Бенгт Янгфельдт - От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы
Штурм крепости начался 30 апреля. Ее комендант Юхан Аполлоф имел в своем распоряжении 600 человек против 20 тысяч русских, но на требование капитулировать ответил, что принял от своего короля крепость не для того, чтобы ее сдать, а чтобы защищать.
На плане показана осада русскими Ниеншанца в апреле 1703 г., за неделю до сдачи крепости генерал-фельдмаршалу Б. П. Шереметеву. Военный архив (Стокгольм)
Получив этот ответ, царь отдал приказ бомбардировать Ниеншанц. Батареи грохотали всю ночь, и на рассвете 1 мая Аполлоф барабанным боем дал знать, что намерен вступить в переговоры. Они продолжались несколько часов, после чего крепость сдалась; условием капитуляции был свободный выход гарнизона.
Назавтра, 2 мая, русские торжественно вошли в Ниеншанц. Аполлоф передал ключи от крепостных ворот Шереметеву, и русское войско во главе с царем и бомбардирской ротой гвардейского Преображенского полка под развевающимися знаменами и под барабанный бой вступило в город. Как и Нотебург, эта крепость сразу же была переименована — ее назвали Шлотбургом. Согласно русским источникам, шведские солдаты были свободно отпущены в Выборг; но есть шведское свидетельство, будто царь нарушил данное им обещание и гарнизон был пленен.
В Ниеншанце Петр оставался две недели. Наконец-то он стоял на берегу Балтийского моря — цели его имперской политики. Один из вопросов, над которыми размышлял царь, заключался в том, восстанавливать ли заново на том же месте укрепление и город или подыскать для них более удобное место. После обсуждений на военном совете Петр принял решение заложить новую крепость на острове, расположенном ближе к невскому устью. Выбор пал на остров Янисаари — Заячий, и Ниеншанц был срыт, чтобы не попал в неприятельские руки. Первые разрушения были произведены непосредственно после его завоевания, последующие — в 1709 г. после Полтавской битвы, победа в которой убедила Петра в военном превосходстве России над Швецией. Командор Юст Юль, пребывавший в 1709–1711 гг. датским посланником при дворе Петра, собственными глазами видел, как под валы Ниеншанца были заложены два ящика с порохом. Грохот взрыва был столь силен, что лед на Неве потрескался и земля содрогнулась, «как от землетрясения».
Так началась глава русской истории, неразрывно связанная с царем Петром Великим и созданным им городом — Санкт-Петербургом.
ГОРОД ПЕТРА
Императорский город С.-Петербург
На протяжении всего XVIII столетия была жива мечта шведов об отвоевании областей, потерянных и отошедших к России в годы Северной войны. Шведские короли дважды силой оружия пытались претворить эту мечту в жизнь. Но наступательные войны, начатые Фредриком I в 1741 г. и Густавом III в 1788-м, не привели к желаемому результату; мечта осталась мечтой, а по Абоскому мирному договору 1743 г. шведско-русская граница отодвинулась еще дальше на запад.
Эпоха шведского великодержавия навсегда канула в прошлое, но в народном сознании, как и в поэзии, память о ней сохранялась долго. Поэтом, точнее всего выразившим боль от утраты восточных территорий государства, для старших поколений шведов стал Эсайас Тегнёр. В поэме «Свеа» (с подзаголовком «Pro patria» — «К Отечеству»), принесшей ему в 1811 г. высшую премию Шведской академии, поэт высказал горечь потери уступленной двумя годами ранее Финляндии, но более давнее поражение, понесенное Карлом XII, вибрирует в стихах, как резонатор.
Поэма воспринималась настолько оскорбительной для России (улучшения отношений с которой желала Швеция), что Академия сочла необходимым попросить поэта изменить в тексте то, что «нашла заслуживающим изменения», прежде чем премия может быть присуждена. Что Тегнёр и сделал.
Петр Великий и в физическом отношении был гигантом, его рост составлял 204 см. После его кончины, последовавшей в 1725 г., Бартоломео Карло Растрелли изготовил восковую фигуру царя в натуральную величину. Именно этим «мастерски выполненным из воска изображением» восхищался король Густав III при своем визите в Петербург в 1777 г.
В России популярное изображение событий в еще большей степени увековечено стихотворцами, и прежде всего Александром Пушкиным, который в поэме «Медный всадник» (1833) отразил собственное восхищение Петром и его подвигами. Основание Петербурга показано здесь как деяние одного человека:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел…
В том, что царь Петр «вдаль глядел», сомневаться не приходится — у него было достаточно причин поразмыслить над сложившейся ситуацией. Однако перед его пытливым взором представали не «пустынные волны». Ниен, как уже говорилось, на переломе веков был вторым по величине городом Финляндии. И даже если многие шведские подданные успели бежать оттуда до русского нашествия, в невской дельте стояло слишком много дворов и деревень, чтобы эта местность могла быть сочтена «пустынной».
