Лоуренс Рис - Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»
Во время продвижения с боями по северной Италии и сразу после окончания войны Моше Тавор и его товарищи все больше узнавали о том, что евреям приходилось терпеть от нацистов. «Мы были в ярости, – просто говорит он. – И многие из нас почувствовали, что нашего участия в войне недостаточно». И Моше Тавор с товарищами стали думать, как можно «отомстить» немцам. Во-первых, по его словам, они использовали все свои связи в военной разведке и еврейских организациях, чтобы получить список имен немцев, которые, предположительно, тем или иным образом были причастны к убийствам евреев. Затем они замаскировали свои машины: закрасили Звезду Давида, а на ее месте нарисовали опознавательные знаки не-еврейских подразделений, и надели нарукавные повязки британской военной полиции. Закончив всю эту подготовку, они стали подъезжать к домам подозреваемых преступников и забирать их для «допроса»: «У тех не возникало никаких подозрений, – говорит Тавор, – ведь они не знали, что мы из Еврейской бригады – они думали, что мы британские солдаты. Мы просто забирали их, одного за другим, и они не оказывали нам никакого сопротивления. И с тех пор они уже больше ничего не видели. Они больше никогда не видели своего дома».
Моше Тавор и другие члены Еврейской бригады ехали вместе с пленным немцем подальше от возможных свидетелей и «судили его». Они перечисляли ему все обвинения, которые когда-то выдвигали против них, а затем «иногда мы давали ему возможность сказать несколько слов». После чего, без единого исключения, они «пускали его в расход». Они стремились не оставлять никаких следов убийства – ни крови, ни трупа: «Мы прибегали к одному и тому же методу: один из нас душил пленника». И он признается, что лично задушил одного вероятного преступника: «Не то, чтобы я получил удовольствие, но я это сделал. Мне никогда не приходилось пить, чтобы подстегнуть себя. Мне всегда хватало мотивации. Я не говорю, что мне было плевать, но я и не волновался, я просто делал свою работу. Пожалуй, меня даже можно сравнить с самими немцами, которые, в свое время, тоже просто делали свою работу». После убийства подозреваемого они избавлялись от тела. «Потом мы ехали в какое-нибудь место, которое выбрали заранее. Мы привязывали к ногам трупа груз, например, кусок двигателя, а затем бросали его в реку».
Моше Тавор не испытывает никаких сожалений на тот счет, что он вот так убивал немцев: «Когда я это делал, мне было очень хорошо. Я имею в виду – не в момент убийства, а в течение того [всего] промежутка времени. Я не могу сказать, что теперь мне из-за этого плохо. Вы можете сказать мне, что я убивал людей, но я-то знаю, кого убивал. И потому я не горжусь, но и вины за собой не чувствую. Я не просыпаюсь по ночам из-за кошмаров или еще чего-то. Я хорошо сплю. Хорошо ем. Я живу».
Моше Тавор признает, что его версия «правосудия» далека от надлежащего судебного заседания с судьей и жюри присяжных, и признается, что «за свою жизнь, до того периода, я совершал довольно многое, что нельзя назвать правильным». И, конечно, «доказательства», которые он и его товарищи могли в то время собрать, были немногим больше, чем простые подозрения – то были обвинения, которые никто и никогда не стал бы проверять в нормальном суде. Таким образом, существует возможность, скорее высокая вероятность того, что он принимал участие в убийстве невинных людей.
Но он и его товарищи испытывали такой гнев, что готовы были пойти на подобный риск. Более того, он даже был свидетелем того, как члены Еврейской бригады убивают немцев, в отношении вины которых у них не было вообще никаких доказательств: «У нас были ребята, которые действовали спонтанно. У каждого были брат или мать, которых убили [нацисты]. И когда мы были в Германии или Австрии, и они видели немца на велосипеде, водитель машины просто сбивал его».
Моше Тавор говорит, что лично «приблизительно пять раз» участвовал в убийствах из мести, и утверждает, что в целом его товарищи по Еврейской бригаде «участвовали приблизительно в двадцати казнях». Учитывая, что Тавор и его товарищи действовали вне закона, неудивительно, что конкретизировать все детали его показаний почти невозможно. Он очень осторожен: не называет имен конкретных людей, которых он убил, или названий конкретных мест, где совершались убийства. С другой стороны, всегда есть вероятность того, что действительность была менее серьезной, чем подготовленная кампания, которую он описывает – возможно, на самом деле произошло только несколько убийств подозреваемых нацистов (и нужно критически подходить к его заявлению о том, что убийства основывались на надлежащей «разведке»).
