Наум Синдаловский - История Петербурга в преданиях и легендах
С 1886 года подлинный кораблик находится в экспозиции Военно-морского музея, а на его месте, на Адмиралтейском шпиле, установлена точная копия.
Вокруг знаменитого кораблика витает множество мифов. Одни говорили, что внутри позолоченного шара под ним находится круглая кубышка из чистого золота, а в кубышке будто бы сложены образцы всех золотых монет, отчеканенных с момента основания Петербурга. Но открыть её сложно, потому что тайна секретного поворота, открывающего кубышку, якобы безвозвратно утеряна. Другие утверждали, что никаких монет в кубышке нет, зато все три флага на мачтах кораблика уж точно сделаны из червонного золота. А в носовой части кораблика хранится личная буссоль Петра I. Строились догадки и фантастические предположения о названии кораблика.
Одним удалось будто бы прочитать: «Не тронь меня», другим: «Бурям навстречу». На парусах кораблика действительно есть текст. На них выгравировано: «Возобновлен в 1864 году октября 1 дня архитектором Риглером, смотритель капитан 1 ранга Тегелев, помощник – штабс-капитан Степан Кирсанов». Шар же, или, как его называют, «яблоко», действительно полый. Внутри находится шкатулка, хотя и не золотая. В шкатулке хранятся сообщения обо всех ремонтах шпиля и кораблика, имена мастеров, участвовавших в ремонтах, несколько петербургских газет XIX века, ленинградские газеты и документы о капитальных ремонтах 1929, 1977 и 1999 годов.
Пётр заботился не только об оснащении военно-морского флота кораблями, но и о внешнем виде моряков. По преданиям, появляясь на судне, любил говорить: «Пекарей и лекарей с палубы долой!». Они были единственными, у кого повседневной одеждой были не форменные матросские рубахи, а партикулярные белые халаты.
Известно, что необычный покрой флотских брюк, расклешенных к низу, и с клапаном вместо ширинки, был введен в середине XIX века. Предполагалось, что так моряку легче их сбросить, не снимая обуви, при попадании в воду. Однако городской фольклор связывает появление клапана с именем Петра I. Будто бы однажды, гуляя по Летнему саду, император заметил в кустах голую задницу. Подойдя ближе, он увидел матроса со спущенными штанами, лежащего на девке. «Сия голая задница позорит флот российский», – проворчал император и ввел вскоре на флоте форменные брюки с клапаном, что позволяло матросам заниматься любовью, не снимая при этом брюк.
Размышляя о путях просвещения и распространения знаний в России, Пётр I обратился за советом к немецкому философу-идеалисту Готфриду Вильгельму Лейбницу. Одним из таких путей Лейбниц считал собирание всяческих редкостей и создание на основе таких коллекций музеев. Эта идея настолько захватила царя, что претворение её в жизнь стало не только государственным, но и глубоко личным делом Петра. Приводя в суеверный ужас невежд и ретроградов, Пётр издал указ «О принесении родившихся уродов». Коллекция начала складываться ещё в допетербургский период в Москве, куда свозились приобретённые царём и подаренные ему необычные вещи, инструменты, книги – всё то, что, по мнению Лейбница, «может наставлять и нравиться», а по выражению Петра, «зело старо и необыкновенно». В 1714 году коллекцию перевезли в Петербург и разместили в Летнем дворце, в специально выделенном для этого помещении, названном «Куншткамерой», что в переводе с немецкого означает «кабинет редкостей». Однако коллекция стремительно разрасталась и очень скоро была готова вытеснить из Летнего дворца его обитателей. В 1719 году её перевели в палаты опального к тому времени Александра Кикина на Береговую линию, вскоре переименованную в Шпалерную. Здесь, в Кикиных палатах, и открылся первый в России общедоступный музей.
Кикины палаты
Всю свою жизнь Пётр лично заботился о пополнении музея экспонатами. Так, по его распоряжению в Кунсткамеру было передано чучело павшего любимого коня императора, а также скелет его выездного лакея Николая Буржуа, необыкновенный рост которого равнялся двум метрам и почти тридцати сантиметрам. Пётр увидел этого человека, находясь во Франции. Уговорил приехать в Россию и сделал его гайдуком, или, проще говоря, личным лакеем. Через несколько лет он подобрал великану жену, чухонку из Лифляндии, которая, по некоторым свидетельствам, была ещё выше.
В 1724 году Николай Буржуа умер, и его скелет был передан в Кунсткамеру. Та же участь постигла и жену великана. Во всяком случае, голландский медик Джон Кук, живший в России с 1736 по 1750 год и оставивший воспоминания, пишет о посещении Кунсткамеры: «В одной из галерей в застекленном шкафу хранится кожа некоего француза – выдубленная и набитая. Это был самый высокий человек, какого я когда-либо видел. В другом шкафу был его скелет и штаны, изготовленные из кожи его жены, тоже выделанной».
