Ирина Щербакова - Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
Если бы ему успели сделать операцию, он был бы жив и сейчас. Этих «если» великое множество: если бы в военкомате перед призывом в армию было проведено полное обследование, то, возможно, болезнь удалось бы выявить в самом начале; если бы Игорь не попал в Чечню, а отправился служить, например, в Подмосковье, то не было бы резкой перемены климата и постоянного стресса от сознания постоянной опасности; если бы не было ранения, если бы не осколок недалеко от сердца; если бы после службы солдат, чьи души и тела истерзаны Чечней, отправляли на полное квалифицированное обследование; если бы…
Беседуя с другом Игоря Рыжова Игорем Соловьевым, я узнала, что он тоже проходил службу в Чечне в течение года. Призвали его на полгода позднее, чем Рыжова, – 3 марта 1995 года. В Чечню был отправлен с Кантемировской дивизией. Его рассказ меня просто потряс. «О Чечне никто из нас, прошедших ее, рассказывать не любит, потому что ничего хорошего там не было, а иногда было просто паршиво. Вспоминать очень тяжело. Я был участником многих боевых операций. Мы стояли на разных базах: Шали, Курчалой, Ведено, Агишты. На базах жили в блоках по 10–15 человек.
Самыми тяжелыми считались штурмы города Грозного (1 января 1995 года, 5 марта 1995 года, 6 августа 1996 года), так как боевики дрались за свою столицу насмерть, да и были гораздо лучше обучены. У нас в основном были солдаты срочной службы, контрактников мало, а у них много профессиональных солдат. Хотя в 166-й горно-штурмовой бригаде, где я проходил службу, я был один „срочник“, остальные контрактники, но это была большая редкость.
На операции мы выходили колонной (около 100 машин). Первой обычно идет разведка, она докладывает, где базируются боевики, а уже затем выступает пехота. В пунктах, где много мирных жителей, мы старались обходиться без тяжелой техники или обходили эти поселения. Постоянно передвигались с одного места на другое. Долго стоять на одном месте было опасно. Вернешься на базу и опять дней на 30–35 в полевые условия. Обмундирования было недостаточно, оно быстро приходило в негодность. Приходилось добывать самим. Я, например, покупал сам себе на рынке кроссовки после зимы, так как в сапогах было очень жарко, ноги потели и начинали преть, могли появиться язвы. Футболка у меня тоже была с рынка, а сверху тельняшка и китель. На голове носили платки (они не сваливаются): один защищает лицо от пыли, когда идешь в колонне, другой на голове».
Факт самостоятельной добычи одежды во время службы в армии меня тоже удивил. Неужели страна, которую они защищают, не могла обеспечить солдат нормальным обмундированием по сезону? По-моему, такого нет ни в одной армии мира.
«Все очень скучали по дому, ждали писем. Многим ребятам давили на психику горы, – рассказывает Игорь Соловьев. – Кормили на базах хорошо. Но когда стояли на постах, например, неделю закрывали ущелья, то нам выдавали сухой паек только на три дня, а потом еду добывали сами. Иногда меняли у местных жителей обмундирование на мясо. Бывали случаи мародерства. Трудно было доставлять пищу и воюющим солдатам. На высотках еду варили сами. Тушенку разогревали прямо на горячих моторах БТР. На посту стояли по очереди – два часа спишь, два часа стоишь. Одному на посту стоять было нельзя, так же как и технику по одной единице не выпускали, только колонной, опасно.
Местное население относилось к нам по-разному. С некоторыми жителями общались хорошо, меняли в селениях на баранов медикаменты, тушенку, подсолнечное масло. А вот неожиданных поступков со стороны детей боялись. Они в любой момент могли, например, кинуть гранату. Поэтому близко к постам и базам их старались не подпускать.
Я принимал участие в штурме Грозного 6 августа 1996 года. Сначала с ходу взяли городскую больницу, потом мост через реку Сунжу и стадион „Динамо“, где впоследствии убили Кадырова. Я получил осколочное ранение в голову, один осколок вытащили, а второй остался. Несколько дней пролежал в госпитале. А штурм Грозного продолжался до 26 августа. Ребята рассказывали, что трупы тогда увозили самосвалами. Всем убитым и тяжелораненым давали орден Мужества. 29 августа, после переговоров генерала Лебедя, нас вывели из Чечни»1.
