Александр Бадак - Всемирная история. Том 1. Каменный век
По всей видимости, медная статуэтка богомольца с большими круглыми глазами и бритой головой относится к периоду между 2500–1800 гг. до н. э. А одна из алебастровых ваз имеет отношение к типу, который был распространен в Месопотамии в конце III тысячелетия до н. э.
По мнению археологов, тонкие красные черепки, которые были как правило украшены низкими горизонтальными ребрами с просветом около двух сантиметров, принадлежали шаровидным горшкам с выпуклым дном и высотой тридцать-сорок сантиметров. Эти горшки, если судить по многочисленным осколкам, или были вообще без горла, так что яйцевидный сосуд завершался расширяющимся венчиком, или заканчивались коротким горлом с загибающимся наружу венчиком треугольного сечения.
Необходимо отметить, что барбарские сосуды были очень оригинальные, легко отличимые от сосудов, обнаруженных археологами в других древних странах. Вместе с тем, они очень напоминали сосуды, найденные несколько раньше в Диразском колодце.
Раскопки древнего храма продолжались.
Когда дворик храма был целиком расчищен, миру предстали три стоящие камня — один с объемным изображением бычьей головы. Все три камня имели сквозные отверстия.
Ни у кого из археологов не было сомнения, что здесь происходило заклание жертвенного животного.
Вскоре подтвердилась и догадка археологов, что храм трижды перестраивался, правда, с небольшими перерывами и одним и тем же народом.
По всей глубине раскопа можно было обнаружить одинаковые пузатые горшки, вылепленные из красной глины и украшенные горизонтальными ребрами. А в углу дворика второго по возрасту храма была найдена великолепная бычья голова, сделанная из меди. Как считают ученые, она представляла собой тип, родственный золотым и медным бычьим головам, которые были обнаружены в царских гробницах Ура, относящихся к 2500–2200 гг. до н. э.
Таким образом, эта находка позволяла более-менее точно определить возраст храма.
Вскоре барбарский объект изменился до неузнаваемости. К югу от храмового дворика было обнаружено несколько сооружений. Дальше — больше. «От южной стороны стены, — пишет Дж. Бибби, — прямо на юг спускались ступени. Идя по ним, мы испытывали волнение, какое неизменно внушают человеку ступени, ведущие в неизвестность. Однако после восьмой ступеньки лестница внезапно оборвалась. Дальше мы увидели стену, край которой был вровень с верхней площадкой лестницы. Вниз стена уходила намного глубже, чем уцелевшая нижняя ступенька, — на целых три метра. И она удивила нас своим необычным видом. С наружной, южной стороны — искусная кладка из тщательно подогнанного тесаного камня, а обращенная к лестнице внутренняя сторона — неровная, камни совсем не обработаны. Словно она не предназначалась для обозрения.
Так оно и было. Стена эта подпирала террасу; заполнителем служил белый песок. Выходило, что лестница старше стены, по ней поднимались в храм до того, как была сооружена терраса. Оставалось выяснить, куда по ней спускались».
Была расчищена опорная стена террасы, после чего археологи установили, что она продолжается на запад и на север. А вскоре была найдена и вторая лестница, которая шла навстречу первой в юго-восточном направлении. Подножия обеих лестниц могли бы столкнуться, если бы первая не оказалась отсеченной опорной стеной.
Археологи предприняли все усилия, чтобы побыстрее выйти на воображаемую точку соприкосновения двух лестниц, однако эта задача оказалась неосуществимой, поскольку вскоре лопаты наткнулись на кладку колодца.
Судя по найденным в колодце черепкам, он относился к более позднему периоду, чем сам храм. Но красота керамики оказалась удивительной. Черепки были обнаружены в большом количестве, и большинство из них представляли собой тонкостенную великолепную посуду. Среди обнаруженных черепков были вазы соломенного цвета, с узким горлом и двумя высокими ручками, почти сохранившийся очень больших размеров круглый горшок на четырех ножках, покрытый синей глазурью, а также несколько широких глазурованных мисок, которые были великолепно расписаны.
Продолжая раскопки, археологи вскоре обнаружили и прямоугольный каменный резервуар, поверх которого был сооружен колодец.
Прошло еще немного времени, и вскоре перед археологами предстала картина истории храма.
