Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Прежде всего в эти критические дни посол Буллит не был в Москве. Он покинул ее еще в октябре 1934 г. и находился в Вашингтоне в течение более пяти месяцев. В конце января 1935 г. госдепартамент информировал временного поверенного в делах в СССР Уайли, что задержка посла объяснялась не дипломатическими соображениями, а состоянием его здоровья. Многие дипломаты усомнились в мотивировке. Уайли информировал государственного секретаря Хэлла о том, что в Москве среди дипломатов распространяются различные слухи о "нездоровье посла". Сам Уайли занимался текущими делами, сбором информации. 11 марта он осведомился у Литвинова о времени приезда Антони Идена в Москву, а также о состоянии японо-советских отношений113. Буллит прибыл в Москву только в апреле. На своем пути он остановился в Париже, где встретился с министром иностранных дел Лавалем, румынским дипломатом Титулеску, советским полпредом во Франции Потемкиным. Его интересовали последние события в Европе. Посол проявил повышенный интерес к переговорам полпреда Потемкина с Лавалем о заключении франко-советского договора о взаимопомощи. Буллит спрашивал, насколько удалось договориться об обязательстве об оказании немедленной помощи. Характерно, что он не поднимал никаких политических вопросов, касавшихся советско-американских отношений114. Из Парижа Буллит телеграфировал Рузвельту: "Ознакомившись с политической ситуацией в Европе и активностью дипломатов, я считаю, что все намечаемые комбинации нереальны, и прихожу к выводу, что политика нейтралитета США и их изоляция от европейских дел разумна и вполне оправдана. Буллит негативно относился к политике коллективной безопасности, провозглашенной советским правительством. Своими действиями он отнюдь не способствовал сближению Франции с СССР, а вынашивал идею о налаживании контактов между Парижем и Берлином, что вело бы, по его мнению, к изоляции СССР. В беседе с Лавалем, которого он ранее хорошо знал, Буллит больше всего интересовался переговорами и проектом франко-советского пакта о взаимопомощи. Лавалъ был откровенен. Он сказал, что у него есть сомнения в эффективности и боеспособности Красной Армии. Проект подготовляемого пакта и его применение, отметил он, должны быть связаны с Уставом Лиги наций. Возможно, к нему присоединятся страны Малой Антанты и Балканской лиги. Одновременно усилия Парижа были направлены на установление хороших отношений с Германией116. В беседе с Буллитом полпред Потемкин, подтвердив подготовку проектов договора с Францией, не разделял идею о намерении французов связывать его с Лигой наций, что сделало бы пакт малоэффективным. Сам Буллит осторожно и с пессимизмом относился к проекту пакта о взаимопомощи.
Будучи на обеде в советском полпредстве, где присутствовали многие французские министры, Буллит изложил свои взгляды относительно позиции США к ситуации в Европе. На вопрос дипломата Марселя Розенберга, работавшего в то время в секретариате Лиги наций, а до этого поверенным в делах СССР в Париже, почему США проводят пассивную политику в Европе, держатся в стороне и не принимают участия в дипломатических переговорах, Буллит прочитал маленькую лекцию о том, как важно и выгодно для США не вмешиваться в европейские дела. И французские министры, как информировал Буллит Вашингтон, согласились с ним, заявив: "Никто не может ожидать, что самим Соединенным Штатам следует впутываться в приближающиеся события"117. В то же время Буллит говорил Потемкину о назревании в ближайшем времени серьезных перемен в Австрии, возможном росте нацизма в ней и нарастании угрозы со стороны Италии. Из Парижа 10 апреля Буллит прибыл в Берлин и посетил американское посольство. Был доволен чрезвычайно, вел себя, по словам посла Додд^г иногда по-мальчишески, с удовольствием рассказывал о беседе с Лавалем, который сообщил ему о возможном подписании оборонительного союза между Францией и Советским Союзом118. Затем он направился в Варшаву. На приеме в американском посольстве долго беседовал с полпредом Я.