Я спросила у Игоря о приблизительном количестве погибших в его части. Вот что он ответил: «За год, что я служил, в части погибло примерно 150 человек, а из бригады приблизительно 500–600 человек, точнее сказать не могу. На всех базах была большая палатка – морг. Но далеко не все солдаты погибали в боях. Некоторые пьяными падали с брони, их было не видно в пыли, и они попадали под колеса идущих следом машин. А водки там было очень много. Без водки там можно было сойти с ума, она помогала забыться. Никаких развлечений не было, ни книг, ни кино. Солдаты пили вместе с офицерами, там были все равны. Случалось, что пьяные солдаты ссорились и убивали друг друга, там ведь у всех боевое оружие, а порядка и дисциплины нет.
Но больше всего мучила грязь. В полевых условиях мы жили в землянках, покрытых брезентом, по 6-10 человек. Мылись редко, так как воды было очень мало, ее привозили только для питья и приготовления пищи. Примерно раз в полтора месяца приезжала специальная машина, которую называли пропарочная, в которой мы и мылись. От грязи у солдат заводились вши, мы по утрам ловили их друг у друга, по 200 штук. Часто мыться можно было только на базах да в реке Аргун, хотя вода в ней очень грязная и течение сильное. Но все равно с конца марта мылись в реке»2.
После разговора с Игорем Соловьевым я выделила для себя еще две большие проблемы чеченской войны. Первая – отсутствие дисциплины в армии, отсюда пьянки, драки и случаи бессмысленной гибели военнослужащих. Вторая – неустроенный быт, что также негативно сказывалось на психике солдат. Как можно исполнять свой воинский долг голодному, обовшивевшему, со стертыми ногами солдату? Не о службе он тогда думает, а о том, что бы поесть, как бы помыться и где бы достать обмундирование.
На прощание Игорь сказал, что войну в Чечне считает абсолютно бессмысленной и нелепой.
Побеседовать с еще одним ветераном чеченской войны, Романом Гавердовским, мне удалось лишь спустя три года после нашей первой с ним встречи. Роман долго отказывался говорить о своем прошлом. Его можно понять. Война – это всегда трагедия и боль. Но когда я стала собирать материал об Игоре Рыжове, Роман стал более откровенным и рассказал о своей жизни вообще и службе в Чечне.
Роман закончил девять классов средней школы № 5 города Углича в 1992 году. До 1994 года учился в ПТУ № 35 на электрика и 30 мая 1994 года был призван в армию. Роман с обидой говорит о том, что ему не дали доучиться всего один год, отсрочку в то время можно было получить с большим трудом, а у них не было ни богатых родственников, ни влиятельных знакомых. Хотя Роман все же успел получить второй разряд электрика.
Новобранцев привезли в Ярославль на распределительный пункт и уже вечером 30 мая поездом отправили в Москву, а потом посадили на машины и отправили за 12 километров от Москвы в дивизию имени Дзержинского, или, как ее называли солдаты за дедовщину, «дикую дивизию».
Полтора месяца Роман проходил курс молодого бойца. В дивизии был полк охраны президента, который использовали для охраны Белого дома во время путча в 1991 году, а также для охраны стадионов во время футбольных матчей и концертных площадок. Однажды в дивизию приехал президент России Борис Николаевич Ельцин, но молодых бойцов, одетых в робу, на встречу с ним не пустили. Получается, что для того, чтобы просто увидеть президента, нужно быть «при параде». Всем солдатам срочной службы платили по 40 рублей в месяц. Это пособие солдаты между собой называли «ельцинским», и на него можно было купить всего лишь блок недорогих сигарет.
1 января 1995 года у нас был сбор, и всех отправили в Чечню. Как раз в то время там начались масштабные боевые действия. Добирались трое суток поездом.
Под Моздоком всех разместили в палатках по 30 человек. Солдаты в основном были русские, а также якуты и украинцы. Перемена климата на многих повлияла пагубно, некоторые, особенно северяне, гнили, на теле появлялись язвы. Спасались мазями»3.
Во время разговора бывший солдат часто замолкал, иногда с трудом подбирал слова. Было видно, что этот разговор дается ему нелегко.
«Мы служили в роте РМО – роте материального обеспечения. Боевики понимали, что успех боевых действий во многом зависит от обеспечения солдат пищей, поэтому нас иногда обстреливали. Однажды почти в упор нас обстреляли два танка, изрешетили все палатки и печи, но, к счастью, в тот раз обошлось без человеческих жертв. В небо сразу поднялись наши„вертушки“ (вертолеты), и танки отошли».
Роман рассказал, что бои были частыми, а обстрелы почти ежедневными. Приходилось ему участвовать и в боевых действиях в Грозном. На Грозный пошли из Моздока в январе 1995 года.
Всего Роман принял участие более чем в 10 боевых операциях. Друзья говорили, что он везучий, так как ни разу не был ранен.
