Петр Попов - Режиссура. О методе
Быть конкретным в определении пикового момента действия, как это важно! Конечно, ясно, что «центральное событие» «Бесприданницы» Островского - бегство Ларисы с Паратовым за Волгу. Но где созрело это решение, в какой момент? В третьем акте столько эффектных, «ударных» эпизодов: и брудершафт Карандышева с Паратовым, и романс Ларисы, и согласие (на словах) Ларисы ехать за Волгу, и пьяный тост Карандышева... Но, на мой взгляд, все это не может быть признано тем кульминационным моментом, который решительно повернул судьбы героев, ибо это все, в основном, «слова, слова»... А вот когда после всего происшедшего Лариса, по приказу Паратова: «Собирайтесь!» - выходит «со шляпкой в руках» - так в ремарке - это уже поступок, это, действительно отъезд. Вот здесь свершается «центральное событие», здесь я бы искал все, средства выразительности, чтобы сделать этот момент подлинной кульминацией всего спектакля.
А как же быть с конкретикой определения поворотного момента, в том случае, когда автор сам «размывает» структуру сюжета, уводя «центральное событие» за пределы сцены, подобно тому, как это делает Чехов в «Трёх сестрах»? Здесь тоже надо бы додумать все до конца...
Пружина события «слух о переводе бригады» (по принципу «ведущего предлагаемого обстоятельства») пронизывает все факты третьего действия. Все происходит на фоне пожара (кстати горит квартал, где, судя по всему, квартируются военные: Федотик погорел, Вершинины чуть не сгорели), в доме полно народу, но тем не менее, есть признаки того, что не пожар стал главной причиной всеобщего смятения: доктор запил до пожара, Тузенбах вышел в отставку до пожара. Признаки тревоги не за других, кому надо сейчас помогать, а за себя видим и у Ольги, и у Маши, и у Ирины... Правда, все это «подводное течение», прорывающееся наружу внезапно, зато как выразительно!
Вершинин. Вчера я мельком слышал, будто нашу бригаду хотят перевести куда-то далеко. Одни говорят, в Царство Польское, другие - будто в Читу.
Тузенбах. Я тоже слышал. Что ж? Город тогда совсем опустеет.
Ирина . И мы уедем!
Чебутыкин (роняет часы, которые разбиваются). Вдребезги!
Пауза; все огорчены и сконфужены. И заканчивается акт той же тревогой:
Ирина. Оля! (Выглядывает из-за ширмы.) Слышала? Бригаду берут от нас, переводят куда-то далеко.
Ольга. Это слухи только.
Ирина . Останемся мы тогда одни... Оля!
Ольга. Ну?
Ирина. Милая, дорогая, я уважаю, я ценю барона, он прекрасный человек, я выйду за него, согласна, только поедем в Москву! Умоляю тебя, поедем! Лучше Москвы ничего нет на свете! Поедем, Оля! Поедем!
Занавес
Так как же быть с поворотом? Антон Павлович, чураясь внешних эффектов, поместил третий акт драмы между двумя действенными узлами: слухом о переводе бригады и самим реальным уже фактом. Получается, что люди, еще до конца не поверив слуху, совершают поступки, направленные навстречу пока еще только гипотетической беде. При этом их реакция на новость столь сильна, что будущая реальность уже никакой принципиальной роли не играет: Маша и Вершинин забыли обо всех условностях, Тузенбах бесповоротно вышел в отставку, Ирина решилась на брак с ним, Соленый так или иначе неизбежно будет драться с бароном... Конкретика выявления «второго плана» становится в этой ситуации особенно значимой.
Конечно, реальный центр сюжета «Трех сестер» - приказ о переводе бригады - находится в промежутке между третьим и четвертым актами. В этом случае Чехов поступил с «центральным событием» подобно тому, как в ряде пьес он это делает с «определяющим». Однако важно то обстоятельство, что происходит оно не внезапно, а готовится всем ходом третьего акта. Получается, что центральный событийный поворот пьесы растянут во времени, Чехов показывает его начало, зарождение и результат, опуская сам момент свершения. Так с Чехова начинается новая эпоха драматургии, эпоха создания иллюзии якобы непреднамеренно выхваченных эпизодов потока жизни. Преодоление драматургом видимой «интриги» в том, вероятно, и состоит, что события размываются во времени. Но сюжет от этого не перестает быть сюжетом и выявить его режиссеру все равно нужно. Значение внятной прописи сюжета для зрительского восприятия становится очень Наглядно, если представить третий акт «Трех сестер» вне слуха о переводе бригады. В этом случае все оказывается в нем разрозненным и необязательным, а четвертый акт с уходом бригады, с прощаниями и отчаянием, с гибелью Тузенбаха и финальным «Если бы знать, если бы знать!» - обрушивается внезапно на неподготовленного зрителя, оставляя его, вероятно, в полном недоумении. В такой драматургической структуре уже нельзя ограничиться анализом прямой и последовательной «цепочки фактов». Здесь есть событие и есть отдельные факты, с этим событием далеко не всегда связанные, есть индивидуальные линии поведения, поступки, также не обязательно событием спровоцированные. Увидеть за этими разрозненными обстоятельствами - единство, за частностями - целое, вот важнейшая задача анализа. Без этого не построишь сюжет, не отделишь главное от второстепенного...
