Людмила Черная - Антропологический код древнерусской культуры
Круг чтения служащих приказа был чрезвычайно широк, что доказывается наличием в библиотеке литературы самого разнообразного содержания, начиная с «Арифметики и геометрии» и кончая «Книгой певчей». С. А. Белокуров пришел к выводу, что указанные в описи 1673 г. 112 печатных и 6 рукописных книг на иностранных языках попали сюда путем целенаправленной закупки за границей либо путем конфискации частных собраний разных лиц и учреждений (например, 62 книги «латынских костельных, которые бывали у езовитов, а сысканы были те книги в Смоленску в приказной избе»[739] ).
Число переводчиков приказа на протяжении XVII в. колебалось между 15 и 22. Помимо служебных бумаг они переводили много разной литературы. Имена некоторых из них хорошо известны и даже прославлены в истории русской культуры: Н. Спафарий, Ф. Гозвинский, С. Чижинский, И. Тяжкогорский, Л. Гросс и др. Как известно, в качестве царской службы переводчики составляли «Вести-Куранты» – своеобразный информационный бюллетень типа газеты, содержащий сведения о всех крупных политических событиях в мире, особенно в Европе. Они принимали участие в переводе первых пьес русского театра, созданных пастором Грегори и другими авторами. Здесь отличился Стефан Чижинский, сделавший основной объем переводческой работы.[740] А сколько переводов они делали для себя лично?!
По инициативе А. С. Матвеева в бытность его главой приказа здесь началась особая деятельность по «строению книг» для царского двора. Они парадно оформлялись в 2–3 экземплярах с использованием миниатюр, декоративных рамок, виньеток, заставок, гербов и печатей. Издательская деятельность Посольского приказа подробно прослежена в работе И. М. Кудрявцева,[741] поэтому укажем только на самые важные факты. В 1672 г. появилась первая книга «Титулярник» (полное название «Книга о описании великих князей и великих государей царей...»), широко известная своими портретами правителей России, вселенских патриархов и русских, а также иностранных монархов. Текст «Титулярника» был составлен в приказе под руководством Матвеева, иллюстрации выполнили И. Максимов и Д. Львов (портреты), Г. Благушин, Ф. Лопов, М. Андреев (гербы и орнаменты). Начиная с этой прекрасно оформленной крупноформатной книги рукописные «издания» Посольского приказа выдерживались в избранном стиле. «Книга избрания на царство Михаила Федоровича» была украшена миниатюрами, нарисованными И. Максимовым и С. Рожковым. Идея избрания новой царской династии всей землей нашла отражение и в иллюстрациях, показывающих разные моменты Земского собора 1613 г. В следующей работе приказа – «Василиологионе» – подвиги русских монархов вписывались в мировую историю наравне с подвигами Александра Македонского и Юлия Цезаря. Любимому герою средневековой культуры – Александру Македонскому – была посвящена и отдельная книга («Александрия»). Остальные из известных изданий приказа 1670-х гг. касались более практических и технических вопросов («Книга огнестрельного художества», «Книга о триугольномерии и землемерии», «Книга о мельничном строении», «Скоты и звери», «Птицы», «Рыбы и гады»). Видимо, читателями этих книг были и царские дети.
Особую роль в подготовке переводных книг сыграл Н. Спафарий, бывший в то время домашним учителем сына Матвеева – Андрея. Используя «Энциклопедию» Альштеда из библиотеки приказа и другую литературу, он с помощью подьячего Петра Долгово «слагал те книги и сбирал из различных книг». Кроме того, он трудился над созданием «Хрисмологиона» (толкование пророка Даниила о четырех монархиях), переводом книги Лаврентия Хурелича «Родословие великих князей и царей российских», изданной в Вене в 1674 г., «Описанием преславныя церкви, именованныя святая София в Константинополе», «Арифмологионом» и др.
Можно привести и иные примеры участия Посольского приказа в развитии русской культуры нового типа. Так, среди рукописей второй половины XVII в. давно замечен сборник русских пословиц, подготовленный к изданию. Автор его пишет, что он сам видел за границей публикации пословиц «своима очима» (вместо буквы «о» в слове «очима» он нарисовал смешную рожицу); что русские пословицы тоже следует «издать типом».[742] Среди предполагаемых авторов этого сборника назывались Симеон Полоцкий, Евфимий Чудовский и другие лица. Вполне возможно, что им был кто-то из служащих Посольского приказа, на что указывает упомянутая приписка о видении подобных книг «своима очима» за границей.