Таким образом, первоначально он находился наверху небольшого холма, и от него в южную сторону спускалась лестница, которая вела к источнику у подножия холма, с квадратным водосборником. Через некоторое время площадь храма расширили. До самого источника была сооружена терраса, а снаружи опорной стены была поставлена новая лестница, ведущая к резервуару.
Прошло еще некоторое время, и террасу продолжили до новой южной стены. Но поскольку источник оказался бы этой террасой закрытым, пришлось выложить на одном уровне с его поверхностью колодец, сохранив таким образом доступ к воде.
Когда же храм перестали использовать, скорее всего, оказался ненужным и колодец, который тогда и засыпали.
Вероятно, в исламском периоде этот колодец кто-то все же обнаружил, и он опять начал функционировать. Но позднее опять оказался засыпанным песком, в котором уже в нашем столетии и были обнаружены остатки великолепной посуды.
Бахрейнская крепость
Португальская крепость на протяжении многих веков господствовала над северной частью Бахрейна и северозападными подходами острову, — еще с тех времен, когда португальцы начали играть главенствующую роль в Персидском заливе и на торговых путях в Индию. В 1498 г., спустя шесть лет после того, как Колумб открыл Америку, Васко да Гама обогнул Африку и направился в Индию. На протяжении следующих двадцати лет португальцы утвердились на всех берегах от мыса Доброй Надежды и до Индии. В 1521 г. они смогли завоевать Бахрейн и с перерывами удерживали его вплоть до 1602 г.
По всей вероятности, где-то сразу после завоевания Бахрейна они и построили на высоком холме на северном побережье острова мощную крепость.
Так, по крайней мере, утверждали многочисленные источники.
Однако многие жители острова, в том числе и его правитель шейх Сульман, считали, что португальцы на самом деле не строили крепость, а только перестроили существовавшую до их прихода арабскую крепость.
Эта почти что легенда тем не менее заинтересовала археологическую экспедицию Бибби, которая недалеко от форта раскапывала барбарский храм. Любопытство Бибби подкреплялось еще и тем, что форт стоял на высоком холме, которые, как известно, довольно часто прячут в себе много интересного.
И вот когда через некоторое время археологи, как пишет Бибби, «ради интереса» раскопали несомненно европейскую прямоугольную угловую башню, оказалось, что она опирается на более древнюю круглую башню, причем, та относилась явно к арабскому типу.
Внутренняя часть этой башни представляла собой обширную полосу камня и нанесенного ветром песка, круто спадающую от крепостного вала к сравнительно ровной песчаной площадке посредине.
Раскопки были продолжены. И вот несколько лет спустя взорам археологов действительно предстала небольшая исламская крепость. Ее северная стена тянулась вдоль берега, а южная располагалась в неполных шестидесяти метрах от нее.
Были обнаружены и две «ванны» — конструкции длиной чуть меньше метра, с одним прямым концом и одним округленным. Сделаны они были из толстого слоя глины, снаружи и внутри обмазанного битумом. На дне археологи нашли два скорченных скелета, таким образом установив, что «ванны» не что иное как саркофаги, керамические гробы.
Погребения никак нельзя было отнести к мусульманским — они не были ориентированы в сторону Мекки, как положено хоронить правоверных. Значит саркофаги относились к доисламскому периоду.
Мало того, погребения, как установили археологи, явно появились позже прилегающих стен и пола с отверстиями. И этот пол не был первоначальным — могила пронизывала два пола, так что гроб покоился на третьем.
Все это и подтолкнуло археологов продолжать раскопки.
Один за другим снимались слои грунта, а керамика, обнаруженная в них, отдельно сгруппировывалась и описывалась.
Здесь необходимо отметить, что керамика служит археологам очень хорошим ориентиром. Пускай число комбинаций и видоизменений при работе может быть неограниченным, но на самом деле гончары в каждый отдельный период и в каждой отдельной мастерской в день могли изготовить не больше полутора десятка разнотипных сосудов, которые к тому же нередко обладают похожими признаками, так как сделаны из одного и того же материала, а также на одном и том же круге и обожжены в одной печи. Вероятность того, что гончар одного периода слепит сосуд, который потом можно будет спутать с сосудом, который относится к другому периоду и сделан другим гончаром настолько мала, что ей, как правило, пренебрегают.
