Ложь и правда о советской экономике - Спицын Евгений Юрьевич
К слову сказать, еще раньше, 19 апреля 1957 года, таким же схожим, чисто волюнтаристским образом Н. С. Хрущев добился принятия Постановления ЦК и Совета Министров СССР «О государственных займах, размещаемых по подписке среди трудящихся Советского Союза», в соответствии с которым государству на 20–25 лет было «предоставлено» право отсрочки выплат по старым государственным займам, выигрышным гособлигациям и процентам по ним.
Тем временем 21 мая 1957 года, находясь с рабочей поездкой в Ленинграде, Н. С. Хрущев выступил на зональном совещании работников сельского хозяйства северо-западных регионов РСФСР и без согласования с членами Президиума ЦК от имени ЦК КПСС и Совета Министров СССР поставил грандиозную задачу «догнать и перегнать Америку по производству мяса, масла и молока на душу населения в течение ближайших трех лет». При этом он пообещал колхозному крестьянству в такие же предельно сжатые сроки отменить все обязательные поставки государству с их личных подсобных хозяйств и оказать государственную поддержку развитию животноводческих хозяйств. Хотя всем остальным руководителям страны, даже активным сторонникам Н. С. Хрущева, была совершенно очевидна вся абсурдность поставленной задачи, поскольку в те годы США производили порядка 16 млн. тонн мяса в год, а СССР — порядка 7,5 млн. тонн.
Понятно, что очередная волюнтаристская выходка Первого секретаря ЦК вызвала взрыв возмущения его коллег по «узкому руководству», которые, как утверждает профессор Р. Г. Пихоя [584], еще с 20 мая 1957 года «стали вести переговоры по поводу Н. С. Хрущева». Первоначально в этих «посиделках» участвовали В. М. Молотов, Н. А. Булганин, Г. М. Маленков, М. Г. Первухин и Л. М. Каганович, к которым чуть позже присоединились К. Е. Ворошилов и М. З. Сабуров. Примерно 28–29 мая все они собрались на общее совещание и быстро договорились между собой по целому ряду ключевых вопросов: во-первых, упразднить пост Первого секретаря ЦК, который, кстати сказать, так и не был прописан в самом Уставе КПСС; во-вторых, оставить Н. С. Хрущева в составе Президиума ЦК, но переместить его на должность министра сельского хозяйства СССР; в-третьих, секретаря ЦК М. А. Суслова вывести из состава Секретариата ЦК и назначить министром культуры СССР; в-четвертых, председателя КГБ СССР генерала армии И. А. Серова отправить в отставку и передать этот пост либо маршалу Н. А. Булганину, либо бывшему Первому секретарю ЦК Компартии Белоруссии Н. С. Патоличеву, который на тот момент занимал должность первого заместителя министра иностранных дел СССР; и, наконец, в-пятых, поднять политический статус министра обороны СССР маршала Г. К. Жукова и перевести его из кандидатов в полноправные члены Президиума ЦК [585].
Сразу после согласования всех этих вопросов сначала В. М. Молотов, а затем Г. М. Маленков провели переговоры с Г. К. Жуковым и попытались склонить боевого маршала на свою сторону, однако так и не смогли добиться от него однозначной поддержки этих кадровых инициатив. Хотя, впрочем, как чуть позже утверждал сам В. М. Молотов [586], министр обороны был не прочь упразднить пост Первого секретаря ЦК и заменить его постом «секретаря ЦК по общим вопросам». А еще значительно позже в одной из бесед с писателем Ф. А. Чуевым В. М. Молотов признался: «в нашей группе не было единства и не было никакой программы, мы только договорились его снять, а сами не были готовы к тому, чтобы взять власть» [587]. Кстати, это свидетельство дало основание ряду историков (В. П. Попов [588]) заявить, что «отсутствие в стане консерваторов альтернативной политической программы реформ» вынудило хрущевских «оппонентов к бездействию и пустому критиканству». На наш взгляд, это мнение носит необъективный и пристрастный характер, поскольку, во-первых, реальная «политическая программа реформ», конечно, была, в частности у Г. М. Маленкова, о чем писали многие историки, в том числе Ю. Н. Жуков, А. В. Пыжиков и Р. Г. Пихоя. Во-вторых, как-то трудно упрекнуть оппонентов Н. С. Хрущева в «бездействии», поскольку июньские события 1957 года как раз свидетельствуют об обратном. И, в-третьих, столь же трудно обвинить большинство членов Президиума ЦК в «пустом критиканстве», особенно В. М. Молотова и Д. Т. Шепилова, что со всей очевидностью вытекает из анализа стенограммы Пленума ЦК, состоявшегося 22–29 июня 1957 года.