Пожалованные земли
Острова дельты в те времена были больше всего известны под их финскими названиями, но имели также шведские и русские. Так, например, Ристисаари (от финского risti — крест и saari — остров) назывался Крестовским островом и Корсхольмен (швед. kors — крест и holmen — остров); Кивисаари (фин. kivi — камень) — Каменный остров (Стенхольмен; швед. sten — камень). Другие острова получили новые названия. Лосиный остров (Хирвисаари, Эльгхольмен), к примеру, уже ранее имел параллельное русское название, которое сохраняет и поныне, — Васильевский остров. Березовый остров (Койвусаари, Бьёркхольмен), напротив, обрел совершенно новое название и с петровских времен стал именоваться Петербургской (ныне Петроградская) стороной.
Острова хотя и были заселены, но неравномерно. На восточной стороне Васильевского острова находилась деревня Хирвисаари с охотничьей избушкой Якоба Делагарди, а западная часть острова была настолько низменной и топкой, что там стоял лишь один-единственный двор, в котором жили лоцманы, проводившие суда через мели в устье Невы.
На этом фрагменте карты Эрика Белинга 1688 г. показаны три шведских двора в центре будущего Петербурга: усадьбы Бьёркенхольма, Усадисса (двор Коноу) и Первускина (двор Акерфельта) (Государственный архив Швеции, Стокгольм). Справа — фрагмент плана города, изданный И. Б. Хоманом приблизительно в 1720 г.; здесь можно видеть, что Петр I выбрал эти же места для постройки своих роскошных зданий, в частности Летнего дворца. Государственный архив Швеции (Стокгольм)
На одном из меньших островов были, согласно сообщению одного немца, наблюдавшего город в конце 1710 —начале 1711 г., только заросли кустарника, а также скот и северные олени, принадлежавшие самоедам…
Ко времени завоевания русскими территория, на которой потом постепенно раскинется Петербург, являлась ленным владением, которое Кристина, «наследная королева, великая княгиня Финляндская, герцогиня Эстляндская и Карельская, а также владетельница Ингерманландская», в 1638 г. пожаловала Бернхарду Штеену фон Штеенхузену, немецкому предпринимателю из шведских Прибалтийских провинций. Он занимал должность «генерального директора» этой области и должен был, в частности, «смотреть за тем, чтобы почта там работала исправно».
Короной ему было также поручено попытаться перевести русскую торговлю из Архангельска в Ниен, Ревель и Нарву (с этим заданием он не справился). Владения фон Штеенхузена были расширены более поздней жалованной грамотой 1648 г. Приведенный здесь текст показывает, как мог выглядеть такой документ.
Жалованная грамота на имения в Спасском погостеМы, Кристина, и проч., и проч., извещаем. Поскольку мы считаем наш город Ниен местом мало приспособленным, особенно для рыбной ловли и пастбищ, то при всем том всемилостивейше желаем споспешествовать и улучшать условия его жизни как в этом, так и в прочих важных обстоятельствах, дабы тамошние бургомистр и советники вместе с простыми горожанами возможно более старались создать там добрый и хорошо устроенный стапельный город как для дел коммерческих, так и для иных честных занятий. А посему согласно вышесказанному и по нашей особой милости и благорасположению мы предоставили и уступили и то, и другое. Также мы здесь силой сей нашей открытой грамоты предоставляем и уступаем названному нашему городу Ниену эти нижеперечисленные пожалованные нами в Нотебургском лене и Спасском погосте генеральному директору Бернхарду Штеену фон Штеенхузену имения: Кульсёя, одна четверть обжи; Охкья, одна восьмая часть обжи; Ахкиа Ниссра, пять шестых частей обжи; Вийгара, или Вийхабю, одна четвертая часть обжи; Уконова пустошь, три тридцать вторых (частей) обжи; Перекюля пустошь, три тридцать вторых частей обжи; Сондуя Лахтенскоя, одна шестая часть обжи; Лахте Корельскоя, пол-обжи; селение Спасское, пол-обжи; Сабрино с Аллерюно пустошью, три четвертых части обжи, и деревня Коньюда, три восьмых части обжи; всего — три целых и пять шестых частей обжи. Ими со всем к ним принадлежащим и имуществом, без всякого исключения, что там теперь есть, как бы оно ни называлось, будь то пребывает исстари или отныне может отойти и быть получено по закону и суду, пользоваться, употреблять и сохранять как свое законное родовое поместье в вечном владении. Но что касается пастбищ и рыбных ловель, которые таким образом пожалованы городу, наши слуги близ города, как и горожане, должны ими пользоваться и употреблять для их скромных надобностей. Всем, к кому это относится, надлежит там должным образом сему следовать, отнюдь не чиня противного.
