Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)
Кирилл обошел автомобиль кругом.
- Все исправно?
- Горючего полный бак и бидон. Запасных два ската. Слабое место мотор. Изношенность порядочная. Но, как говорится, господь не выдаст...
У Виктора Семеновича выработалась за последний год блаженная улыбочка, выражавшая нечто среднее между простодушием рубахи-парня и умилением льстеца.
Кирилл взглянул на него пристально:
- Мы будем требовать с вас, а не с господа.
- Понятно. Я ведь только ради поговорки...
Зубинский предложил Извекову переднее место, но он сел позади рядом с добровольцем. Посмотрев на часы, он приказал ехать.
В пути на машине есть время многое заново понять, охватить успокоенным взором происходящее. Толчок к размышлениям дают прежде всего пространства.
За Саратовом они то унылы, то даже грозны своим однообразием. Едва миновали небогатые пригородные рощи насаждений - возрастом немногим больше полутора десятка лет, - как потянулись лысые холмы, разделенные оврагами, с нищими купами тополей и ветел около разбросанных на версты и версты селений. Надо было бы обсадить дороги березой, раскинуть по низинам темные дубовые леса вперемежку с мохнатой сосной - прикрыть охровую наготу земель питательной тенью бора. Как вольно вздохнули бы нивы, если бы извечные степные ветры вместо жгучей суши принесли бы на пашню и рассеяли боровые туманы! Как сверкнули бы поднявшиеся в буераках зеркала родников, как заиграли бы на заре росы, какой звон подняли бы речки! Это была мечта безвлажных пространств, расстилавшихся перед Кириллом. С детских лет он разделял тоску своего края, грезил о дубравах на этом нескончаемом плато. Теперь, припоминая из детства, какими он себе рисовал будущие леса, Кирилл удивился. Фантазия уносила его тогда в парки причудливых тропических растений, словно приподнятых над землей и оберегающих ее пышно соединенными кронами аллей. Эти странные парки возникали в воображении скачком - оно отталкивалось от голых степей и попадало прямо в кружевное плетение лиан. Мечтателя не занимали переходы. Вдруг степи покрывались парками. Как парки сделались - неинтересно. Фантазия наслаждается спелым плодом, не заботясь кто насадил и вырастил его. Сорви и вкушай, плод сладок и душист, хотя бы плод далекого будущего, а печальные глины, поросшие полынью, отвращают от себя неискушенную мысль. Сейчас Кириллу казались удивительными похожие на каменноугольную флору тропические декорации, увлекавшие детский ум. Он занят был тем, что в детстве не существовало для воображения. Он думал о переходах - о том, что надо сделать для обогащения степей. Как напоить их? Какие деревья насадить по оврагам, какие на холмах? Где та порода, которая устоит от суховеев? Сколько ветряков, сколько водочерпалок соорудить в уезде, чтобы он из степного стал лесным? Как объединить деревни, села и повести их к преображению земли? Довольно ли десяти тысяч людей, чтобы создать уход за десятью миллионами деревьев? Много ли это, мало ли - десять миллионов? Через какое время лес перестанет требовать у человека влаги и сам станет ее источником? Нет, это была не мечта о переустройстве края, и может быть, это нельзя назвать даже думами, а только решением задачи, расчетом, черновым вычислением. Мечта устройства будущего становилась делом устройства, мечтатель становился делателем. И все-таки, все-таки! - вдруг мелькали в уме Кирилла разросшиеся дубравы, и где-то очень, очень далеко за синевой лесов на один миг приподнимались над землей гигантские тропические парки детства.
А дорога извивалась вправо и влево, змеилась вверх и вниз, не боясь наскучить, не заботясь о какой-нибудь пище для мечтаний. И то желтые глинистые, то бледные меловые круглоголовые холмы чудились пузырями, вспухшими на чреве земли от солнечного ожога. Поля уже повсюду убрали, и только кое-где поблизости деревень кучились бесцветные скирды.
Зубинский медленно обернулся, неуверенный - можно ли нарушить чересчур долгое молчание.
- Я хотел спросить, товарищ Извеков, как прикажете мне именоваться?
Кирилл, словно пожалев, что мешают его мыслям, не отозвался, разглядывая длинное и будто изогнувшееся в повороте лицо Зубинского. Что это был за человек? Что побудило его идти одним путем с Извековым? Кто соединил их на этом пути - общие противники или общие друзья?
- Именуйтесь по имени-отчеству, - ответил наконец Кирилл и усмехнулся.
- Я понимаю! - громко засмеялся Зубинский. - Но в смысле служебного положения?
