Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Борозняк Александр Иванович

Опираясь на архивные документы, историки отмечают, что после нацистского государственного переворота «дипломаты, приспосабливаясь к режиму, не выражали явного протеста против практики репрессий и насилия». Авторы книги «Министерство и прошлое» подчеркивают: «Цели большинства влиятельных дипломатов совпадали с правительственным внешнеполитическим курсом… Гитлер в решающей степени воздействовал на курс, методы и темпы внешней политики, оставляя чиновникам внешнеполитического ведомства ежедневную рутинную работу» [1148]. В книге неоднократно используется термин Selbstgleichschaltung («добровольная унификация»), означающий «ощущение себя частью существующего строя».

Чиновники германского внешнеполитического ведомства поддержали приход Гитлера к власти. Министр Нейрат и статс-секретарь МИДа Вайцзеккер (позднее посол в Швейцарии) были демонстративно приняты в ряды нацистской партии и СС. В ходе преследования немецких антифашистов-эмигрантов МИД фактически исполнял роль филиала гестапо. В октябре 1934 г. было предложено осуществить аналогичную унизительную процедуру относительйо находившегося в Швейцарии классика мировой литературы Томаса Манна. В книге впервые опубликована подробная переписка по этому поводу германского посла в Швейцарии Вайцзеккера с берлинскими учреждениями. В декабре 1936 г. Томас Манн был лишен имперского гражданства, его имущество и банковские счета были конфискованы.

В книге «Министерство и прошлое» обстоятельно раскрыта активная роль нацистских дипломатов в подготовке и осуществлении «аншлюса» Австрии, Мюнхенского соглашения и захвата Чехословакии. Сотрудники внешнеполитического ведомства «с энтузиазмом включились в преследование евреев», «занимались делами, которые не имели ничего общего с дипломатией»; они несут ответственность за геноцид еврейского населения на оккупированных территориях и в странах-сателлитах.

В ходе подготовки «плана Барбаросса» в аппарате МИДа был создан специальный «русский комитет». 21 мая 1941 г. в ведомство Розенберга (имперское Министерство по делам оккупированных восточных территорий) был направлен представитель МИДа Бройтигам.

В его меморандуме от 17 июня 1941 г. было недвусмысленно сказано: «В соответствии с приказами фюрера необходимо осуществить все меры по незамедлительному и эффективному использованию в интересах Германии оккупированных областей… Поход против Советского Союза является мероприятием крупнейшей исторической значимости. Он должен навсегда покончить с опасностью, которую представляет для Германии сильное, экономически развитое и организованное государство».

В августе 1940 г. шеф главного управления имперской безопасности (РСХА) Гейдрих предлагал чиновникам МИДа «подготовить депортацию всех евреев из оккупированных районов и проверку того, экспроприировано ли их имущество». Через месяц Гейдрих подписал директиву о том, что «все вопросы», касающиеся депортации и уничтожения евреев в странах, оккупированных рейхом, СС следует «решать при непрерывном сотрудничестве с внешнеполитическим ведомством». МИД практически действовал как «рабочий штаб для осуществления предварительных мероприятий для окончательного решения еврейского вопроса».

Новые, принципиально важные, документы анализируются в разделе книги «Еще раз против Востока». Начиналась холодная война, и для Управления стратегических служб США особый интерес представлял опыт бывших германских дипломатов, работавших в разное время в СССР. В июле 1945 г. в Висбадене (американская зона оккупации) с этой целью была создана «специальная миссия по опросу германского персонала». Интернированные дипломаты содержались в привилегированных условиях и дали американцам такие показания, которые те желали получить. «Наблюдения экспертов о русском фронте и России носят исключительно ценный характер», — утверждали американские кураторы нацистских дипломатов. Как отмечают авторы труда «Министерство и прошлое», участники «опросов» небезуспешно стремились «защитить от обвинений МИД и вермахт», «разжечь конфликт между американцами и русскими» с тем, чтобы «приписать московскому руководству агрессивные намерения». В качестве «эксперта по России» выступал военный преступник Бройтигам. Особым спросом у американских спецслужб пользовалась трактовка «экспертами» нападения Германии на СССР как «необходимого шага стратегической самозащиты». Все это, подчеркивают издатели монографии, «хорошо вписывалось в концепцию американцев». В отчете о деятельности висбаденской группы (начало 1946 г.) сотрудники американских спецслужб утверждали, что США необходимо обороняться от «агрессивных поползновений русских», а «западная часть Германии должна быть восстановлена в качестве оплота против коммунизма» [1149].