Х. Давтяном. Буллит много и озабоченно говорил об американосоветских отношениях, развитием которых был не удовлетворен. Делая исторический экскурс, он констатировал, что переговоры Рузвельта с Литвиновым явились важным этапом во взаимоотношениях между двумя странами. Подписанные ими документы создавали впечатление у Японии о поддержке СССР Америкой в случае войны. И это, по мнению Буллита, предотвратило ее агрессию. Вопрос о долгах был принципиальным для Америки и надо было его разрешить. Однако этого не произошло, что может негативно отразиться на советско-американских отношениях, которые напоминают молодое дерево, нуждающееся в заботливом уходе, "иначе оно завянет"119. В марте 1935 г. Трояновский писал Литвинову: "Буллит отправился в Москву в хорошем настроении. Ему удалось несколько изменить взгляды в кругах официального Вашингтона относительно американо-советских отношений. У него появились некоторые надежды хотя бы на их незначительное улучшение". Его не оставляла в покое мысль о постройке дома для посольства. И Трояновский просил Литвинова помочь ему в решении вопроса о строительных материалах и рабочих. Во время крайнего обострения советско-американских отношений Буллит предпочел находиться в Вашингтоне. Когда 13 апреля он возвратился в Москву, они по существу все еще находились в кризисном состоянии, но посол не имел предложений, которые бы вели к их улучшению. Он встретился с некоторыми советскими лидерами и заметил, что раньше с ним охотно беседовали, а теперь многое изменилось. Не было прежней благожелательной атмосферы. Казалось бы, ему как дипломату следовало бы глубоко задуматься, разобраться и изучить изменившуюся ситуацию, в частности выяснить, почему это произошло, определить причину напряженности в отношениях между двумя странами и возможности ее ослабления. Свое прибытие Буллит отметил необычно. 25 апреля в американском посольстве он организовал прием, пригласив гостей в количестве 500 человек, в том числе Сталина, что было воспринято в советских высших правительственных кругах с удивлением, особенно если учесть столь обострившиеся отношения между двумя странами. Сталин и другие советские руководители не приняли приглашение посла. За 10 дней до этого, 15 апреля военный атташе Феймонвилл пригласил на прием к Буллиту Гамарника, Тухачевского, Буденного, Егорова, Левичева и других. 1 мая 1935 г. посол присутствовал на Красной площади. Как обычно, состоялся большой военный парад. Представители дипломатического корпуса — послы и военные атташе — внимательно наблюдали за проходившими по площади моторизованными частями, артиллерией, танками и быстро пролетавшими над Кремлем самолетами. Зрелище было внушительное. Возвратившись в посольство. Буллит сразу приступил к составлению доклада на имя Рузвельта. Наиболее важную информацию посол обычно отправлял лично президенту. В Европе, говорилось в докладе, неспокойно. Скоро горячей точкой может стать Австрия. На Дальнем Востоке только относительное и временное затишье. Германия и Япония нуждаются в сырье и новых рынках. Они будут стремиться решать свои проблемы военным путем. После захвата Центральной Европы и Балкан Гитлер, очевидно, повернет свою экспансию в сторону Украины. Пока нет средств предотвратить подобное развитие событий. США могли бы воздействовать на европейскую ситуацию путем вмешательства в войну, но посол советовал президенту постараться остаться в стороне120. В эти же дни, 9 мая, американский посол в Германии Додд с тревогой писал Рузвельту из Берлина о широкой подготовке Гитлера к войне. Все население, отмечал он, обучается военному делу. Производство вооружения и танков происходит ускоренно. Повсюду идут разговоры о войне и намерении аннексировать территории других народов. Открыто говорят об оккупации в ближайшем времени Рейнской зоны, Прибалтийских государств. Италия также лихорадочно готовится к войне. Между Германией и Японией происходят секретные переговоры. В противоположность Буллиту посол Додд призывал Рузвельта предпринять шаги для предотвращения приближающегося мирового конфликта121. Итак, два посла — два взгляда. Один из них излагал свое видение мира из Москвы, другой — из