Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
Между тем обнаженное тело убитого князя было выброшено убийцами в сад на съедение псам. Несколько охранников строго следило за тем, чтобы никто не смел предать его погребению. Однако среди приближенных Андрея нашелся один киевлянин по имени Кузьмище, не побоявшийся открыто выразить сочувствие своему убитому господину. Сильными выражениями он сумел пристыдить ключника Анбала, и тот разрешил забрать тело князя и отнести в церковь. Но пьяные церковные сторожа не отперли дверь. Кузьмище вынужден был оставить тело в притворе (храмовой пристройке), накрыв его плащом. В таком виде оно пролежало целых два дня, пока в Боголюбово не пришел игумен Козьмодемьянского монастыря Арсений, который внес покойника в церковь, положил в каменный гроб и вместе с боголюбскими клирошанами отслужил заупокойную службу. На шестой день, когда мятеж мало-помалу утих, владимирцы, одумавшись, послали за телом Андрея. Народ во множестве вышел за городские ворота встречать траурное шествие, всем владимирским священникам велено было облечься в ризы и вынести из Успенского собора чудотворную икону Божией Матери. Когда вдалеке показались гроб князя и великокняжеский стяг, владимирцев захлестнул порыв позднего раскаяния: «Людье не могоша ся ни мало удержати, но вси вопьяхуть, от слез же не можаху прозрити, и вопль далече бяше слышати». Андрея торжественно похоронили в златоверхой церкви Успения Богородицы, «юже бе сам создал».
Перевоз тела великого князя Андрея Юрьевича Боголюбского из Боголюбова во Владимир духовенством и другими жителями города. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XVI в.Так окончил свою жизнь великий князь Андрей Боголюбский — первый крупный русский политик, не поддающийся однозначной исторической оценке. «Недобрая новизна» его личности бросилась в глаза еще В.О. Ключевскому. И хотя вопрос историка, «руководился ли он (Андрей. — С. Ц.) достаточно обдуманными началами ответственного самодержавия или только инстинктами самодурства»{215}, решается скорее в пользу «обдуманных начал», это не устраняет общего впечатления двойственности, которое производят фигура Андрея и результаты его деятельности. Он завершил киевскую эпоху русской истории и ушел из жизни, так и не сумев создать прочных устоев нового государственного порядка. Отечески любя свое родное Залесье, Андрей возвеличил его политически и одухотворил его пейзажи прекрасными городами и великолепными храмами. Но ради процветания своей отчины он готов был опустошить дотла другие русские земли. И даже в самом его «царстве», посвященном Божьей Матери, по воле Андрея или с его попустительства творились такие жестокости и безобразия, что множество людей могло сказать вместе с Даниилом Заточником: «Кому Боголюбое, а мне горе лютое». Умный, смелый, волевой человек, на голову превосходящий своих соперников, Андрей повел дела таким образом, что незадолго до своего конца стал свидетелем краха почти всех своих начинаний. Поборник политического «самовластия», он своей церковной политикой едва не привел к расколу Русской церкви на две независимые митрополии. В повседневной жизни Андрей стремился следовать нравственным нормам христианства, был набожен, нищелюбив и «не помрачи ума своего пьяньством». Но похоже, что его нравственные добродетели шли больше от головы, чем от сердца. Целиком занятый формальным соблюдением христианских заповедей и церковных предписаний, Андрей обращал мало внимания на внутреннее строительство души. Слишком многие его поступки говорят о душевной черствости и отсутствии подлинного милосердия и сострадания к людям. Поэтому, несмотря на широкую благотворительность и строгое благочестие, он не пользовался любовью ни народа, ни своего окружения; страх перед ним заглушал все другие чувства у его подданных. Андрей прожил всю жизнь с Евангелием в руках, но в таком полном и безнадежном отчуждении от ближних своих, которое обрекло его на страшную одинокую смерть и двухдневное посмертное одиночество — обезображенным, нагим, под пропитанным кровью плащом, в пустом церковном притворе.
Глава 6.
ДОМИНИРОВАНИЕ ВЛАДИМИРСКОЙ ВОЛОСТИ ПРИ ВСЕВОЛОДЕ ЮРЬЕВИЧЕ БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО (КОНЕЦ XII — НАЧАЛО XIII В.)
