Н Евреинов - Тайна Распутина
Началось ли самодержавие Распутина... с низвержения Николая "большого" (т.-е. вел. кн. Николая Николаевича), - как это думает М. Н. Покровский 78 или раньше, об этом можно конечно спорить; бесспорно только то, что в один, далеко не прекрасный для России день, это самодержавие "сибирского авантюриста" стало вполне реальным фактом, на веки опозорившим и без того несчастный дом Романовых.
Распутин видел ясно, что дом Романовых - несчастный дом, ибо он возглавлялся ограниченным, слабовольным монархом, находившимся под влиянием вздорно-истеричной, недоброй, тщеславной и нерусской царицы.
Проникнув в этот "дом", как в свой, извлекая из него огромные для себя выгоды и привилегии и чая еще большие, - Распутин связал себя с царской семьей узами более прочными, чем кровные, связал себя с судьбой этой семьи, отлично понимая, что счастье ее - его счастье, что в тот день, как не станет Николая II и Александры Романовых, - не станет и его, Григория Распутина.
Сибирскому авантюристу нужно было захватить бразды правления в свои руки по той простой причине, что они находились в слишком ненадежных руках неудачливого монарха, который не знал ни своего народа, ни его ближайших правителей так, как их знал по своему прозорливый Распутин, с трепетом внимавший нараставшим волнам великой революции.
Он дрожал за трон, в страхе народного гнева, - дрожал потому, что свил себе слишком теплое и прочное, казалось ему, гнездо в самом укромном местечке этого трона.
Отдалить революцию, грозившую прикончить его "славные дни Аранжуэца", не дать ей разыграться и пасть на его собственную голову - было в прямых интересах Распутина. Достигнуть этого он мнил, в своей "мужицкой" простоте, укреплением твердыни царского самодержавия. И если царь не знал, как лучше всего пользоваться своей прерогативой, - Распутину, в их общих интересах, оставалось одно: взглянуть на царскую прерогативу, как на собственную. Отсюда в сущности и начинается самодержавие Распутина под маскою самодержавия Николая II.
Мы знаем, со слов С. П. Белецкого, что, "при каждой смене министра внутренних дел или председателя совета, поднимался вопрос о материальном обеспечении Распутина, какое исключало бы возможность проведения им дел, во многих случаях, сомнительного характера" 79; знаем, что министр А. Н. Хвостов и тот же Белецкий выдавали Распутину ежемесячные субсидии, имевшие целью подкуп "старца" в их карьеристических целях; знаем, что целый ряд аферистов и просто ходатаев за себя и других делали изрядно-крупные подношения Распутину в виде подарков, пожертвований и т. п., предназначавшихся "старцем" отчасти на дела благотворительности (ради широкой популярности), отчасти же на перестройку и омеблирование дома в с. Покровском, улучшение своего хозяйства и прочие "собственные нужды".
Но, зная всё это, мы тем не менее глубоко поражаемся той близорукости, с какой подобные Палеологу или С. П. Мельгунову современники Распутина взирали на последнего как на подкупленного агента Германии, как на какого-то "мошенника", которого банкирам Манусам и Рубинштейнам легко удавалось обращать взяткой в "слепое орудие" их финансовой политики.
Распутин, отнюдь не брезгуя "чужими" деньгами 80, был разумеется гораздо требовательней, чем это полагали в своей наивности и тот же посол Франции, и многие другие. Хитрому "старцу" нужна была прежде всего безопасность трона, негласно им самим занимаемого, нужно было укрепление царского престижа, вот-вот готового рухнуть под угрозой полчищ Вильгельма II, нужно было спасать царя" а главное себя, себя самого, связанного с царем и его казною, сулившими куда большие блага, чем те, что были в распоряжении какого-то Мануса, который "обеспечивал связи с Берлином". - Вот где надо искать причину поворота Александры Федоровны, находившейся под полным влиянием Распутина, в сторону сепаратного мира с Германией (намек на который мы находим уже в письме царицы от 17-го апреля 1915 г., где она цитирует Николаю II послание своего брата вел. герцога Эрнста-Людвига с предложением "начать строить мост для переговоров").
Что ко времени войны 1914-1916 г. г. Распутин окончательно овладел директивой всей государственной и церковной жизни России и что Илиодор, называя его "неофициальным русским царем и патриархом" 81, не слишком фантазировал, в этом теперь - после опубликования целого ряда документов, относящихся к эпохе "распутиновщины" - нам не приходится, пожалуй, сомневаться ни в малейшей степени.
За недостатком места в настоящем очерке для планомерных доказательств сказанного, мы ограничимся лишь несколькими фактами, как наиболее яркими и несомненными примерами самодержавия Распутина.
