающую тень,
И запах смол, увядших роз и сена;

И сладострастья легковерный сон
Средь августовской музыки багряной,
Опаловый лучистый небосклон
Над изумрудною поляной, –
Как будто власть имеет превратить
В гимн торжествующий земного постоянства
Два сердца смертные, чтоб вечно жить
Вне времени, вне чисел, вне пространства.