Неизвестен Автор - Севастополь (сборник)
А. Баковиков
Врага — на дно (из романа "Уходим в море")
В последние недели многие крупные корабли снова были брошены на защиту Севастополя. Они, как и в первые месяцы войны, доставляли городу боезапас и продовольствие, эвакуировали раненых, поддерживали сухопутные войска огнем своей артиллерии.
Временные успехи гитлеровцев в Крыму сказались и на их перевозках морем. Из румынских и болгарских портов на Одессу шли караваны транспортов с нефтью, танками и живой силой. Нанести по ним удар, снова поставить под наш контроль и этот район моря — такова была цель операции, предстоявшей отряду специально выделенных кораблей, в который входил и «Буревестник».
Откинув марлевую занавеску над генеральной картой Черного моря, Смоленский внимательно вглядывался в очертания берегов. Дневной свет упал на карту, выхватив пучки разноцветных линий. Они пересекали море в разных направлениях, но самый тугой разноцветный узел завязывался на линии Севастополь — Новороссийск и Поти — Севастополь…
"Пройдут годы, — подумал Георгий Степанович, — у орудий «Буревестника» станут другие матросы, другие офицеры. Наверно, не раз они бережно развернут эту карту и будут с любовью изучать по ней боевые походы своего корабля".
Перед выходом в море за круглым столом в кают-компаний собрались офицеры. Пустовало только кресло Грачева, которое никто ни при каких обстоятельствах не занимал. Товарищи как бы подчеркивали, что помнят о нем и рассчитывают на скорое его возвращение.
— …Вот и все, что я могу вам доложить, — отходя от карты, закончил Георгий Степанович, обращаясь к офицерам. — Операция наступательного характера. И я рассчитываю, что вы, товарищи, сделаете все от вас зависящее, чтобы не уронить честь флага «Буревестника». Действовать, как в феодосийском десанте, смело, инициативно. Гитлеровец любит букву устава и на море. Он от нее не отступит. И когда вы вдруг переворачиваете его представление о том или ином тактическом приеме, он теряется, тупеет, злится и не может понять: почему же получается не так, как он хочет, как его учили, как ему вдалбливали в голову? Если бы мы на подходе к Феодосии, открыв стрельбу, замешкались, входя в порт, противник наверняка успел бы собраться с силами, наладить управление и как-то организовать оборону. А в море при встрече с врагом внезапность нападения особенно ошеломляет противника и тем самым ускоряет его гибель.
Карты были унесены в штурманскую рубку, и каждый получил разрешение отдохнуть перед съемкой с якоря, но никто не покинул круглого стола кают-компании. Офицеры вспоминали прошлые походы, ругали почту за позднюю доставку писем, говорили о Севастополе, который в последние дни все чаще и чаще упоминался в сводках Совинформбюро, а вестовой Музыченко, как всегда, разливал черный, как деготь, чай.
* * *Скоро рассвет.
Фосфорится возбужденная винтами вода, пенится, вскипает пузырями и, рассыпаясь, образует за кормой гигантский голубой веер. По буруну, по тугому встречному ветру стоящие на мостике Смоленский, Павлюков и Жолудь ощущают ход корабля.
— Сегодня мы вроде как в охранении идем, — указав на «Чапаева» и «Грозного», сказал Илья Ильич и, придерживая фуражку, спустился на верхнюю палубу.
— Здравствуй, Володя! — окликнул он парторга Соколова. — Погода-то! Только немецких «дельфинов» ловить.
— С ветерком идем, товарищ комиссар, — весело отозвался Соколов.
Павлюков испытующе посмотрел на него и уже тише проговорил:
— Ну как?
— Беседовал с комендорами главного калибра.
— Настроение?
— Настроение? Да они в огонь и воду пойдут. Только сказать.
Павлюков улыбнулся. Заметив Ханаева, он подозвал его:
— А вот, кстати, Иван Кириллович, я к вам, в котельное, хочу Соколова послать.
— Готов проводить, — пожал плечами старик. — А, простите, зачем это?
— Иван Кириллович! Поход может быть тяжелым, — понизив голос, серьезно сказал комиссар. — Не мешает перед таким походом лишний раз по-товарищески, тепло с матросом поговорить. Хорошее слово много весит.
— Хорошее слово иной раз не меньше приказа весит, — вспомнив о чем-то, ответил инженер-механик.
Илья Ильич подумал, что Иван Кириллович имеет в виду их разговор наедине, разговор, который, кажется, помог старику выправиться.
— Так чем же я-то могу помочь? — спросил Ханаев с готовностью, глядя на парторга.