Берлина. Один предлагал Рузвельту не вмешиваться в дела Европы, другой советовал президенту постараться воздействовать на опасное развитие мировых событий. Как только в Париже полпред Потемкин и министр Лаваль 2 мая подписали договор о взаимопомощи, Буллит встретился с Литвиновым и проявил прежде всего интерес к истории заключения этого договора, его значимости и обязательствам сторон о немедленной помощи. Заключение договора являлось, несомненно, успехом советской дипломатии и лично Литвинова. Он приложил к этому огромные усилия, показал недюжинные способности, настойчивость и целеустремленность в достижении поставленной цели. В беседе с Буллитом Литвинов постарался раскрыть свое видение положения в Европе и на Дальнем Востоке в связи с заключением договора с Францией. Оценивая международную ситуацию, нарком отметил, что, хотя подписанный договор не обеспечивал безопасность западных границ государства, тем не менее он не давал Германии возможности проявлять инициативу в нападении на Советский Союз. Полная безопасность может быть обеспечена только Красной Армией, подчеркнул Литвинов. Своеобразие сложившейся ситуации состоит в том, что Япония ожидает момента, когда Германия и Польша совершат нападение на Советский Союз, а в Берлине и Варшаве полагают, что это сначала должна сделать Япония. Следовательно, эти государства находятся в состоянии ожидания. Гитлер концентрирует свое внимание и активность против Австрии и Чехословакии, его взоры направлены на Балканы. Поэтому положение Австрии, отметил Литвинов, очень опасное. Однако Советский Союз не имеет прямых обязательств в отношении защиты ее независимости, также как и Бельгии. Равно и Франция не обязана защищать Литву. Не лучше и положение Чехословакии, которая может стать объектом нападения, особенно если принять во внимание позицию Венгрии, а также и Польши . Внимательно выслушав Литвинова, Буллит спросил, начались ли переговоры между генеральными штабами Франции и Советского Союза, связанные с пактом о взаимопомощи. На этот вопрос последовал короткий ответ: это — компетенция штабов, а не НКИД. Литвинов далее отметил, что пакт о взаимопомощи — это новое в европейской политике, и он является предупреждением Германии, что ее агрессия будет встречена силой. Одновременно нарком затронул, и вовсе не случайно, вопрос о перевооружении Германии, ее программе строительства морского флота. Намерены ли в этой связи США, задал он вопрос послу, заявить протест или возможно выступить с идеей созыва специальной морской конференции. Буллит ничего не мог ответить на этот вопрос и не стал его обсуждать123. Его интересовала в первую очередь информация о содержании заключенного договора о взаимопомощи, к которому он скептически относился, мало веря в его действенность. Состоявшейся беседе с Литвиновым он придавал большое значение и отправил информацию о ней не только в госдепартамент Хэллу, но в посольства и миссии: Ригу, Варшаву, Берлин, Париж, Рим и Лондон. Полученная информация представляла, несомненно, интерес для Буллита, но он хотел знать отношения Польши к советско-французскому альянсу. И ему представился удобный момент. Будучи на похоронах главы польского государства Юзефа Пилсудского, скончавшегося 15 мая, он встретился с министром иностранных дел Беком, который сказал ему, что целью внешней политики Польши является никогда не позволить ни германскому, ни русскому солдату вступать на польскую землю и чтобы ни один самолет этих государств не летал над польским небом. У посла от беседы сложилось впечатление, что между Варшавой и Берлином не было письменно оформленного секретного соглашения, польская армия настроена антигермански, а у Бека также нет прогерманских настроений. Встретившись в Варшаве с Литвиновым, посол спросил о причинах отказа Польши от заключения пакта о взаимопомощи с Советским Союзом. Нарком ответил, что в Варшаве надеются на то, что в предстоящие годы Япония все же совершит нападение на Советский Союз и тогда Польша будет в состоянии присоединить к себе часть Украины. Польские политики рассчитывают участвовать совместно с Германией и Венгрией