Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы
15 октября 1905 года в Ревеле (Таллинн) вспыхнул погром. Лопухин, не надеясь на войска и полицию, решился на отчаянный поступок: он предложил создать народную милицию из рабочих. На переговорах представители рабочих потребовали освобождения из тюрьмы своих товарищей. Лопухин пошел даже на это. Погрому не дали разрастись. Меры, предпринятые эстляндским губернатором, в Петербурге сочли недопустимыми. Возмущенный Столыпин потребовал от Лопухина прошения об отставке, но он отказался. Тогда по высочайшему повелению в конце октября его уволили с государственной службы без прошения. Обиженный и лишенный пенсии, Лопухин во время судебного процесса над членами Петербургского Совета рабочих депутатов сообщил присяжному поверенному О. О. Грузенбергу факты погромной провокаторской деятельности правительства и передал ему текст своего письма к Столыпину по поводу Александровского погрома, в расследовании причин которого Лопухин принимал участие. Ключ к объяснению этого поступка Лопухина не лежит в плоскости идейных соображений. Ему претили провокация и другие противозаконные методы, принятые в Министерстве внутренних дел в борьбе с революционной опасностью. Моральные соображения и уязвленное отставкой самолюбие толкали Лопухина в объятия противников монархии. Таковы объяснения некоторых поступков бывшего директора Департамента полиции, в том числе и согласие на знакомство с Бурцевым, состоявшееся в 1906 году, когда Лопухин посетил редакцию журнала «Былое» под предлогом переговоров о публикации в журнале воспоминаний кн. С. Д. Урусова. Затем бывшие народоволец и директор Департамента полиции встречались еще несколько раз. Бурцева не интересовали мемуары князя, он хотел знать настоящую фамилию провокатора Раскина, но Лопухин каждый раз уклонялся от ответа на вопросы настойчивого редактора. Весной 1908 года Лопухин по приглашению Бурцева приезжал к нему в Териоки (Зеленогорск). На этот раз гость менее решительно отказывался отвечать на интересующий хозяина вопрос, но Азефа не назвал и согласился встретиться с Бурцевым в Европе.
«Лопухин за границу приехал только летом 1908 г.,— вспоминал Бурцев,— и поселился в немецком курорте Нейенаре близ Кельна. Посланное им письмо пришло ко мне чуть ли не через месяц благодаря тому, что парижская улица Люнен, где я жил,— новая и была плохо известна на почте. В начале сентября 1908 г. неожиданно для себя я через одного нашего общего знакомого узнал, что Лопухин через два дня едет в Петербург через Кельн. К этому дню утром я приехал в Кельн и стал осматривать поезда, приходившие с курорта, где жил Лопухин. С одним из таких поездов Лопухин действительно приехал и сейчас же пересел в поезд, который шел в Берлин. Я сел в тот же поезд, но подошел к Лопухину только тогда, когда поезд тронулся» [624].
Разговор длился шесть часов, и мы знаем определенно, что Лопухин идентифицировал Раскина и Азефа, а Бурцев дал честное слово держать в строжайшей тайне источник информации Отчего же бывший директор Департамента полиции выдал служебную тайну? Лопухин знал, что эсеры ввели Азефа в состав Боевой организации, и дал на это согласие. Когда же Бурцев сообщил ему, что именно Азеф организовал покушение на Плеве и вел. кн. Сергея Александровича (а это было причиной увольнения Лопухина из Департамента полиции), обида взяла верх, и он рассказал все, что знал о провокаторе.
Вернувшись в Париж, Бурцев поспешил к Савинкову, ближайшему другу Азефа и правой руке по Боевой организации эсеров, и под честное слово выложил ему содержание разговора с Лопухиным. Савинков заявил, что подставным лицом Департамента полиции является не только Бакай, но и Лопухин, а Азеф вне подозрений. Тогда Бурцев решил опубликовать в печати обвинение Азефа в провокаторской деятельности.
СЛЕДСТВИЕ
Обсудив сложившуюся ситуацию и учитывая, что Бурцев угрожал объявить Азефа провокатором, ЦК партии социалистов-революционеров на Лондонской конференции дал согласие на проведение третейского суда. Члены ЦК полагали, что таким образом удастся прекратить несправедливые нападки Бурцева на Азефа.
Уверенность членов ЦК в невиновности Азефа и его влияние в партии были столь велики, что, несмотря на решение Лондонской конференции, суд под разными предлогами несколько раз откладывался. Тогда Бурцев заказал набор своего письма в ЦК с обвинением Азефа и гранки текста отдал Савинкову. Письмо кончалось следующими словами: «О деятельности Азефа и его руководителей мы много и часто будем говорить на страницах «Былого» [625]. Только после этого в ЦК поняли, что суда избежать на удастся.