В первые послевоенные годы из 129 ведущих чиновников прежнего МИДа успешно прошли денацификацию 114. Лишь 15 (да и то большинство на время) не были допущены в состав воссозданного в 1951 г. западногерманского дипломатического ведомства. Авторы коллективного труда пришли к следующему принципиальному выводу: «Денацификация МИДа стала результатом гигантских усилий по снятию обвинений», что привело к «ползучей реставрации внешнеполитического ведомства» [1150].

Среди откликов немецкой прессы, посвященных отчету международной комиссии, выделяется точностью оценок статья еженедельника «Die Zeit», в которой сказано: «Результат этой работы в сопоставлении с тем, что мы знаем о национал-социализме и его воздействии на послевоенную Германию, не является сенсацией. Но, без сомнения, это одно из самых важных исследований последних лет в сфере современной истории… После юстиции, вермахта и различных хозяйственных структур пришла очередь конфронтации с таким относительно закрытым учреждением, как МИД, с его приукрашиванием своего прошлого». О дипломатах Третьего рейха в статье говорится: «Они рассчитывали играть в игры с дьяволом и проиграли, потому что оказались актерами дьявола» [1151].

Полностью оправдался прогноз газеты «Die Zeit»: консервативные ученые, которые «до сих пор занимали привилегированную позицию в разработке истории МИДа», несомненно, будут по-своему реагировать на брошенный вызов [1152]. На страницах «Frankfurter Allgemeine Zeitung» Райнер Блазиус выступил против «обвинений и подозрений» по отношению к бывшим немецким дипломатам. По его мнению, книга написана под прямым воздействием «восточногерманских пропагандистских акций» 1960-х гг. [1153] С точки зрения Кристиана Хакке, в коллективном труде «нет ничего нового», а данные о поддержке дипломатами нацистских преступлений являются «односторонними»: они вынуждены были «участвовать, чтобы предотвратить худшее». С точки зрения Хакке, и сегодня представляется опасной «дискредитация внешнеполитической элиты старой ФРГ» [1154].

Издатели книги «Министерство и прошлое» ответили критикам проекта в статье за четырьмя подписями, опубликованной в газете «Süddeutsche Zeitung». Проект «растревожил больной нерв общества», поскольку речь идет об «усилиях и механизмах, при помощи которых немцы, по крайней мере их элиты, пытались освободиться от ответственности за преступную политику национал-социализма». Что касается критиков проекта, то они «повторяют основные элементы легенды, которая была сконструирована после 1945 г,» и «противоречила фактам и достижениям исторической науки» [1155].

12 января 2011 г. мне довелось стать участником диспута между профессорами Норбертом Фраем и Кристианом Хакке. Просторный зал Католической академии Мюнхена был переполнен. Если Фрай обращался к публике спокойно (едва ли не бесстрастно), опираясь на многочисленные документы, то речь Хакке была эмоциональной и наполненной упреками в адрес авторов проекта. При этом Фрай и его соавторы предстали в качестве воплощения ненавистного консерваторам «духа 1968 г.» с его «антиэлитарными приоритетами». Аргументация Хакке фактически свелась к повторению установок «мумий» образца 2005 г. Один из его главных тезисов: необходимость «понимания вынужденных обстоятельств», в которых находились дипломаты рейха — «комбинации сотрудничества, приспособления и противостояния». Симпатии зала по ходу дискуссии распределились практически поровну. Справа от меня сидела пожилая пара, безоговорочно принявшая сторону Хакке, а слева — университетский профессор и его ассистент, занявшие противоположную позицию.