I
Когда тело Андрея наконец обрело упокоение в Успенском соборе, улегшиеся было страсти разгорелись с новой силой. Вслед за владимирским мятежом в Ростово-Суздальской земле встала двухлетняя усобица — первая за всю ее историю. С династической стороны она была похожа на княжеские распри в Южной Руси: точно так же, как и там, младшие дяди, братья Андрея, Михаил и Всеволод Юрьевичи, спорили со своими старшими племянниками, Мстиславом и Ярополком Ростиславичами. Но были и важные отличия, прекрасно отмеченные В.О. Ключевским: «…по ходу своему эта северная усобица не во всем была похожа на южные: она осложнилась явлениями, каких незаметно в княжеских распрях на юге. В областях южной Руси местное неслужилое население обыкновенно довольно равнодушно относилось к княжеским распрям. Боролись, собственно, князья и их дружины, а не земли, не целые областные общества, боролись Мономаховичи с Ольговичами, а не Киевская или Волынская земля с Черниговской, хотя областные общества волей или неволей вовлекались в борьбу князей и дружин. Напротив, в Суздальской земле местное население приняло активное участие в ссоре своих князей». Другой особенностью ростово-суздальской усобицы, пишет далее Ключевский, было то, что к династической склоке князей примешивалось соперничество старших и «мизинных» городов (Ростова и Суздаля с Владимиром и Переяславлем), «которые действовали даже энергичнее самих князей»{216}. К этому, вероятно, нужно добавить, что и сам исход этой усобицы решался не столько в столкновениях князей и их дружин, сколько в противостоянии городов, между которыми развернулась ожесточенная борьба.
После гибели Андрея города Ростово-Суздальской земли, совсем в духе новгородской вольности, решили сами выбрать нового князя. «Уведавши же смерть княжю, — сообщает Лаврентьевская летопись, — ростовци, и суждальци, и переяславци, и вся дружина от мала и до велика [здесь в смысле: простые и знатные мужи] съехашася к Володимерю». (Обратим внимание, что столичный статус Владимира, приобретенный им в годы княжения Боголюбского, пока никем не оспаривается.) На вечевом собрании всей земли положено было звать на княжение внуков Юрия Долгорукого, Мстислава и Ярополка Ростиславичей, хотя фактическое старшинство по смерти Андрея перешло к Михаилу Юрьевичу. Большое влияние на вечевой приговор оказал рязанский князь Глеб Ростиславич[398], которому Юрьевы внуки доводились шурьями. Его послы, приехавшие во Владимир, уговорами, обещаниями и угрозами склонили вече к избранию Ростиславичей[399].
Владимиро-Суздальская земля (по А.Н. Насонову)Все претенденты, — как Юрьевичи, так и Ростиславичи, — находились тогда в Чернигове, куда они прибежали после поражения союзной рати под Вышгородом. Когда им передали решение земского веча, Ростиславичи оказались в затруднительном положении. Они побоялись нарушить права дядей в их же присутствии и на общем княжьем совете возложили старшинство на Михаила Юрьевича, поцеловав на том крест из рук черниговского епископа. Князья договорились возвратиться в свою отчину всем вместе, а Михаил с Ярополком отправились наперед, дабы разузнать обстановку и образумить строптивое вече.
Между тем дела на севере приняли новый оборот. Ростовцы вдруг вспомнили о своем былом земском старшинстве и решили низвести Владимир на положение ростовского пригорода. Они воспользовались тем, что владимирская дружина, в количестве 1500 человек, прибыла в Переяславль, где собиралось ополчение Ростово-Суздальской земли с тем, чтобы не допустить приезда неугодных Юрьевичей. Здесь владимирцы оказались в меньшинстве и должны были подчиниться ростовцам, которые благодаря многочисленности своего городского полка верховодили над всем земским ополчением.
Когда Михаил и Ярополк пересекли границу Ростово-Суздальской волости и приехали в Москву, там их встретили ростовские послы. От имени земли Михаилу велено было оставаться в Москве, пока его не позовут; Ярополка же пригласили в стан земского ополчения. Ростиславич тайком от дяди поехал в Переяславль. Тем временем старший брат его Мстислав, видимо тоже по приглашению ростовцев, сел княжить в Ростове, вернув таким образом городу земское старшинство.
Видя, что племянники нарушили крестную клятву, Михаил направился во Владимир, где рассчитывал найти поддержку. Действительно, настроения владимирцев коренным образом поменялись. Возмущенные действиями ростовцев, они приняли Юрьевича и затворились в городе.