Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы
Лопухина,— ни указания на значение этой тайны для государственной безопасности на Лопухина не подействовали, и он, видимо, желая прекратить этот неприятный для него разговор, дал понять своему собеседнику, что он занят, после чего Герасимов перестал убеждать Лопухина, но, уходя, намекнул ему, однако, что, какова бы ни была в будущем его роль в этом деле, она будет обнаружена и тайною не покроется» [632].
После ухода Герасимова встревоженный Лопухин написал письма председателю Совета Министров П. А. Столыпину, товарищу министра внутренних дел А. А. Макарову и директору Департамента полиции М. И. Трусевичу и две их копии передал своим друзьям, чтобы в случае его неожиданной смерти их переслали судебным властям. Лопухин описал появление у него Азефа и Герасимова, их просьбу не открывать эсерам роли Азефа и угрозы в его адрес в случае невыполнения этого требования. Он просил адресатов данной им властью оградить его от подобных свиданий с сотрудниками охранки.
23 ноября состоялось второе свидание Аргунова с Лопухиным. Лопухин рассказал о посещении Герасимова и установленной после этого визита слежке, просил передать Бурцеву, чтобы тот больше не писал ему, так как не верит в его конспираторские способности. Лопухин не принес письменных показаний, но передал Аргунову для отправки по почте три упомянутых письма одинакового содержания в открытых конвертах.
«Около 9 часов вечера 11 сего ноября ]<о мне на квартиру, в д. № 7 по Таврической ул., явился известный мне в бытность мою директором Департамента полиции как агент находящийся в Париже чиновник Департамента полиции Евно Азеф и, войдя без предупреждения ко мне в кабинет, где я в это время занимался, обратился ко мне с заявлением, что в партию социалистов-революционеров, членом коей он состоит, проникли сведения об его деятельности в качестве агента полиции, что над ним происходит поэтому суд членов партии, что суд этот имеет обратиться ко мне за разъяснениями по этому поводу, и что вследствие этого его, Азефа, жизнь находится в зависимости от меня. Около 3 часов дня сего числа ко мне, при той же обстановке, без доклада о себе явился в кабинет начальник Спб. Охр. отделения Герасимов и заявил мне, что обращается ко мне по поручению того же Азефа с просьбой сообщить, как поступлю я, если члены товарищеского суда над Азефом в какой-либб форме обратятся ко мне с разъяснениями по интересующему их делу. При этом начальник Охр. отд. сказал мне, что ему все, что будет происходить в означенном суде, имена всех имеющих быть опрошенными судом лиц и их объяснения будут хорошо известны.
Усматривая в требовании Азефа, с сопоставлением с заявлением начальника Охр отд. Герасимова о будущей осведомленности его о ходе товарищеского расследования над Азефом, прямую, направленную против меня угрозу, я обо всем этом считаю долгом довести до сведения вашего превосходительства, покорнейше прося оградить меня от назойливости и нарушающих мой покой, а может быть и угрожающих моей безопасности, действий агентов политического розыска. <...)» [633]. После прочтения письма у Аргунова никаких сомнений оставаться не могло, и они договорились о встрече в Лондоне.
Ночью 23 ноября 1908 года Лопухин выехал в Москву, 29-го утром прибыл в Петербург, а 30-го вечером отправился в Лондон, откуда возвратился 14 декабря. Его неотступно сопровождали агенты охранки [634] . 10 декабря, в день отъезда из Лондона, к нему в гостиницу «Уолдорф-отель» явились А. А. Аргунов, В. М. Чернов и Б. В. Савинков. А. А. Лопухин с женой встретились с ними в приемной отеля и условились, что увидятся еще раз позже. За два часа до отхода поезда их свидание состоялось в лондонской квартире Аргунова. Лопухин подтвердил знакомство с Азефом очное и по документам, его службу в политической полиции.
Лопухин поставил себя в положение весьма незавидное: откажись он от переговоров с эсерами или уклонись от показаний против Азефа — можно стать жертвой террориста, мстившего за оклеветанного ветерана партии, согласись свидетельствовать против Азефа — неизбежна месть царского правительства. Лопухин выбрал второе.
Но не все эсеры поверили в виновность руководителя Боевой организации. Из показаний Лопухина проверке подлежал лишь визит к нему Азефа 11 ноября 1908 года. По утверждению Азефа, он в ноябре ездил в Мюнхен и Берлин, а не в Петербург. 23 декабря из Берлина от эсера В. О. Фабриканта, специально посланного проверить алиби Азефа, пришла телеграмма, сообщавшая, что Азеф в указанном им месте в Берлине не останавливался [635]. Теперь уже ни у кого никаких сомнений не должно оставаться, но сомневающиеся были...
