Анатолий Штейгер - Мертвое «да»
Обзор книги Анатолий Штейгер - Мертвое «да»
АНАТОЛИЙ ШТЕЙГЕР. МЕРТВОЕ «ДА»
Алла Головина. Предисловие
Анатолий Сергеевич Штейгер родился 7 июля 1907 года в отцовском имении Николаевка бывшей Киевской губернии. Семья Штейгеров принадлежала к старинному швейцарскому роду, одна из ветвей которого поселилась в России еще в начале 19-го века.
Его детство протекало летом в украинской усадьбе, зимой — в Петербурге-Петрограде, а затем — в Константинополе. Шестнадцати лет Анатолий начал самостоятельную жизнь. Судьба привела его сначала в Германию, а потом — в Париж, где он провел несколько лет и куда постоянно наезжал в предвоенные годы.
Путь в литературу он начал несколько необычно, — уже в раннем возрасте он пробовал писать исторические романы, которые несли на себе естественную печать детскости. Но с 16-17-ти лет он всецело посвятил себя поэзии. Среди его глубоких поэтических привязанностей — А. Блок и О. Мандельштам, Г. Иванов и А. Ахматова и, конечно же, Марина Цветаева, с которой он состоял в недолгой, но чрезвычайно интересной переписке.
Как человека утонченной культуры его одинаково привлекали и старина, и искусство, и экзотика, и природа. Совершенно естественно при этом, что так называемый «новый мир», будь то коммунизм в России или фашизм в Германии, вызывали у него поначалу грустную иронию, а под конец — ужас и отвращение.
У него, одновременно замкнутого и общительного, было мало близких друзей, но принимали его повсюду, и дружил он с людьми всякого званья и национальности.
Его короткая жизнь была часто мучительной и трудной, но всегда — на редкость насыщенной. «Все столицы видели бродягу», — писал он, — но ему были знакомы и старинные итальянские города, и албанская экзотика, и бессарабская или чешская деревня. Только война и болезнь заперли его в Швейцарии в последние годы жизни. Свою смерть он предвидел и предсказал. Умер А. С. Штейгер 24 октября 1944 года погребен в Берне в общей могиле с отцом и матерью.
Настоящее собрание стихов [1] было им самим подготовлено во время войны, когда, подавленный происходящим, он сознательно отказался от творчества.
СТИХОТВОРЕНИЯ
ЭТОТ ДЕНЬ (Париж, 1928)
Моей сестре
«Снова осень, и сердце щемит…»
Снова осень, и сердце щемит —
Здесь сильнее дыхание грусти.
Эти дни хорошо проводить
Где-нибудь далеко в захолустье.
Очертания острые крыш…
В небе ратуши темные башни.
Легкий сумрак… Стоишь и стоишь,
Заглядевшись на камни и пашни.
Вдаль уходят пустые поля,
Темнота опускается ниже…
Как ни странно, но все же земля
С каждым годом нам будто все ближе.
«Господи, я верую и жду…»
Господи, я верую и жду,
Но доколь, о Господи, доколь,
Мне терпеть душевную нужду,
Выносить сомнение и боль?
Каждому — заслуженный удел,
Каждому — по силам благодать,
Почему-то я лишь не сумел
В этом мире счастье угадать.
Только я… А в чем моя вина?
Только я… А в чем мои грехи?
Но одна отрада мне дана —
Я пишу рассказы и стихи.
И в стихах, рассказах, наяву,
Темной ночью, на рассвете, днем,
Я одно заветное зову,
Я тоскую только об одном.
Я не знаю имени его,
В памяти — неясные черты.
От Тебя ж не скрыто ничего,
Ты всесилен и всезорок Ты.
Все видать, я верую, с небес,
Небесам не надобно огня,
Сотвори же чудо из чудес —
Маленькое чудо для меня!
«Не надо сердцу старых скреп…»
Не надо сердцу старых скреп,
Мне путь иной теперь указан.