— А мы с вами расскажем, что от ваших матросов потребуется, — объяснил Соколов.
— Если каждый матрос выполнит свой долг, значит нам ни один чорт не страшен. И море дважды пересечем, и бой проведем на славу. Торопитесь, товарищи, пока есть время, — закончил Павлюков.
Проводив взглядом Соколова и Ханаева, он не торопясь зашагал по палубе.
Встретив подносчика снарядов Труша, Илья Ильич поглядел на него пристально и остановился. Остановился и матрос.
— Здравия желаю, товарищ комиссар.
— Здравствуйте, Труш. Вы что загрустили?
— Ни в одном глазу, товарищ батальонный комиссар.
— Мне командир корабля сказал.
Труш усмехнулся:
— Да разве командир видит меня оттуда, с мостика-то?
— А как же! — серьезно сказал комиссар. — Ему всех видно. Потому он так высоко и стоит. Я ему говорю: уж кто-кто, а Труш, говорю, завалит снарядами пушку. Орел, говорю!
Матрос, поправив бескозырку и застегнув бушлат, улыбнулся.
Потом Илья Ильич подошел к командиру орудия Курову.
Перед выходом в море отец и сын Куровы подали на имя комиссара корабля короткое письмо, в котором писали: "Будем сражаться за нашу любимую Родину так, чтобы с честью оправдать звание советских моряков. Мы не пожалеем ни крови, ни жизни своей для нашей победы. Если погибнем, просим считать нас коммунистами".
Бескозырка у младшего Курова чуть вздернута на затылок, из-под нее выбились пряди каштановых волос. Начисто выбритый подбородок чуть отдает синевой, а загорелые руки кажутся черными.
— Ждем только сигнала, товарищ комиссар.
— Продумай как следует все до деталей! — напомнил комиссар. — Сейчас проверь, потом будет поздно. Драться по-севастопольски! Учти, на всю страну прогремели севастопольцы. Нам нельзя от них отстать.
— Я за свой орудийный расчет головой отвечаю!
— Усилить наблюдение! — передали с мостика.
— Усилить наблюдение! — сообщали от одного орудия к другому. Спустившись в котельное отделение, Ханаев наклонился к уху Соколова и, стараясь перекричать шум форсунок, говорил:
— Я их предупрежу, что ты от артиллеристов вроде делегата… Как, мол, наши бездымность обеспечивают.
Соколов кивнул.
Тонкий, звенящий свист вентиляционных крылаток, шум насосов и турбин сливались в неопределенный гул, который приковывал к себе внимание и слух матросов. По звуку они определяли, как работает сердце корабля. Люди делали свое дело молча, без слов понимая друг друга. Командир отделения Рыпанский смотрел на котельных машинистов и, как дирижер, то поднимал руки ладонями вверх, то опускал их вниз. Отсветы пламени падали на его полуобнаженную фигуру. Новый взмах руки — и матрос, не отрывая глаз от приборов, повернул медный барашек регулятора. Задребезжал звонок телеграфа, стрелка остановилась на цифре «18». И опять раздался двукратный свист. Этот сигнал относился уже к стоящим у горения.
"Как они понимают старшину! — подумал Соколов. — Оттенки каждого жеста, выражение лица — всё улавливают".
В одном из нефтехранилищ мазут подходил к концу. Матрос понял взгляд командира отделения и сначала указал в сторону нефтехранилища, а потом медленно в горизонтальном направлении повел рукой. Командир отделения кивнул головой вправо. Для матроса это означало: переключиться на правый борт.
Пламя в топке, у которой стоял котельный машинист, начало "разбрасывать языки" — предвестники дыма. По знаку старшины убавили ход турбовентиляторов. Подозвав Соколова, командир отделения указал пальцем на отражатель.
Топки были залиты ровным и чистым пламенем соломенного цвета. Старшина посмотрел на Соколова. Видимо, он не был уверен, понял ли парторг, каким достижением является пламя такого именно цвета, и, наклонившись, крикнул:
— Идем без дыма!
…Обойдя корабль, комиссар поднялся на ходовой мостик.
— Вот и рассвело, — проговорил Смоленский и, разминая затекшие ноги, повернулся к Илье Ильичу: — Ну как у тебя?
— Все в порядке. Старик Ханаев сегодня вырядился, как на парад. Отчитал Труша за неряшливый вид. "Я, говорит, даже котельным машинистам приказал надеть чистое рабочее обмундирование". Хороший он старик.
— Ханаев, как мореный дуб, в обработке тяжел.
Перегнувшись над поручнями, Смоленский крикнул сигнальщикам:
— Что за сигнал на флагманском?
— Точно держать расстояние между кораблями.
