Говард Зинн - Народная история США: с 1492 года до наших дней
Законы и предписания, шерифов и констеблей, судей и присяжных, суды и тюрьмы — аппарат власти в европейских обществах — нельзя было обнаружить в лесах Северо-Востока до прихода европейцев. Тем не менее границы приемлемого поведения были очерчены абсолютно четко. Гордясь собой как самостоятельными личностями, ирокезы обладали ясным представлением о добре и зле… Тех, кто украл пищу у другого или действовал во время войны трусливо, «клеймили позором» и подвергали остракизму, изгоняли из общины, до тех пор пока они не искупали вину за свои действия и не доказывали ко всеобщему удовлетворению, что морально очистились.
Не только ирокезы, но и другие индейские племена вели себя подобным образом. В 1635 г. на требование губернатора, состоявшее в том, что в случае убийства англичанина виновного индейца следует выдать для наказания в соответствии с английскими законами индейцы Мэриленда ответили так:
Согласно нашим традициям, если это произойдет, мы даем выкуп за жизнь убитого человека — бусы длиной 100 локтей, и поскольку вы здесь чужеземцы, приехавшие в нашу Страну, то должны приспосабливаться к ее Обычаям, а не заставлять нас следовать вашим нравам…
Так что Колумб и его последователи прибыли не в дикую безлюдную пустыню, а в мир, который в некоторых своих частях был столь же густо населен, как сама Европа; мир, в котором существовала развитая культура, где человеческие взаимоотношения были более эгалитарными, чем в Европе, и где отношения между мужчинами, женщинами и детьми, возможно, являлись наиболее гармоничными, чем где бы то ни было еще.
Эти народы не имели письменности, но обладали своими законами, поэзией, историей, хранящейся в памяти и передававшейся из поколения в поколение посредством словарного запаса более сложного, чем в европейских языках, в сопровождении песен, танцев и церемониальных действ. Они уделяли особое внимание развитию личности, силе воли, независимости и уступчивости, страстности и могуществу, связям людей между собой и с окружающей природой.
Дж. Коллир, американский ученый, живший среди индейцев американского Юго-Запада в 20 — 30-х годах XX столетия, так отзывался о духовности индейцев: «Если бы мы могли позаимствовать ее, то обладали бы землей, не знающей истощения, и жили бы в вечном мире».
Возможно, в этом есть некая романтическая мифология. Но свидетельства европейских путешественников XVI, XVII и XVIII вв., не так давно собранные воедино американским исследователем жизни индейцев У. Брэндоном, дают более чем достаточно подтверждений именно этого «мифа». Даже учитывая все недостатки мифов, этих повествований хватит, чтобы задаться вопросом, как применительно к тем временам, так и к современности: есть ли оправдание уничтожению рас во имя прогресса и пересказу истории от лица завоевателей и лидеров западной цивилизации?
2. Создание межрасовых барьеров
Чернокожий писатель Дж. Сондерс Реддинг так описывает прибытие судна в Северную Америку в 1619 г.:
С убранными парусами и опущенным флагом на округлой корме оно пришло вместе с морским приливом. По словам всех, это и в самом деле было странное, пугающее, таинственное судно. Никто не знает, был ли то торговый, пиратский или военный корабль. Из-за фальшбортов виднелось черное жерло пушки. Флаг на корабле был голландский, а команда — разношерстной толпой. Порт назначения — английское поселение Джеймстаун, что в колонии Виргиния. Судно прибыло, с него велась торговля, и вскоре оно исчезло. Возможно, ни один корабль в современной истории не перевозил более зловещего груза. Какой же был груз? Двадцать рабов.
Нет в мировой истории другой страны, где расизм играл бы такую важную роль в течение столь долгого времени, как в Соединенных Штатах. И проблема «межрасовых барьеров», как охарактеризовал ее У. Дюбуа, все еще актуальна. Поэтому в вопросе «Как все это начиналось?» больше смысла, чем просто интереса к истории, а еще более насущным является вопрос «Как с этим покончить?», который можно сформулировать и по-другому: «Возможно ли свободное от ненависти сосуществование белых и чернокожих?»
Если история может помочь в нахождении ответов на эти вопросы, то корни рабства в Северной Америке — на континенте, где мы можем установить факты прибытия первых белых и чернокожих, — могут дать нам по крайней мере несколько подсказок.