- А как вы себе представляете свое служебное положение, в чем будут ваши обязанности?
- Я понимаю так, - сказал убежденно Зубинский и повернулся удобнее, навалившись локтем за спинку сиденья, - я буду при вас исполнять обязанности строевого адъютанта. Буду писать реляции.
- Это что еще?
- Описание боя. Дневник военных действий. Вы как командир...
- Я не командир...
- Я понимаю. Но, говоря прямо, как фактический командующий, будете отдавать общие приказания, командир будет вести бой, а я буду представлять вам реляции.
Кирилл долго смеялся, покачиваясь от толчков машины, потом остро посмотрел в глаза Зубинского так, что тот подобрал локоть, поерзал и сел прямее.
- Вы будете делать то, что я вам прикажу и что вам прикажет наш командир товарищ Дибич.
Зубинский проговорил как бы менее убежденно, но с достоинством:
- Разумеется, исполнять приказания мой долг... Но хотелось бы, чтобы вы очертили мне круг обязанности, чтобы я знал. Строевой адъютант нес, например, в полку обязанности начальника команды связи: ординарцы, разведчики, телефонисты...
- Вот это я вам и дам, - быстро перебил Извеков и опять посмотрел в глаза Зубинского. - Кроме разведчиков...
Они снова надолго замолкли. Дорога укачивала и клонила в дрему, но не давала задремать, встряхивая на выбоинах. Шубников изредка ворчал, однако вел машину искусно. Зубинский опять обернулся.
- Я все восхищаюсь, как вы быстро снарядили и отправили отряд, товарищ Извеков. Без сучка без задоринки. Талант организатора. Редко другой такой найдется.
Извеков не ответил.
- Вам армией командовать, - продолжал Зубинский, - честное слово! В городе даже не могли понять: занимали такой пост, и вдруг вам дают роту...
- Обиделись за меня?
- Не то что обиделись, а не совсем понятно. Я считаю - не экономно. Крупные силы нужны в крупном деле. Смотрите, какие пошли успехи в международной революции. Вот где арена! А в нашем захолустье - это все возня с клопами.
- Интересная мысль, - сказал Извеков. - У вас, что же, своя стратегическая идея, да?
- Я думаю, - глубокомысленно произнес Зубинский, - я думаю, что правильно было бы сосредоточить все силы против украинской контрреволюции, ликвидировать ее и повернуть весь фронт на запад. Нас бы там подхватил гребень мировой войны.
- Интересно, - повторил Извеков. - А пока повернуться спиной к Деникину и Колчаку, чтобы они соединились и ударили нам в тыл с Волги. Так я понимаю?
- Конечно, мы кое-что потеряем, поворачиваясь спиной к востоку. Но то, что мы повернулись сейчас спиной к западу, станет нам гораздо дороже: упустим момент, он больше не вернется. Волна спадет.
- Да у вас целый план. Довольно распространенный, правда: славны бубны за горами!
Зубинский вскинулся возразить, но в этот момент автомобиль дал жесткий рывок и покатился на обочину, с визгом удерживаемый тормозами.
- Прокол! - воскликнул Шубников и с досадой распахнул свою дверцу.
Все начали выходить из машины.
Стояли высоко над рекой с ленивыми оползнями берегов и сумрачными шиханами, которые сонно сторожили округу. Солнце уже ложилось, тени возвышенностей придавали местности вид застывший и траурный. Безветрие было полным. Где-то горько посвистывал парящий кроншнеп.
Шубников взялся за смену резины, как заправский шофер - без раздумий и ладно. Извекову он понравился бережливостью движений. Зубинский тщательно оправлял и перетягивал на себе свои опояски. Доброволец, всю дорогу не вымолвивший ни слова, следил за ним недружелюбно.
Кирилл несколько раз вынул часы, прохаживаясь по береговому обрыву. Проехали уже больше половины пути, но остановка подрывала этот успех. Понемногу Кирилла начала раздражать возня Шубникова с колесом, расчетливость его работы стала казаться умышленной - он что-то слишком долго накачивал камеру.
- Давайте поживее, в очередь, - предложил Кирилл.
- Отчего же? - согласился Зубинский и принялся изящно расстегивать портупею.
Наблюдая его плавные жесты, Извеков чувствовал, как росла и теребила душу неприязнь к особе этого вышколенного франта.
- Так, значит, у вас нет охоты возиться с клопами? - спросил он Зубинского.
- Я говорил не про себя. Я - простой исполнитель, человек, так сказать, лишенный инициативы родом своей службы.
- Не скажите. Вам инициативы не занимать. Что это там вы задумали с выселением Дорогомилова из квартиры?
