Андрей Никитин - Королевская сага
Это длиннейшее заглавие я привел потому, что в нем содержится и ответ на вопрос, почему известия о древних сношениях между Россией и Швецией оказались столь актуальны в первой половине XVIII века.
Но интерес в России к открытой Страленбергом Биармии был далеко не только теоретическим. Первое, что останавливало внимание государственного чиновника и ученого, было упоминание о серебре бьярмов. Серебряный голод в России ощущался всегда. Недостаток этого металла с самых ранних времен восполняли его закупкой у иностранных купцов, западноевропейских и восточных. Собственных рудников у России до середины XVIII века не было или они были ничтожны. Почерпнутые Страленбергом из саг сведения о серебряных богатствах Биармии позволяли надеяться, что вскоре на Севере России будут открыты новые и достаточно богатые прииски.
Действительно, очень скоро из района Кандалакшского залива на Белом море, как раз из той области, на которую, как прилегающую к Биармии, указывал Страленберг, были получены первые образцы самородного серебра, а в 1732 году здесь был открыт и рудник приглашенными саксонскими рудокопами. Первое известие о работах на нем относится к 1737 году, но уже в 1741 году его закрыли по причине истощения руды и полной нерентабельности. Отдельные проявления самородного серебра, встречавшиеся на отмелях при отливе, никак не могли компенсировать стоимость сложных горных разработок, уходивших к тому же под воду…
Так сразу определилось два местоположения Биармии - на побережье Белого моря, где Северная Двина отождествлялась учеными с "рекой Виной" древних саг, и в области Прикамья, на Чердыни, откуда в XVIII веки и позднее поступали в музеи предметы так называемого "камского серебра" - произведения восточного искусства, по большей части эпохи Сасанидов.
Названия "Пермиа" и "Биармиа" казались тождественны на слух неспециалистов. Поэтому Ф.-И. Страленберг и особенно его последователи - Ф.-Г. Миллер, Ф. Эмин и П. Рычков - уже прямо утверждали, что "купечество чердынское распространялось на полдень до Каспийского моря, а на север до Скифского океана, равно и к ним из различных стран приходили купеческие суда. Предания народные утверждают, что индианцы и персияне, приходя до устья Волги, оставя свои корабли, перегружались в такие суда, коими удобнее можно было пройти вверх по рекам Волге и Каме до города Чердыня. В чем состоял торг между древними городами, - самокритично писал Рычков, - за верное неизвестно; одна-кож можно думать, что индийцы привозили к ним золото, серебро, шелковые товары и тому подобное; напротив того, здешние народы продавали им пушной товар, которым они в самой древности изобиловали паче всех других народов".
Такие утверждения вызывают сейчас у нас улыбку. Но тогда это был далеко не худший, даже весьма распространенный уровень науки. Я привел эту цитату, чтобы показать, на каких "сваях" утверждался фундамент Биармии в далеком от моря Приуралье. Вернее - как рождалась "Великая Пермь", еще и теперь живущая в некоторых научных трудах.
Поднимая и растягивая на этимологической и филологической "дыбе" названия Биармия - Берма - Перма - Пярмия, присовокупляя к этимологии находки восточного серебра в Прикамье, оставалось только дотянуть границы никогда не бывшей древней страны до берегов Белого моря, чтобы воскликнуть: вот оно, искомое! Так и было сделано в середине прошлого века. Сначала выход "Великой Перми" на берега Белого моря провозгласил Ф.-Г. Миллер в двухтомном исследовании "Угорские народы", а еще позднее в категорической форме, подготовившей базис для пропаганды "Великой Финляндии", об этом заявили финские ученые М.-А. Кастрен и И.-Р. Аспелин. Все трое были крупнейшими авторитетами в своей области, и люди, специально не занимавшиеся изучением вопроса о Биармии, не имели оснований им не доверять.
"Великая Пермь" - Биармия - переходила из области догадок Страленберга и Рычкова в обиход науки, обретая реальность на исторических картах в солидных научных изданиях. Теперь можно было понять, почему королевские саги, повествующие о путешествиях норвежцев и исландцев в Биармию, ничего не говорили о Древней Руси. Что такое была Русь по сравнению с богатой и могущественной державой, простиравшей свои границы от Великих Болгар на юге до побережья Ледовитого океана?! Поскольку же основными подданными этой державы были финны, то вполне естественно, у древней Биармии был выход и к Балтийскому морю через территорию Карелии и Карельский перешеек.
