Пьер Губер - Мазарини
Саном кардинала Мазарини был обязан королю Франции (и Ришелье). Это главное новшество в жизни Мазарини, ибо без него вся дальнейшая карьера была бы невозможна.
Для достижения заветной цели понадобились три долгих года. Папа и его окружение использовали все предлоги, чтобы отсрочить возведение в сан. Маршал д'Эстре был бессилен: природная надменность и склонность к бахвальству заставляли его почти третировать Папу Урбана VIII. Мазарини, хорошо почувствовавший ситуацию, настаивал на отзыве посла, что и было решено в июне 1641 года, но д'Эстре вдруг сказался больным и покинул Рим лишь в августе, а его преемник Фонтене-Марей, человек более гибкий, прибыл только 4 ноября. Престарелый Папа, выигравший много времени, не мог бесконечно возражать таким могущественным людям, как король Франции и его министр: на папской консистории 16 декабря он сделал кардиналами 12 человек, в том числе Мазарини (Джулио было всего 39 лет). Составляя отчет для Ришелье, новый посол нашел замечательно точные слова: «Вы гораздо больше, чем Папа, сделали для сегодняшней церемонии!»
Заметим: у нас нет никаких доказательств, что Ришелье в тот момент намеревался — если он вообще когда-нибудь об этом думал — сделать новоиспеченного кардинала своим преемником. В то время герцог хотел использовать Мазарини главным образом в качестве доверенного лица на дипломатическом поприще: в январе 1642 года Мазарини урегулировал конфликт между итальянскими принцами касательно Пармы, Манту и Венеции. Ришелье планирует также послать Мазарини в Рим, чтобы тот уладил некоторые дела, касающиеся собственности министра подтвердить его функции настоятеля монастырей в Сито и Премонтре, важных и очень доходных и подготовить почву для конклава, который казался неизбежным из-за болезни Урбана VIII (напрасные хлопоты — Папа прожил еще два года). Впрочем, очень скоро все дела будут забыты — на первый план выходят дела Франции и здоровье Ришелье, однако поручения герцога доказывают, что за несколько месяцев до своей смерти он видел в Мазарини талантливого дипломата, особенно полезного в итальянских делах.
И все-таки кардинальский сан, полученный Мазарини, может показаться странным в конце XX века: кардинал, который никогда не был священником и не получал никаких более низких посвящений, однако в подобном положении побывали и принцы Савойские, и принцы Колонна, и один из Барберини, и даже Казимир Польский… Кроме того, не был похож ни на один другой город. Скажем больше: наш тонзурированный кардинал никогда полностью не выполнял тех условий, которые предусматривались в уложении Папы Сикста V, принятом в 1586 году (впрочем, Папа может своим указом определить и любые исключения из правил!). Мазарини никогда не приезжал «ad limina» (на порог) в Рим и не получал от Папы ни «titulus» (то есть документа, теоретически приобщавшего его к очень древнему христианскому культу), ни кардинальских перстня и шапки. Джулио несколько раз собирался, но ему все время что-то мешало. И все-таки Папа, как это было принято, отправил на церемонию «надевания пурпура» своего камергера, чтобы глава государства, где находилось новоиспеченное Преосвященство, мог вручить ему кардинальскую шапочку, «колпак»: Людовик XIII провел церемонию в соборе в Валансе[16] 26 февраля 1642 года (церемонию пространно описала «Газетт де Франс»).
Его Преосвященство кардинал Мазарини получил от Папы внушительное количество привилегий, бреве и решений, освобождавших его от исполнения обязанностей по отношению к Церкви, что позволяло ему работать на светскую власть, приобретать и передавать по завещанию имущество, размеры и цена которого превосходили богатства Ришелье. Сменившие Барберини во главе Ватикана Иннокентий X и Александр VII прислали Мазарини подтверждение всех полагавшихся ему льгот, хотя очень мало ценили кардиналаминистра, союзника протестантов и гугенотов, противников князей католической Церкви, столпов единственной истинной религии.
Ни одному из двух Пап так и не удалось заставить Мазарини служить мессу, но самое забавное заключается в том, что, будь Мазарини поздоровее, его вполне могли бы избрать Папой… Впрочем, тогда Джулио все-таки пришлось бы стать священнослужителем: возможно, он даже задумывался об этом — во всяком случае, в последние месяцы своей многотрудной жизни.
