Джон Мэн - Чингисхан
Сегодня в Монголии Чингис - как символ - жив и благоденствует. Останется ли он таким? Должен ли он остаться таким? Оуюнь имеет все основания со знанием дела отве тить на эти вопросы. Ее брат Зориг был одним из ведущих монгольских демократов. С 1989 года он, молодой препода ватель политологии, являлся душой продемократического движения. Отчасти в результате его действий в апреле 1990 года вышло в отставку все политбюро, что открыло до рогу для проведения через два месяца в спокойной обста новке выборов. В 1998 году, когда ему исполнилось 35 лет,
404
его зарезал убийца, которого так и не нашли. Этот инцидент потряс всю страну. Теперь на перекрестке в центре Улан-Ба тора стоит бронзовый памятник этому благородному, целе устремленному ученому-идеалисту. Если Ден Барсболт даст своему творению имя, то оно должно быть «Утраченный вождь», так как Зориг обладает аурой монгольского Кеннеди. Но не все еще утрачено, его идеалы живы в его сестре, теперь депутате парламента, и в Фонде, который она создала в его память и который имеет целью содействие демократии, соблюдению прав человека и обретению высоких моральных стандартов в условиях политического климата усиливающейся коррупции.
Оуюнь по-своему замечательная женщина, ученый, геолог, получившая степень доктора философии в Кембридже, владеющая четырьмя языками (монгольским, русским, чеш ским, английским) и имеющая собственную политическую партию. Ее просторный офис с видом на главную площадь Улан-Батора, трое научных ассистентов, негромкий перезвон мобильных телефонов, строгая прическа, элегантный деловой костюм, резкие манеры, готовность сосредоточить все внимание на моих вопросах — все это говорило об энер гии, динамичности, статусе, административных способно стях и недюжинном интеллекте. Это была женщина, готовая поставить на службу своим идеалам любое оружие — обая ние, образованность, свое прошлое. Думаю, мы еще услышим об Оуюнь, и чем больше мы услышим, тем лучше.
Направляясь на встречу с ней, я прошел мимо группы протестующих против проекта закона — на плакатах было написано «Защитите нашу святую землю!», - который дол жен был разрешить частную собственность на землю. Эта мера стала необходимой в столице и нескольких других го родах, где людям нужна юридическая база для покупки и продажи индивидуальных участков земли, которая замени ла бы порядок заявочного захвата. В Улан-Баторе, где до сих пор половина населения живет в гээрах на окраинах города,
405
ДЖОН МЭН
ЧИНГИСХАН
не существует регистрации того, кто и где проживает, не су ществует никаких гарантий прав на сохранение места жи тельства, а посему не собираются налоги и нет системы ком мунального обслуживания. Но закон будет распространять ся на сельскую местность, где земля всегда находилась в общей собственности. Право на приобретение частной соб ственности на землю в противовес общей в потенции шаг революционный, один из сценариев развития событий ри сует картину скупки земли крупными собственниками, ко торые будут перепродавать ее иностранцам, а именно ки тайцам, которых тут так боятся. Оуюнь была одной из тех, кто требовал дискуссии и осторожности, - но напрасно, по тому что на следующий день закон был принят, и, мне кажет ся, с подозрительной поспешностью и непредсказуемыми долговременными последствиями, о которых можно только догадываться.
По поводу символа номер один Монголии Оуюнь сказала следующее:
«Мы переживаем бурное время, и людям нужно на что-то опираться. Раньше у людей было мало, но достаточно. А те- перь? Оглянитесь вокруг - что видит рядовой монгол? Со циальных гарантий нет, появились беспризорники, корруп ция. Люди пока не видят реальных плодов демократических изменений. Демократия подразумевает власть народа, но мы видим рост нищеты и безработицы, увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными, так что множество людей стали еще безвластнее, более беззащитными экономиче ски, чем были при коммунизме. Половине населения прихо дится бороться за выживание. Они видят, что нации грозит нищета, упадок. Поэтому они обращаются к Чингису и той части их истории как к символу силы.