Судей укомплектовали в следующем составе: Г. А. Лопатин (председатель), В. Н. Фигнер и П. А. Кропоткин. Более авторитетного состава представить невозможно. Суд заседал с перерывами в октябре—ноябре 1908 года в Париже сначала на квартире известного эсера И. А. Рубановича и в библиотеке им. П. Л. Лаврова, затем на квартире у Б. В. Савинкова [626]. За работой суда наблюдали представители ЦК партии социалистов-революционеров В. М. Чернов, М. А. Натансон и Б. В. Савинков. Поскольку судили Бурцева за клевету, а не Азефа за предательство, то последний жил с семьей в Пиренеях на курорте близ Биаррица и поддерживал с Савинковым почтовую связь. Через Азефа и Заграничную агентуру Департамент полиции знал о суде, но подробности происходившего на его заседаниях оставались для него тайной.
В. М. ЧерновВсе, кроме Лопатина, Бурцева и Бакая, рассчитывали, что наконец-то уличат Бурцева в попытке ошельмовать Азефа. Аргументация защитников Азефа была простейшая, эмоциональная — его революционное прошлое, он — один из основателей партии, лидер Боевой организации. Сотрудник Департамента полиции убил министра внутренних дел и великого князя?! Это уж слишком. Все подстроено агентами охранки. Ба-кай — бесспорно профессиональный провокатор. Тогда Бурцев потребовал от присутствовавших слова не разглашать источника информации и объявил о свидетельстве Лопухина. Но и после этого заявления судьи не пришли к единому мнению. Оставалось одно — допросить самого Лопухина или хотя бы собрать о нем сведения, которые позволят оценить правдивость его показаний, если они не плод «болезненной фантазии» Бурцева. С этой целью в Россию выехал член ЦК партии социалистов-революционеров А. А. Аргунов. Перед отъездом он сообщил о своей сложной миссии Азефу.
«Допуская, что Бурцев говорит правду, приводя слова Лопухина,— писал Аргунов,— необходимо было выяснить, какова роль в данном случае самого Лопухина. Была предпосылка, что бывший глава полиции Лопухин, выгнанный из бюрократической среды, добивался своего возвращения путем провокации» [627]. Сведения, собранные Аргуновым в Петербурге, говорили в пользу Лопухина.
В начале ноября 1908 года встревоженный Азеф появился в Петербурге на Мытнинской набережной, 1, в квартире начальника Охранного отделения А. В. Герасимова и просил у него совета, как выйти из положения, в которое привели его показания Лопухина [628]°. «Рассказ Азефа,— вспоминал Герасимов,— звучал чудовищно невероятно. Я знал Лопухина уже семь лет, раньше в Харькове, потом в Петербурге, знал его как человека, понимающего ответственность своих поступков, и как человека, ставящего исполнение долга всегда на первый план»[629]. Герасимов посоветовал Азефу объясниться с Лопухиным, тем более что, по словам Азефа, Лопухин обязан ему жизнью.
П. А. Кропоткин11 ноября Азеф появился у Лопухина в его пятнадцатикомнатной квартире на Таврической, 7. Вернувшись к Герасимову, он сказал, что Лопухин отрицал факт разговора о нем с Бурцевым, но и не ответил, как будет себя вести, если эсеры силой потребуют от него показаний против Азефа. «Мы совершили очень серьезный промах,---сказал он (Азеф.— Ф. Л.) у—я не должен был туда идти. Лопухин несомненно находится в связи с революционерами, и он передаст им о моем сегодняшнем посещении. Сейчас я окончательно пропал» [630]. Азеф не ошибся, визит к Лопухину послужил для эсеров главнейшим доказательством его предательства.
18 ноября на квартире известного столичного адвоката Е. Е. Кальмановича Лопухин встретился с Аргуновым и произвел на него крайне благоприятное впечатление [631]. Лопухин рассказал обо всем и о посещении Азефа и пообещал Аргунову при следующем свидании дать для эсеров письменные показания.
21 ноября Герасимов побывал у Лопухина, который на сей раз не отрицал, что имел с Бурцевым заграничное свидание, но разговор касался исторических сборников «Былое». Он сказал, что на суд, организованный эсерами, не поедет, но если ему приставят к виску браунинг, то, конечно же, скажет правду об Азефе. «Ни напоминание генерала Герасимова о долге присяги,— читаем мы в обвинительном акте по делу