Еще дальше, чем Чехов, по части борьбы с «интригой» пошел А.М.Горький. События в горьковских пьесах еще больше, чем у Чехова, затеряны в лавине фактов, обстоятельств, разговоров. Внешние факты - лишь провокация для выплеска наружу мощной энергии внутреннего конфликта. И чем незначительнее повод, тем ощутимее потребность «второго плана» вырваться наружу. По моему глубокому убеждению, вся так называемая «новая волна» драматургии в лучших своих образах (и, прежде всего, в творчестве Л.Петрушевской) вышла именно из горьковской, а не из чеховской традиции.
В качестве примера посмотрим, какие сюрпризы ждут режиссера при анализе горьковских «Мещан». В чем сюжет пьесы? - Старик Бессеменов теряет власть над своим домом, который он так тщательно создавал всю жизнь. Его домочадцы совсем не считаются с главой семьи, но до откровенных решительных поступков дело еще не дошло. И вот первый вызов: нарушая планы и представления Бессеменова, Нил и Полина решили пожениться, о чем открыто и прилюдно заявлено Нилом во втором акте («определяющее событие»). Дальнейшее развитие действия - фактически реакция на это событие вплоть до ухода Нила и Полины из дома в четвертом акте. Получается, что весь третий акт является шлейфом происшедшего накануне скандала: и бабьи сплетни, и изгнание отца Полины - Перчихина - Бессеменовым, и попытка самоубийства Татьяны, и даже «грехопадение» Петра - все это результат неожиданного заявления Нила. Ничего изменить нельзя, а смириться невозможно; бессилие порождает срывы и истерики тех, кто не желает принять новость, и зависть тех, кто хотел бы быть столь же свободен, да сил не хватает... Но одно дело сказать, а другое - исполнить, все ждут, что будет... И только после окончательного ухода Нила и Полины -»центральное» - все покатилось к полному развалу дома и одиночеству старика Бессеменова.
Конечно, в этом случае «центральное событие» сильно сдвинуто к финалу. Но таков замысел Горького: его интересуют бури, сотрясающие мещанскую семью, его волнует именно неспособность людей к поступку, К преодолению осточертевшего всем порядка. И достаточно одного, по сути пустякового, но реального и решительного шага, чтобы развалилась бессеменовская клетка.
Можно до бесконечности множить примеры поиска «центрального события» в пьесах разных Авторов, стилей, жанров, художественных направлений. Но, думаю, пора прервать это увлекательное занятие. Достаточно того, что за приведенными пробами разбора просматривается универсальный принцип: для правильного понимания любого сюжета необходимо выявить его «центр». Опять приходится вспомнить о том, что режиссеру необходимо воспитать в себе «чувство поворота». На центральный же поворот - нюх нужен особенно чуткий, ибо, как мы видим, поворот этот далеко не всегда торчит из текста, подобно горе на равнине. Нет, он затерян среди многих вершин, но найти его нужно - единственный! - абсолютно точно, иначе заблудишься...
IX
От «центрального события» действие стремится к «развязке», к тому, что называется «главным событием».
Почему «главное» в «развязке», почему неверно (хотя зачастую именно так и делается) называть главным то, что мы только что рассматривали как «центральное событие»? - Да очень просто! Если зритель увидел главное, то его интерес иссяк. Все! Дальше понятно, дальше смотреть нечего, можно собираться домой. Ну, на худой конец, досидеть до конца спектакля, чтобы похлопать артистам. Возможно, и скорее всего, это угасание Интереса зрителем не осознается, зритель не отдает себе отчет, почему с какого-то момента спектакля он заскучал. Но режиссер, ответственный за целостность восприятия своего произведения, должен уметь выстраивать его так, чтобы держать зрителя в Напряжении до самого финала, повышая интерес, выстраивая смены напряжения... Здесь нет речи о жанре, о большей или меньшей глубине содержания. Предмет интереса может быть разный, характер восприятия и природа эмоций разные, но интерес - обязателен. Вот уж воистину: «Все жанры хороши, кроме скучного».