Сила Чингиса не в его завоеваниях, а в идее справедливо го управления, основанного на письменной юридической системе (да, жестокие завоевания сосуществуют с идеей справедливости в головах монголов, потому что это было
406
для них выгодно). Последние десять лет в нашей стране за кон не правил с того самого момента, когда после семидесяти лет правления одной партии ввели многопартийную систему. Плюрализм подразумевает разные точки зрения. Но у нас нет никакого представления о том, что такое лояльная оппозиция. Люди, особенно пожилые, не могут понять этой политической борьбы. Они думают только о том, что монго лы дерутся с монголами и страна разделяется. Мое личное мнение, что, если спросить монголов, что они чувствуют, многие сказали бы: были же мы сильными, так почему бы нам не стать сильными снова? Не следует ли нам ввести силь ное президентское правление, своего рода современную версию правления Чингисхана? Нельзя сказать, что это меч тания об империи, просто люди хотят главенства закона.
Есть ли ответ? Что же, некоторые стоят за индустриализацию, развитие по западному пути. Они говорят, что нам нуж но урбанизироваться, «войти в контакт». - В этом месте она рассмеялась над уже стершимся от долгого употребления термином. — Есть проект построить большую автостраду «Восток-Запад», длиной две тысячи километров, Дорогу Тысячелетия, через всю Монголию. Но это же значит всту пить в конкуренцию с другими индустриализованными странами и накликать беду. Это поставит под угрозу наши сельские местности, наши города погрузятся в смог, а наша промышленность окажется в чужих руках.
Есть другой путь. Мы должны использовать нашу силу, ко торую нужно искать вне городов и под нашими ногами. Я ду маю, что наши конкурентоспособные возможности кроют ся в трех вещах: нашей сельской местности, нашем кочевом образе жизни и наших ресурсах. Чингис знал силу первых двух — красоты и чистоты наших пастбищ, гор и пустынь, нашей свободы кочевать по степи и выращивать наших жи вотных. Что мы должны делать — это оглянуться на нашу сельскую экономику, из которой все мы вышли, оглянуться,
407
ДЖОН МЭН
ЧИНГИСХАН
чтобы посмотреть в будущее. И Чингис как символ очень подходит для этого.
Это не означает отказ от развития. Мы богатая страна. Го би была когда-то кромкой океана, и, как геолог, я знаю, что на периферии океана встречается много интересных вещей. Совсем недавно мы открыли огромные запасы меди и золо та. Наша проблема заключается в том, что у нас отсутству ет инфраструктура. Но у нас есть высокоценные ресурсы, редкие и дорогие металлы, для добычи которых требуется очень небольшая инфраструктура, которая может эксплуа тироваться без нанесения ущерба сельской местности заво дами и шоссе.
Мы нуждаемся в экономической мощи - от нашего скота, от нашего туризма по дикой природе, от наших ресурсов, — что гарантировало бы нам политическое существование. Да, это серьезный вопрос. Я была в Пекине два месяца назад, и один молодой журналист так прямо и сказал мне: «У нас очень смешанное чувство в отношении Монголии, потому что Монголия часть Китая».
Ах, Китай, пугало-страшило, похожий на привидение-ги гант, где Чингис — символ прошлой мощи и, возможно, бу дущих претензий. Я вспоминал намеки, которые мне дово дилось слышать и читать, на то, что у Китая есть особое от ношение к своим прежним историческим границам и стоящим за ним действиям. Тибет насильно загнали обратно в лоно матери-Китая. До революции Монголия была взята русскими под контроль, и этот захват, узаконенный после революции, а потом вновь закрепленный с помощью пле бисцита проигравшими и коррумпированными национали стами, ни в коем случае не затрагивал коммунистов. Так что в глазах тех, кто ссылается на историю и говорит о том, каким должен быть Китай, существует несправедливость, которую следует исправить, — и это «исправление» будет, естествен но, осуществлено во имя Чингисхана, потому что его наслед-
ники воссоединили Древний Китай, и таким образом Чингисхан как основатель китайской династии пустил корни нового Китая — Китая, который почти в совершенном виде перемоделирован коммунистами. Коммунистическая пар тия переняла некоторые капиталистические формы, но все еще остается централизованной державой, которая не пода ет никаких признаков готовности отказаться от власти — или от своей точки зрения на то, какие области считать ис тинно «китайскими».
Здесь налицо глубокие подводные течения, которые поч ти не выходят на поверхность, где живет индивид, только из редка они вызывают какую-то рябь, но она почти мгновенно гаснет.