О том, что в делах церкви Распутин стал для духовенства "царь и бог", мы можем заключить не только из земных поклонов В. К. Саблера, отвешенных Распутину за назначение обер-прокурором Синода, не только из победы Распутина над еписк. Гермогеном и т. п., но и непосредственно со слов самой царицы Александры Федоровны, из письма которой (12 ноября 1915 г.) мы узнаем, что от Распутина действительно зависело назначение любого из угодных "старцу" пастырей" на любой из высших постов, кончая митрополичьим! - "Душка, - пишет "благочестивейшая" Николаю II, - я забыла рассказать тебе о Питириме, экзархе Грузии... он человек достойный и великий молитвенник, как говорит наш Друг (т.-е. Распутин)... Он (Распутин же) просит тебя быть твердым, так как Питирим единственный подходящий человек. У Него (Распутина) нет никого, кого бы он мог рекомендовать на место Питирима... Затем Он просит тебя немедленно назначить Жевахова помощником Волжина. Он... в совершенстве знает церковные дела. - Это твое желание, - ты повелитель".
Поистине отменны, но своему цинизму, последние слова А. Ф.: "это твое желание". - Так "желал", оказывается, когда нужно было Распутину, самодержец "всея России" Николай Александрович.
Легко представить себе, в каком дурацком положении оказались при этом назначении - impromptu, министр внутренних дел А. Н. Хвостов, со своим кандидатом - архиепископом тверским, и С. П. Белецкий, с своей рекомендацией епископа могилевского, - претендентами на кафедру митрополита, получившими "санкцию" от самой "всемогущей", казалось бы, А. А. Вырубовой 82.
"Когда Распутин умер, - пишет Белецкий, - я был в день его похорон вечером у владыки (Питирима), и тут я понял, насколько велик был для него гнет Распутина" (курсив наш, Н. Е.) 83.
Об этом гнете можно судить хотя бы по тому, что даже в таких важных, с религиозной точки зрения, вопросах, как, напр., "всероссийский крестный ход", - и здесь даже Распутин ухитрялся вырывать инициативу из рук того, кому она по праву, казалось бы, принадлежала.
- Он тебя настоятельно просит, - пишет про Распутина царица своему супругу 12 июня 1915 г., - поскорее приказать, чтобы в один определенный день по всей стране был устроен всероссийский крестный ход с молением о даровании победы... пошли свое приказание по телеграфу (открыто, чтобы все могли прочесть) Саблеру... Пусть приказание исходит от тебя, а не от Синода.
Замечательны эти выражения в письмах Александры Федоровны: "просит тебя немедленно" (подчеркнуто!), "настоятельно" (подчеркнуто!) и "поскорее" (подчеркнуто!), передающие царю волю истинного "монарха". Николаю II не дается даже времени обсудить хорошенько, подумать, пораскинуть умом. Истинному самодержцу некогда да и не охота валандаться с тугодумным царем, и он шлет ему свои внушения через подручную, то бишь царицу, в порядке боевого приказа.
Правда, бывали случаи и неповиновения Николая II истинному самодержцу России; так, однажды он позволил себе иметь собственное мнение в выборе министра внутренних дел (вместо Щербатова), и почему-то воспротивился сначала назначению Хвостова, бывшего другом Распутина. Но эти случаи были сравнительною редкостью и временное "неповиновенье" обычно быстро ликвидировалось внушениями царицы, под диктовку Распутина. "Гр. (Григорий)... дал нам понять, что Хвостов подойдет", - писала Александра Федоровна Николаю 16 сент. 1915 г. "Я 4 раза тебе телеграфировала о Хвостове", напоминает она мужу на следующий день (17 сент.), "но ты не ответил". Она пишет ему вновь и вновь, пока не добивается исполнения воли того, чье "желание ее преследует" (по ее собственным словам).
Назначение А. Н. Хвостова, наконец, состоялось. Казалось бы, что "старцу" осталось только радоваться "царской пляске под его дудку". Но не тут-то было! - "самодержец" раскапризничался: зачем назначили в его отсутствие!
"Не только я и А. Н. Хвостов, - пишет С. П. Белецкий об обеде, данном в честь вернувшегося из поездки Распутина, - но и кн. Андроников и Червинская, хорошо его знавшие, были поражены происшедшею с ним переменою: в нем было гораздо больше, чем ранее, апломба и уверенности в себе. Первыми же своими словами Распутин дал нам понять, что он несколько недоволен тем, что наше назначение состоялось в его отсутствии, и это подчеркнул князю, считая его в том виноватым. Однако, оказалось, что этот упрек и Хвостов и Андроников предвидели, и князь с усиленной любезностью парировал этот удар, рассыпаясь в комплиментах и изъявлении чувства благодарности за его поддержку наших назначений, и трогательно благодарил его за приезд именно теперь на первых шагах нашего вступления в должность, так как отныне его советы и поддержка при дворе поставят нас на правильный путь и охранят от ошибок, которые нам могут быть поставлены в счет на верху и т. д." 84.