* * *Однако в 1640—1642 годах, к которым мы хотим теперь вернуться, ни Ришелье, ни Мазарини даже не задумывались о подобных перспективах. В начале своего пребывания во Франции Мазарини, который думал (или говорил, что думает) только о мирном конгрессе, который как будто должен был состояться в Кельне, последовал за двором в Амьен. Французская армия осаждала Аррас — в то время испанский город, который оборонял сильный гарнизон. Мазарини встретился здесь с французскими офицерами, знакомыми ему по Северной Италии. Город сдался 8 августа 1640 года после долгого упорного сопротивления. Это событие имело огромное значение: граница отодвигалась далеко за Сомму, что прикрывало столицу и делало маловероятным глубокое проникновение врага на территорию страны, как это случилось в 1636 году. Этот успех вкупе с другими одержанными победами заставил Ришелье больше полагаться на военные действия, а не верить в неопределенность успеха мирных переговоров. Вместо того чтобы послать Мазарини на Рейн, он отправляет его в Северную Италию (которую Джулио хорошо знал), где положение вновь обострилось.
Проблема оставалась в основном той же: необходимо было помешать испанским войскам идти через альпийские долины и Савойю в Тироль и Франш-Конте. Приходилось рассчитывать на пьемонтский «запор» и стараться сохранить несколько ключевых позиций: Вальтелин, Мантую, Пиньероль, да еще полезную дружбу герцога Савойского. Увы, ситуация стала очень шаткой.
Герцог Виктор-Амедей несколько раз разгромил соседей-испанцев Миланского герцогства, но в октябре 1637 года он умер, возможно, его отравили (впрочем, в те времена яд видели повсюду). Его веселая вдова Кристина, достойная дочь Генриха IV, стала регентшей и передала управление своему красивому любовнику, с которым состояла в самой длительной связи, — графу Филиппу д'Аглие. Регентша прислушивалась и к советам некоего молодого иезуита, мало симпатизировавшего Франции, а кроме того, была враждебно настроена по отношению к своим кузенам: один из них какое-то время был кардиналом (позже он женился), второй стал генералом испанской армии, которая вошла даже в Турин в июле 1640 года. Ришелье не мог смириться с подобным положением и послал на помощь Мазарини армию, которая отбила Турин в сентябре. Мазарини привез туда регентшу из Шамбери (прежней столицы), где она укрывалась. Теперь предстояло собрать по частям, сшить, так сказать, это герцогство, в основном франкоязычное, во французский альянс. Мазарини, который был хорошо знаком со всеми, начал с ареста графа Филиппа: его задержали, когда он покидал веселое застолье по случаю праздника святого Сильвестера[17] (сначала его держали в Пиньерольской тюрьме, затем — ради большей безопасности — перевезли в Венсенн). Регентша долго плакала, а потом заменила его еще более молодым любовником — в политическом отношении совершенно незначительным (об этом позаботился Мазарини). Он также подкупил, заплатив дорогую цену, принца Фому, который «продал свою шпагу» Франции. И все-таки ловкому дипломату понадобилось девять месяцев (он вернулся во Францию в июне 1641 года), большая ловкость и много денег (поговаривали, что часть он присвоил), чтобы урегулировать сложные савойские дела и кое-что еще. Ришелье без сомнения осознал под конец жизни исключительную ценность Мазарини-дипло-мата, который понимал абсолютно все, даже то, о чем не говорилось вслух. И герцог снова использовал его через год в еще более важном деле, связанном с заговором Сен-Мара.
Мазарини должен был отправиться на мирные переговоры в Мюнстер, а может быть вернуться в Рим, по еще более важному делу, но внезапно его пригласили сопровождать короля, кардинала-герцога и двор: они отправились в лагерь французской армии, которая воевала в Северной Каталонии и штурмовала Перпиньян. Оба покровителя Мазарини больны, страдают от сырости и лихорадки — Ришелье находится в Нарбонне — постоянно переезжают и находятся в переписке. Молодой Мазарини играет роль доверенного лица. Внезапно, в июне 1642 года, как гром среди ясного неба, случился заговор Сен-Мара.
Легкомысленный красавчик, которого сам Ришелье почти толкнул в объятия хозяина, с душой, жаждавшей платонической любви, по глупости стал участником серии заговоров, имевших целью — ни много ни мало — ликвидацию Ришелье и окончание той войны, которую с 1630 года называли бесчестной: тогда был раскрыт заговор святош, жестоко подавленный. В заговоре участвовали знатные дворяне, командовавшие отрядами вооруженных вассалов, авантюристы всех мастей, ловкие иезуиты, умевшие оставаться в тени, происпански настроенные святоши и, конечно, Мсье, брат короля Гастон Орлеанский, легкомысленный, предававший всех и каждого, столь же порочный, сколь и слабый, мечтавший о короне. Увы, ему пришлось оплакивать свою мечту после запоздалого рождения двух племянников. Заговор питали обещания короля Испании и испанское же золото. На сей раз Филипп IV и заговорщики, среди которых был герцог Бульонский, славный генерал, гугенот, хозяин Седана и окрестностей, подписали договор по всей форме. Ришелье получил копию договора, возможно, при тайном участии Анны Австрийской, которая «перешла» на сторону государства сына и выступила против брата.