В петровское время Посольский приказ продолжал большую переводческую работу, а язык его деловых документов был принят за образец для светской литературы по указанию Петра I. Дьяки и подьячие первыми откликнулись на призыв царя посылать детей за границу для обучения наукам и художествам. Как следует из челобитных 1698–1702 гг., вслед за П. Постниковым за рубеж уехали три сына дьяка Ивана Михайловича Волкова с целью «учитца где пристойно латинского и немецкого и иных языков и наук».[743] Самым талантливым из них оказался Григорий, выучившийся «говорить и писать по латыне, по-италиянски, по-французски да немногую часть и по-немецки», он был направлен в Париж для изучения математики, а затем в Венецию на два года. В 1711 г. он числился секретарем русского посольства во Франции.[744] Остальные два сына И. М. Волкова в науках не отличились: Петрушка был отправлен домой, чтобы продолжать изучение голландского языка в Немецкой слободе; Бориска оставался в Гааге и Париже некоторое время, но дальнейшая его карьера, видимо, не удалась. Помимо Волковых с подобными просьбами об отправке в «научение» за границу обращались П. Ларионов, П. Курбатов и другие служащие Посольского приказа.[745]
Русская молодежь, уезжавшая за границу учиться, привозила назад не только военные, морские, инженерные, медицинские, художественные навыки и знания, но и нечто большее – открытую манеру поведения, открытость жизни как принцип. Именно для них создавался первый город открытого типа – Санкт-Петербург. Вид подобных городов описал в своих путевых заметках П. А. Толстой, гравюры с изображениями улиц и зданий таких городов имели широкое хождение в России, описания и градостроительные чертежи тоже были известны, наконец, имелись личные впечатления Петра I от западноевропейских городов – все это наложилось на требования к строительству Санкт-Петербурга.
Новая столица европейского образца хотя и начиналась с Петропавловской крепости (то есть так же, как большинство древнерусских городов, начинавшихся с крепостей), однако то была дань традиции и Северной войне. Заложенные вскоре «перспективы» проспектов имели регулярную планировку, строго соблюдавшуюся. Дома были ориентированы по «красной линии» фасадами на улицу, а не так, как это было в средневековом городе. Важным элементом градостроительства становится предварительная планировка застройки, учитывающая не только здания, но и площади, сады, фонтаны. Главные площади – Сенатская и Дворцовая – тяготели к градостроительной оси Рима.[746] Дома имели парадные лестницы и всходы, начинавшиеся прямо на улице, ряды высоких окон, также выходящих на улицу, анфилады комнат, вытянутые параллельно улице. Все это отвечало органической потребности переходной культуры в организации открытого пространства города, жилых помещений, садов и парков. Дома как бы распахнуты навстречу улице или реке, каналам (которые тоже как улицы заполнялись глазеющими «прохожими»); они богато декорированы лепниной, скульптурой, рустом, карнизами и т. д. Торжественный приподнятый тон задают всему интерьеру лестницы, украшенные скульптурой, зеркалами, резьбой. Открытость соседствует с праздничностью, радостным настроем и восприятием жизни.
Новый тип города создавался для открытого образа жизни, с ассамблеями, карнавалами, триумфальными шествиями, фейерверками и т. п. Тот факт, что подобный образ жизни не совпадал с потребностью в нем горожан, был чужд большинству русских, кажется, не особенно смущал преобразователя, заставлявшего едва ли не силой боярство и дворянство принимать в своих домах бесконечную череду гостей. Петр I вводил ассамблеи именными указами, и это указное веселье на первых порах давало весьма сомнительные результаты. Однако, как показало исследование Л. Н. Семеновой,[747] новые формы быта постепенно проникали в верхние слои русского общества и становились потребностью души. Игровой элемент, рельефно проступающий в новом образе жизни («всешутейшие и всепьянейшие соборы», празднования Нового года, маскарады, театральные представления, карнавальные шествия и пр.), облегчал усвоение обществом и античной мифологии, и европейской беллетристики (в особенности любовно-авантюрного романа), и балетного искусства, и многого другого, что входило в арсенал открытого общества. Открытый дом потребовал изменения положения и функций хозяина и хозяйки. Если при приеме гостей в средневековой России хозяйка появлялась перед гостями-мужчинами лишь на минуту, поднося каждому чарку вина и принимая гостевые поцелуи, то теперь она, по выражению И. Е. Забелина, «покинула терем»[748] и оказалась в центре внимания. Функции хозяйки значительно расширились и видоизменились: она должна была постоянно присутствовать во время ассамблей, вести разговоры с гостями, танцевать, принимать комплименты от политичных кавалеров и т. п. Русские женщины довольно быстро освоились с новой ролью, что видно из свидетельств иностранцев и соотечественников. Вообще иностранцы, описывая Санкт-Петербург времени Петра Великого, подчеркивали его особую открытость.[749]