В поля, в поля! Червонный хлеб
Еще не скошен и не связан.
Не надо слов и звонкой лжи,
Простым останусь и веселым.
Благоуханье сонной ржи
Уносит ветер спящим селам.
В поля, в поля! Сиянье звезд
Залило радостную землю.
Не надо думать! Снова прост,
Я всех люблю и все приемлю.
«Идти за светлым от росы…»
Идти за светлым от росы
Холодным и звенящим плугом,
Поет последний вздох косы
Над голубым и влажным лугом.
А облака как журавли
Плывут в сияющую просинь,
Мы утомились, мы легли —
Нас опьяняет запах сосен.
И небо чище, голубей,
И мы покорнее и проще…
Летает стая голубей
Над засыпающею рощей…
«Как ветер — вперед и вперед!..»
Как ветер — вперед и вперед!
Но ветру — всегда непокорным.
Под легкою поступью лед
Становится зыбким и черным.
Под воду уходит стезя,
Взбирается льдина на льдину,
С одной на другую скользя,
Преграды разрушу и сдвину.
По льдинам, по хрупкому льду,
Как ветер, но ветра свободней —
На берег далекий взойду,
Покорный лишь воле Господней!
«Я в горах. Улегся зной…»
Я в горах. Улегся зной.
Ни о чем мечтать не надо,
В темно-синей чаще хвой
Бродит медленное стадо.
Запах праздничной земли —
Здесь смеются, а не пашут,
Яхта белая вдали
По волнам веселым пляшет.
Льется тихий лунный свет,
Блещет млечная дорога,
И тоски вчерашней нет,
Но и радости — немного…
НЕЖНОСТЬ
1. «Не в памяти, а в нежности…»
Не в памяти, а в нежности
Остался острый след,
Доныне по безбрежности
Лечу былому вслед
И думаю, и думаю,
Хоть знаю — не вернуть.
Благослови тоску мою,
Полуночная жуть!
2. «Памяти изменчивой не верьте…»
Памяти изменчивой не верьте:
Поседев, былое не отдаст.
Только нежность сохранит от смерти,
Никому на свете не предаст.
Только нежность. От прикосновенья
Родилась и выросла она,
Только быстрой нежности мгновенья
Опьяняют благостней вина.
Ей одной изверившийся, — верю,
Клятвой нерушимой не свяжу,
Самое заветное доверю,
Самое заветное скажу!
Quai Voltaire
Опять сентябрь, и воздух снова чистый,
И в бледном небе стынут облака,
Уносит вдаль безжизненные листья
Спокойная и мутная река.
Стена в стене. Вознесшиеся стены.
Чужой асфальт и холоден и сер.
На пьедестале у зеленой Сены
Скривил лицо насмешливый Вольтер.
Привычный шум. Шуршат автомобили.
Холодный свет сентябрьской синевы.
О, если б мы хотя на час забыли
Теченье величавое Невы!
И этот день… Его забыть нет силы,
Когда впервые, рано поутру,
Меня тропинкой снежной подводили
К надменному и грозному Петру.
Моей тоски и нерушимой веры
Я никому на свете не отдам.
Тоска, тоска! А черные химеры
Смеются на высокой Notre-Dame.
Pere-Lachaise
Пройдут года, и слабо улыбнусь
Холодными и бледными губами:
Мой нежный друг, я больше не вернусь
На родину, покинутую нами.
Мне суждено на чинном Pere-Lachaise
Глядеть в чужое палевое небо,
И я тоскую… Мраморных чудес
Прекрасней поле скошенного хлеба.
И этот холм, откуда поутру,
Лишь небосклон слегка порозовеет,
Так ясно видны села по Днепру
И ветерок благословенный веет…
Но я напрасно думаю и рвусь,
Мой нежный друг — неумолима тайна.
О, милая, покинутая Русь!
О, бедная, далекая Украйна!
ЦАРСКОЕ СЕЛО