Не надо думать, что никто не протестовал против фантастических построений. Первым, кто высказал сомнение в былом богатстве пермяков и их тождестве с бьярмами, был А.-Л. Шлецер, человек, влюбленный в русскую историю и сделавший для ее развития и популяризации в Европе больше, чем какой-либо другой ученый XVIII века. Я бы сказал, что Шлецер был первым настоящим ученым историком, пытавшимся в своей критике русских летописей создать научный метод их исследования. Шлецер неоднократно возвращался в своих работах к вопросу о Биармии и с негодованием восклицал: "Все это совершенный вздор!.. Где доказательство торговли между восточною Индиею и Ледовитым морем? Так же никто не видел и развалин знатных городов, а есть кой-где остатки разрушенных острогов…"
Столь же скептически к "Великой Перми" относились Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Д. И. Иловайский и академик В. Берх, производивший специальные раскопки на городищах возле старой Чердыни. Но главный удар по пермской Биармии, к сожалению, не отразившийся на жизнеспособности фантома, нанесли археолог А. П. Иванов и пермский историк А. А. Дмитриев, своими выводами предвосхитив итоги вот уже более чем столетнего изучения древней истории Прикамья.
"Судя по находимым остаткам, - писал в конце прошлого века А. П. Иванов, - культура пермской чуди не была самостоятельная. Мы не находим изделий специально пермских: все они заносные, кроме разве несложных железных поделок. При таких условиях для нас вполне объясним с первого раза непонятный факт исчезновения якобы самостоятельной, довольно высокой культуры биармийцев. Куда она девалась? Как она могла исчезнуть? Ее не было никогда. Прекратилась историческая автономия и торговое преобладание Болгаро-Билярской земли - прекратился отсюда и доступ металлических изделий в чудской север. Все рассказы о баснословных богатствах Биармии не находят никакого фактического подтверждения и должны быть отнесены к области тех вымыслов, которые слагаются по поводу отдалённых, малоизвестных земель…"
"Ни в каких преданиях, - следом за ним писал А. А. Дмитриев, - ни в данных раскопок не видим мы никакого указания на древнюю, мнимо великую Биармию. Она упоминается в преданиях, только не местных, а чуждых - скандинавских. Равным образом нет ее следов и в древних городищах и могилах… Вместо того чтобы местному чудскому племени приписывать только грубые бронзовые, медные и железные изделия, обыкновенно находимые в городищах и курганах, ему стали без разбора приписывать чуть ли не все серебряное богатство, отрытое из земли и с очевидностью обличающее свое случайное, заносное появление в области древней Перми и несомненно восточное происхождение…"
Итак, на пермской Биармии "крест" был поставлен давно и прочно.
Ну а как обстояло дело с Биармией двинской и беломорской?
Здесь тоже было все далеко не просто.
Двинские Холмогоры сопоставил с Холмгардом все тот же Страленберг. Правда, в таком случае получалось, что древняя Биармия в какой-то момент становилась Русью:
саги согласно именовали главную реку Биармии "Виной". То, что это Северная Двина, следовало из названия реки и пути, которым отправлялись в Биармию Торир Собака и Оттар. Между тем в исландских сагах "Холмгард" существовал одновременно с Биармией и на совсем другой территории. Из этого явствовало, что такие параллели лучше не проводить, остановившись на одном только отождествлении - "реки Вины саг" и реальной Северной Двины.
Вот почему еще в 1781 году в первой части "Исторического описания российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до ныне настоящего" М. Чулков с уверенностью писал, что "славено-руссы производили торговлю мехами и прочими товарами на Белом море и по Северному океану еще до времен Рюрика. Пермия, или Биармия, далече простиралась от Белого моря вверх около Двины-реки, где обитал народ чудской, сильный, купечествовал дорогими звериными кожами с датчанами и другими нормандцами. В Северую Двину входили с моря морскими судами, где стоит город Холмогоры, бывший столицею древней Биармии, летом бывало многолюдное и славное торжище".
Михаил Дмитриевич Чулков был примечательной фигурой своего времени. Поэт, писатель - и плодовитейший! - замечательный этнограф, историк, чиновник, дослужившийся до советника и секретаря сената, Чулков прославился не только своими стихами и пьесами, но, главным образом, своими изданиями сборников народных песен, былин, народных суеверий. Он был настоящим энциклопедистом, которого сравнивали с Ломоносовым, причем надо признать, что количество сочинений, которые он оставил после себя, намного превышает объем печатных работ академика. В отношении Двины и Холмогор Чулков следовал последнему слову науки своего времени, и оно живет до сего дня, подкрепленное авторитетом К. Ф. Тиандера, о котором мне придется говорить отдельно.