О скелете Буржуа до сих пор в Кунсткамере рассказывают легенды. Однажды во время пожара, случившегося в музее, пропал череп этого скелета. Со временем ему был подобран более или менее подходящий череп. Однако с тех пор, как утверждают музейные смотрители, по ночам скелет Буржуа покидает своё место и бродит по Кунсткамере в поисках своего черепа.
Кунсткамера
Однажды, как рассказывает старинное предание, Пётр пришел в Кунсткамеру в сопровождении знатнейших людей. Указав на выставленные там редкости, царь будто бы сказал: «Теперь представляется полная возможность знакомить всех как с устройством тела человека и животных, так и с породами множества насекомых. Пусть народ наглядно видит богатство обитателей земного шара». Генерал-прокурор Сената граф Павел Иванович Ягужинский, имея в виду, что Кунсткамере нужна финансовая поддержка, чтобы приобретать новые редкости, предложил Петру взымать с посетителей плату по одному рублю. Это предложение не понравилось Петру «Нет, Павел Иванович, – сказал он Ягужинскому, – чем брать, я скорее соглашусь угощать каждого пришедшего чаем, кофе или водкой».
И действительно, вскоре главному смотрителю Кунсткамеры выделили 400 рублей в год на угощение посетителей. Этот обычай просуществовал долго. Как уверяет Якоб Штелин, ещё при императрице Анне Иоанновне посетителей угощали по желанию кофе, бутербродом или водкой, и Кунсткамера была открыта для всех без исключения сословий.
Но удаленность Кикиных палат от центра Петербурга снижала то значение, которое придавал Кунсткамере Пётр I. Поэтому одновременно с переносом коллекции из Летнего дворца в палаты казнённого Кикина начали подыскивать место для строительства специального здания. Однажды, согласно легенде, прогуливаясь по Васильевскому острову, Пётр наткнулся на две необыкновенные сосны. Ветвь одной из них так вросла в ствол другой, что было невозможно определить, какой из двух сосен она принадлежит. Такой раритет будто бы и подал Петру мысль именно на этом месте выстроить музей редкостей.
Кунсткамеру возвели по проекту архитектора Георга Маттарнови. В строительстве принимали участие и такие известные зодчие, как Н. Гербель, Г. Киавери и М. Земцов. Открытие нового музея состоялось в 1728 году. Говорят, достойное место в его экспозиции занял кусок той необыкновенной сосновой ветви.
Всемирно известная ясность планировки, четкость градостроительных линий и композиционная простота Петербурга удались далеко не сразу. До сих пор жива легенда о том, что Петербург возводился по единому плану с заранее продуманной сетью прямолинейных улиц, обе стороны которых застроены дворцами для знати и «образцовыми» домами для обывателей. Откуда Петру было известно о таких городах? Подсмотрел в Европе? Привиделось в мечтах и грёзах о своем парадизе, или земном рае? В народе жила легенда о колдунах из местных жителей, которые ведали о неком «святом месте – лабиринте, который помогал видеть будущее». Волхвы разводили вокруг лабиринта три костра и читали заклинания. И тогда «небо над лабиринтом разверзалось и превращалось в экран, отражающий будущее». Колдунов силой привели к царю и заставили произвести таинственный обряд. И когда небо над волшебным лабиринтом разверзлось, Пётр с удивлением увидел будущий Петербург, с улицами и проспектами, площадями и набережными, реками и каналами. Оставалось только запомнить и воплотить в жизнь. Вот почему, утверждает эта сказочная легенда, Пётр собственноручно вычерчивал планы и чертежи, «словно срисовывал все это начисто с какого-то черновика», сам руководил строительством и ревниво следил за ходом работ.
Угрозы в адрес не желавших строиться «по чертежу» повторялись раз за разом в многочисленных указах, с помощью которых Пётр пытался регламентировать застройку города. Плотницкие артели соревновались между собой за подряды на строительство в новой столице. Сохранилась легенда о трёх подрядчиках. Один из них объявил, что за свой труд возьмет всего десять копеек на рубль. Второй – только пять копеек, третий вообще вызвался начать строительство бесплатно, только из усердия к царю. Когда об этом доложили Петру, то он будто бы ответил: «Отдать подряд тому, кто берет по гривне на рубль, другому отказать, из-за пяти копеек нечего и трудиться, а третьего, как плута отдать на два месяца на галеры, сказав ему, что государь побогаче его».