Некоторые историки полагают, что эти первые африканцы в Виргинии считались такими же сервентами, как белые законтрактованные слуги[9], привезенные из Европы. Но весьма вероятно, что, даже если они регистрировались в этом качестве (категория лиц, более понятная англичанам), воспринимали их иначе, чем белых сервентов, и относились к ним по-другому, а на деле они были рабами.
Во всяком случае, рабство быстро превратилось в обычный институт общества, в нормальный способ трудовых взаимоотношений чернокожих и белых в Новом Свете. Вместе с рабством развивалось и особое расовое чувство (будь то ненависть или презрение, сострадание или покровительство), которым сопровождалось унизительное положение чернокожих в Америке в течение последующих 350 лет, — то самое сочетание низкого статуса и унижающих идей, которое мы называем расизмом.
Все, что составляло опыт первых белых поселенцев, подталкивало их к порабощению чернокожих.
В 1619 г. виргинцы отчаянно нуждались в рабочей силе, чтобы вырастить достаточный для выживания урожай. Среди поселенцев были и те, кто пережил зиму 1609/10 г., ставшую известной как «голодное время», когда, сходя с ума от желания поесть, люди скитались по лесам в поисках орехов и ягод, вскрывали могилы и питались трупами и умирали десятками, пока в конце концов из 500 колонистов не осталось 60 человек.
В «Протоколах» палаты депутатов Виргинии есть датируемый 1619 г. документ, в котором рассказывается о первых двенадцати годах существования Джеймстауна. В первом поселении жила сотня людей, обед которых состоял из маленькой ложки ячменя. Когда в колонию прибыли новые переселенцы, продовольствия стало еще меньше. Многие жили в похожих на пещеры землянках, а зимой 1609/10 г. поселенцы,
… испытывая нестерпимый голод, ели то, чего не выносит сама природа, — плоть и человеческие экскременты, как наших людей, так и индейца, выкопанного некоторыми из могилы, в которой труп был похоронен три дня назад, и целиком с жадностью его пожирали; другие, кто еще не был настолько обессилен, по сравнению с теми, кого уже изъел голод, лежали в ожидании, угрожая убить и съесть последних; один из таких людей умертвил свою жену, пока та спала у него на груди, разрезал ее на куски, засолил мясо и питался, пока не сожрал все части ее тела, сохранив лишь голову…
В петиции тридцати колонистов в палату депутатов, обратившихся с жалобой на двенадцатилетнее правление губернатора сэра Томаса Смита, говорилось:
Мы утверждаем, что в эти двенадцать лет правления сэра Томаса Смита колония по большей части пребывала в великой нужде и страданиях под гнетом самых суровых и жестоких законов… Довольствие в эти времена составляло лишь восемь унций мяса на человека в день да полпинты гороха… заплесневелого, гнилого, полного паутины и личинок мух, тошнотворного для человека и негодного для тварей, что и заставило многих бежать за помощью к враждебным дикарям, за что все были подвергнуты убиению повешеньем, расстрелом и колесованием… а одному из них за кражу двух или трех пинт овсяной муки проткнули шилом язык и привязали цепями к дереву, пока он не умер от голода…
Виргинцы нуждались в рабочей силе, чтобы вырастить кукурузу для пропитания, а табак на экспорт. Они только что узнали, как выращивать табак, и в 1617 г. отправили первую партию груза в Англию. Обнаружив, что, как все наркотики, приносящие удовольствие и не одобряемые общественной моралью, он стоит дорого, плантаторы, несмотря на свои возвышенные религиозные речи, не собирались задавать лишних вопросов по поводу того, что приносит такую прибыль.
Они не могли заставить индейцев работать на себя, как это сделал Колумб. Здесь их было меньше, и, хотя, обладая более совершенным, огнестрельным оружием, белые могли истреблять туземцев, им самим угрожало бы ответное уничтожение. Поселенцы также не могли захватывать и порабощать индейцев, поскольку те были сильными, изобретательными и непокорными людьми, чувствовавшими себя дома в этих лесах, чего не скажешь об переселенцах-англичанах.
Достаточное количество белых сервентов еще не прибыло. Кроме того, они не являлись рабами и не должны были делать больше, чем отработать по контракту несколько лет, чтобы оплатить переезд и начать жизнь в Новом Свете. Что же касается свободных белых переселенцев, многие из них, будучи искусными ремесленниками или даже ничем не занимаясь в Англии, настолько не желали работать на земле, что в те ранние годы Джон Смит вынужден был ввести нечто вроде военного положения, собрать их в рабочие бригады и заставить выйти в поле, чтобы выжить.