в расчленении Чехословакии. Буллит был не согласен с такой позицией, считая, как он докладывал президенту Рузвельту 3 июня, что "это чистая большевистская пропаганда"124. В данной оценке проявилась предвзятость суждений посла и недоверие к прогнозу Литвинова. В целом Буллит был недоволен результатами встреч. Прекращение переговоров не дало ожидаемых им результатов. Его беседы с Литвиновым после возвращения из Вашингтона свидетельствовали о большой активности советской дипломатии как в Европе, так и на Дальнем Востоке. В этой ситуации ему оставалось выяснить, какие существовали возможности продолжения переговоров о долгах и кредитах, были ли затронуты эти вопросы во время пребывания Идена и Лаваля в Москве. Литвинов заверил посла в том, что Сталин при встречах с А. Иденом и П. Лавалем не обсуждал проблему царских долгов, его внимание было сосредоточено на Европе, а именно, как обеспечить мир на этом континенте. Когда Лавалъ сделал попытку затронуть вопрос об уплате долгов, Сталин не стал его обсуждать, выразив заинтересованность в развитии торговых отношений с Францией. Нарком заверил Буллита, что ни он, ни Сталин не давал никакого обещания Лавалю обсуждать царские долги. "Сталин категорически отверг обсуждение этого вопроса", — отметил Литвинов. Также он отклонил обсуждение вопроса о долгах и претензиях с Иденом125. Не успокоившись, Буллит при встрече с Лавалем все же настойчиво его расспрашивал 0 том, затрагивался ли вопрос о царских долгах. Это объяснялось тем, что по приезде в Москву он не терял надежды на продолжение переговоров об уплате советским правительством долгов. Но он заблуждался. 5 мая Литвинов телеграфировал Трояновскому о том, что он не намерен говорить с Буллитом о займе. При этом он отметил, что советское правительство по-прежнему придерживалось позиции 20-летнего займа. Таким образом, отношения между двумя странами продолжали оставаться довольно напряженными. Многие вопросы не были урегулированы, и это порождало чувство неуверенности и недоверия у обеих сторон, но в большей степени в Москве. Свидетельством тому явилась беседа журналиста и публициста П.Л. Михайльского (псевдоним Лапинский) с поверенным в делах США Джоном Уайли, состоявшаяся 25 мая в американском посольстве. Разговор носил острый характер. Михайльский сказал, что правительство Соединенных Штатов проводило в высшей степени неумную политику, заняв неправильную позицию в отношении Москвы. Журналист отметил непоследовательность в поведении американского правительства. Во время пребывания Литвинова в Вашингтоне ему было обещано политическое сотрудничество. Однако после установления дипломатических отношений этого не последовало. Посольство в Москве не содействовало налаживанию дружеских связей, взаимопониманию. Напротив, оно стало оказывать давление на советскую сторону, добиваясь в ультимативной форме выполнения требований по уплате долгов и отказывая в займе. Англия и Франция имеют огромные военные долги США, но в госдепартаменте никогда не разговаривали об этом с их послами. Общественность и пресса возмущены. У Джона Уайли сложилось впечатление, что Михайльский выражал не только свою точку зрения, но и высших официальных советских кругов. Более того, его визит в посольство состоялся, по-видимому, по их поручению. Вашингтон также был озабочен развитием американо-советских отношений, ибо надежды на сотрудничество как в сфере политики, так и в торгово-экономической области не оправдались. Деловой мир был недоволен. В госдепартаменте это понимали и пытались урегулировать вопросы в области торговли, что должно было, по мнению экспертов, ослабить напряженность между Вашингтоном и Москвой, уменьшить негативное впечатление от провала переговоров по долгам и кредитам. Советская дипломатия была также в этом заинтересована. Вопрос о долгах СССР мало интересовал деловые круги Америки. Ведь они были ничтожны в сравнении с огромными военными долгами Англии и Франции. Их гораздо больше занимали проблемы торговли и экономические связи.
![Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]](/uploads/posts/books/36343/36343.jpg)