Но другие доказательства22, включая показания Хаима Ласкова, бывшего начальника штаба израильской армии, подтверждают тот факт, что члены Еврейской бригады принимали участие в «убийствах из мести», а неудавшиеся попытки других еврейских «мстителей» отравить водоснабжение лагеря, где содержались заключенные СС, сомнений не вызывают23.
Мотивы, лежащие в действиях Моше Тавора и его товарищей по Еврейской бригаде, кажутся достаточно прозрачными: отомстить за убийства евреев, в некоторых случаях, приходившихся мстителям родственниками. Но на самом деле, все не так уж и просто. Было еще кое-что, другой мотив, пусть и подсознательный, заставивший их быть безжалостными – мучительное чувство, что евреи, пострадавшие от рук немцев, оказали недостаточное сопротивление. «Я не мог понять, – признается Тавор, – как шесть или восемь немецких солдат могли заставить сто пятьдесят человек сесть в грузовики и покинуть родной дом. Я думаю, что, наверное, напал бы на одного из тех немцев и скорее позволил бы им убить меня и покончить с этим ужасом. Но я – не такой человек, как те евреи, которые жили в небольших польских городках. В детстве мы притворялись древними еврейскими героями и играли в войну. Я чувствую очень сильную связь с людьми, которые сражались здесь [в Израиле] две тысячи лет назад, и куда меньшую связь с евреями, которые пошли, как бараны на бойню, – этого я никак не мог понять».
Позиция Моше Тавора не уникальна. Кое-кто из тех, кто выжил в лагерях и обосновался в Израиле после войны, утверждают, что столкнулись со скрытой недоброжелательностью из-за того, что практически не сопротивлялись нацистам. И неважно, что для женщин и детей, не имевших родины и живших в таких сообществах Восточной Европы, где соседи даже теперь мало им сочувствуют, оказывать сопротивление было бы почти невозможно. У других людей очень живуче молчаливое убеждение, что евреи не должны были идти, как выражается Моше Тавор, «как бараны на бойню». И если такие люди, как Моше Тавор, и извлекли какой-то урок из «окончательного решения еврейского вопроса» нацистами, и стремились заложить его в дух нового государства Израиль, так это убеждение, что евреи больше никогда не должны подчиняться врагу без сопротивления.
В то время как Моше Тавор осуществлял свое однозначно несанкционированное возмездие немцам, Союзники пытались действовать в рамках закона и ловить преступников. Сначала удача им никак не улыбалась. Большинство эсэсовцев, работавших в Освенциме, не были опознаны сразу же после войны. Такие значимые фигуры, как доктор Менгеле и Рудольф Хесс, с самого начала были арестованы Союзниками, а затем освобождены. В случае Менгеле отсутствие татуировки с группой крови в области подмышки, типичной для эсэсовцев, означало, что его никогда и не считали членом СС, а маскировка Хесса под моряка немецкого военно-морского флота подразумевала, что его никогда и не осматривали на предмет татуировки.
Но к осени 1945 года Отдел по расследованию военных преступлений 21-й армейской группы и британской разведслужбы напали на след Рудольфа Хесса24. Британцы впервые подробно узнали о его карьере в результате освобождения Берген-Бельзена. Тщательный опрос выживших принес интригующие новости: многие из них с ужасом говорили о времени, проведенном в другом лагере в Верхней Силезии, – Освенциме. Теперь англичане решили захватить коменданта этого лагеря смерти. Разведслужба знала, что зачастую преступников проще всего найти через их родственников. Некоторые нацисты, возможно, обзавелись новыми документами, новыми именами, возможно, даже сбежали из страны, но остались эмоционально привязанными к женам и детям, а найти их семьи почти всегда было гораздо легче. Это оказалось справедливым и в отношении фрау Хедвиги Хесс и ее детей. Британская разведка выследила их в деревне в 10 километрах от Бельзена и немедленно взяла под наблюдение.
Наконец, 8 марта 1946 года фрау Хесс арестовали и заключили в тюрьму. В течение нескольких дней ее неоднократно спрашивали, где находится ее муж, и каждый раз она отвечала: «Он умер». Наконец, британским разведчикам удалось хитростью вынудить ее рассказать правду. К задней части тюрьмы примыкала железнодорожная ветка, и по ней к стене камеры фрау Хесс с шумом подогнали поезд. Вот что говорит капитан Уильям «Виктор» Кросс, командир 92-го отделения контрразведки: «Тогда мы сообщили фрау Хесс, что уже готов поезд, на котором ее трех сыновей увезут в Сибирь, если она не скажет нам, где ее муж и как его теперь зовут.