Между тем довольно странно, что мало кто из нынешних историков усмотрел в назревавшем конфликте членов Президиума ЦК один очень важный аспект, на который справедливо обратили внимание известный знаток хрущевской эпохи профессор А. В. Пыжиков, а затем и ряд его младших коллег, в частности В. Н. Горлов и А. В. Сушков [589]. Речь идет о том, что в тогдашнем составе высшего партийного ареопага явно преобладали так называемые «технократы», а не «партийцы»: из одиннадцати его членов семь кремлевских «небожителей» — Н. А. Булганин, В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Л. М. Каганович, А. И. Микоян, М. З. Сабуров и М. Г. Первухин — входили в состав Президиума Совета Министров СССР, маршал К. Е. Ворошилов являлся пусть формальным, но все же официальным главой советского государства, а Секретариат ЦК был представлен всего тремя персонами: самим Н. С. Хрущевым, секретарем ЦК по идеологии М. А. Сусловым и Первым секретарем ЦК КПУ А. И. Кириченко. Понятно, что такая расстановка сил внутри Президиума ЦК никоим образом не давала Н. С. Хрущеву возможности прорваться к реальной единоличной власти. Поэтому «разгром» Совета Министров СССР и возвращение всех властных полномочий «секретарскому корпусу» страны и аппарату ЦК, то есть фактический отказ от сталинской послевоенной политической реформы, стали для Н. С. Хрущева главной политической задачей в тот период. Этот процесс, как справедливо указали А. В. Пыжиков, В. Н. Горлов и А. В. Сушков, а также Р. Г. Пихоя, В. Л. Некрасов и Е. Ю. Зубкова [590], начался еще в первой половине 1955 года, а затем вступил в свою решающую фазу в феврале — мае 1957 года во время проведения «совнархозовской реформы». Теперь же наступил «час икс», который должен был расставить все точки над «і».
Согласно привычной версии, во вторник 18 июня 1957 года по требованию ряда членов Президиума ЦК было созвано его внеочередное заседание, на которое прибыли всего восемь членов высшего руководства. Но поскольку стенограмма этого заседания то ли изначально не велась, то ли просто не сохранилась, то судить об этом заседании мы можем только по отрывочным воспоминаниям либо ряда его участников, либо в пересказе ряда историков и публицистов [591]. Вероятнее всего, первоначально в кремлевском кабинете маршала Н. А. Булганина утром было созвано заседание Президиума Совета Министров СССР, которое по предложению Г. М. Маленкова было сразу же «объявлено» заседанием Президиума ЦК. На нем точно присутствовали семь членов: Н. С. Хрущев, Н. А. Булганин, В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов и М. Г. Первухин, а отсутствовали также точно два члена Президиума ЦК — М. А. Суслов и А. И. Кириченко. Что касается М. З. Сабурова и А. И. Микояна, то ситуация с ними не совсем ясная, поэтому в работах Р. Г. Пихои, Р. А. Медведева и Н. А. Зеньковича содержится разная информация на сей счет [592]. Кроме того, по информации Р. Г. Пихои, на этом заседании отсутствовали трое из семи кандидатов в члены Президиума ЦК — Н. М. Шверник, Н. А. Мухитдинов и Ф. Р. Козлов, а также трое из восьми секретарей ЦК — А. Б. Аристов, Н. И. Беляев и П. Н. Поспелов. Однако, судя по мемуарам Н. А. Мухитдинова, он не только присутствовал на этом заседании, но даже оставил очень ценные свидетельства о его ходе [593]. Также не вполне понятна ситуация с маршалом Г. К. Жуковым, который буквально накануне по указанию Н. А. Булганина выехал на военные учения в район Солнечногорска [594]. В тот же день он вернулся в Москву, однако, вероятнее всего, на утреннее заседание Президиума ЦК сильно запоздал.