Поздно вечером 23 декабря к Азефу домой без предупреждения пришли В. М. Чернов, Б. В. Савинков и Ян Бердо (Савинков в воспоминаниях назвал его «Николаем». В 1910 году Бердо обвинили в провокаторской деятельности и он покончил с собой) и потребовали от него доказательств пребывания в Берлине. Азеф ничего вразумительного ответить не смог Тогда ему рассказали все. Он категорически отрицал службу в полиции... Эсеры предложили ему условие — рассказать о сношениях с охранкой, и тогда его с семьей отпустят на все четыре стороны. Ему напомнили, что Дегаев и сейчас живет где-то в Америке. На обдумывание Азефу дали 12 часов.
После ухода посетителей под окнами квартиры Азефа некоторое время по своей инициативе прогуливались известные эсеры В. М. Зензинов и С. Н. Слетов. Они поговорили о том, что следовало бы на свой страх и риск зайти к предателю и пристрелить, но... поговорили и разошлись. А в это время за окнами квартиры провокатора муж пытался убедить жену, что его оклеветали и если он ночью не скроется, то утром будет убит. Жена Азефа, Менкина, убежденная революционерка, привыкшая гордиться выдающимися заслугами мужа и его авторитетом в партии, поверила ему. 24 декабря рано утром она проводила Азефа на Северный вокзал и усадила в курьерский поезд. Он уехал в Берлин к своей любовнице.
Азефа отпустили, иначе того, что произошло, назвать нельзя. «Два дня тому назад,— писал Азеф Герасимову,— вечером ко мне явились в квартиру для опроса. Я с целью затягивал так, чтобы им пришлось в 2 часа ночи уйти, с тем чтобы возобновить рано утром опять. Я же в З1/2[636] часа ночи ушел без всего из дома и уже не возвращался, уехал ранним поездом» [637]. Обман удался так просто, потому что обе стороны этого хотели.
26 декабря в эмигрантской прессе появилось извещение:
«Партия социалистов-революционеров доводит до сведения партийных товарищей, что инженер Евгений Филиппович Азеф, 38 лет (партийные клички «Толстый», «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич»), состоявший членом партии с.-р. с самого основания, неоднократно избиравшийся в центральные учреждения партии, состоявший членом Б [оевой] о [рганизации] и ЦК, уличен в сношениях с русской политической полицией и объявляется провокатором <...)» [638]. В этом извещении ЦК партии социалистов-революционеров опубликовал некоторые материалы, касавшиеся деятельности Азефа как «революционера», так и провокатора.
На собрании ЦК с привлечением активных членов партии и находившихся в это время в Париже боевиков было принято решение о предъявлении Азефу формальных обвинений и устройстве суда над ним. Некоторые члены Боевой организации продолжали верить разоблаченному провокатору, один из них угрожал обещанием предупредить Азефа, если члены ЦК не дадут гарантию, что не допустят самосуда со стороны тех эсеров, которые требовали немедленной казни их недавнего руководителя, другой предупреждал, что «перестреляет ЦК», если с головы Азефа падет хоть один волос.
В мае 1909 года в Париже состоялся V Совет партии социалистов-революционеров. В его решении имелась следующая запись:
«Совет партии считает необходимым:
1) образовать судебно-следственную комиссию из партийных лиц;
2) поручить ей полную ликвидацию всех последствий раскрытия провокаций Азефа;
3) предоставить ей право по мере необходимости привлекать к следствию и дознанию, в качестве ли обвиняемых или свидетелей, всех без исключения членов партии или ее коллективы;
4) уполномочить на вынесение приговоров, подлежащих обжалованию только перед Советом или Съездом партии;
5) предложить новому ЦК приведение в исполнение приговора комиссии» [639].
Судебно-следственная комиссия по делу Азефа состояла исключительно из членов партии социали-стов-революционеров, вполне послушных составу ЦК, в который входил и Азеф. Конечно же, после его разоблачения всем им следовало выйти из ЦК, но этого не произошло. Председателем комиссии был избран известный народоволец, подвергавшийся еще допросам Судейкина, А. Н. Бах, впоследствии член Академии наук СССР. В состав комиссии вошли Сан-жарский, Берг и Араратский. Послушная комиссия обосновалась в Париже, под боком у ЦК. Бах жил в Женеве и участия в работе комиссии почти не принимал. Привлечение Баха к расследованию предательства Азефа объясняется его авторитетом среди членов партии и участием в допросах провокатора Татарова.
