Ю Фельштинский - Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 4)
В "лозунгах", опубликованных ЦК, также есть "подход" к тому же.
Нет никакого сомнения: в ход будут пущены "свистуны". Сталин, Угланов и К° сделают все возможное, чтобы и десятилетие великой пролетарской революции превратить в скандал.
Свист, улюлюкание, швыряние стаканами в ораторов оппозиции, сотни исключаемых из партии, вышвыривание с заводов и, наконец, обыски и аресты коммунистов - вот, при помощи каких методов "руководят" сейчас Сталин, Угланов и К0.
На всех перекрестках они обвиняют нас, большевиков-ленинцев (оппозицию) в том, что мы общаемся с беспартийными рабочими Это объявляется преступлением против партии.
Сталин и К0 каждый день во всех газетах льют помои на оппозиционеров, а ведь газеты читают все, в том числе и беспартийные. На всех собраниях, в городе и деревне, аппаратчики пытаются оклеветать оппозицию. И в то же время рабочего-оппозиционера исключают из партии, если он пробует объяснить своему товарищу по станку, беспартийному
рабочему, что оппозиция отстаивает дело Ленина, что гнусная ложь о "связи" с врангелевскими офицерами и пр. пущена в ход политическими банкротами.
Мы, оппозиционеры, согласны на то, чтобы внутрипартийные споры разрешались только внутри партии -- конечно, без свистунов, без зажимания рта. Но ведь этого то и не допускает сталинская фракция*.
При Ленине мы к чистке партии привлекали беспартийных рабочих, - хотя чистка партии дело внутрипартийное. Прятаться от беспартийных рабочих нам нечего. Мы зовем их в нашу партию. Завтра они будут членами ее. Завтра они вместе с нами будут бороться за ленинизм, за исправление линии партии
О чем спорим мы сейчас: о своевременном повышении зарплаты; о зажиме на заводах; о продовольственных хвостах; о росте кулака и частника; о том, как бороться против бюрократов; о мерах борьбы с безработицей; о признании долгов; о причинах, приведших к поражению китайской революции; о том, как лучше подготовлять оборону СССР против империалистов. Все это вопросы, касающиеся каждого рабочего, всех беспартийных рабочих, всего рабочего класса.
Мы имеем много доказательств того, что основная масса беспартийных рабочих начала интересоваться нашими спорами и начала понимать правоту оппозиции.
Демонстрация ленинградских рабочих 17 октября 1927 г. показала огромное сочувствие рабочей массы к оппозиции.
Это главный итог двух лет: рабочий класс в целом начинает интересоваться спорами аппаратчиков с оппозицией и, видя правоту оппозиции, начинает поддерживать последнюю. В этом залог того, что большевизм победит, что поражения и ошибки сталинской фракции не погубят революции, что единство партии, созданной Лениным, будет сохранено
Мы уверены, что рабочие дадут по рукам аппаратчикам и свистунам, пытающимся извратить смысл рабочего праздника; они пойдут по тому же пути, по которому 17 октября 1927 г. уже пошли ленинградские рабочие; они поддержат лозунг единства ВКП (б); они будут протестовать против раскола, обысков, арестов, зажимания рта, свиста, улюлюкания; они поддержат наше требование, чтобы завещание Ленина, которое спрягал Сталин, было напечатано.
Г. Зиновьев 3 ноября 1927 г.
В РЕДАКЦИЮ "ДИСКУССИОННОГО ЛИСТКА"
Прошу напечатать в "Дискуссионном листке" прилагаемую при сем статью-речь.
С товарищеским приветом X. Раковский 3 ноября 1927 г.
* Курсивом даны поправки Л. Троцкого. - Прим. сост.
ОППОЗИЦИЯ И ТРЕТЬЯ СИЛА
Не сказанная речь Раковского на Объединенном
пленуме ЦК и ЦКК*
Товарищи, я готов следовать совету тов. Бухарина, звавшего пленум к хладнокровию, хотя, к сожалению, большинство не послушалось этого совета и продолжало срывать с трибуны ораторов оппозиции, продолжало прибегать к малоубедительным аргументам - к бросанию стаканов, после того, как были использованы переплетенные тома. Я намерен в обсуждение вопроса об исключении тт. Троцкого и Зиновьева внести максимум хладнокровия и спокойствия.
То обстоятельство, что к десятому году Октябрьской революции пред нами стоит предложение Президиума ЦКК об исключении из нашего состава двух виднейших деятелей нашей партии, двух ближайших сотрудников Ленина, не может сойти, как обыкновенное событие. Сколько бы вы ни прорабатывали партию, сколько бы вы ни подготовляли ее к такому исходу, но если это предложение будет принято, оно явится громадным ударом по всей партии.
Я с нетерпением ожидал речей ответственных товарищей, руководителей большинства, я с величайшим вниманием слушал эти речи, не прерывая их ни одним словом, не желая упускать ни одной мысли. Я ждал услышать их аргументы. Для меня важно было выяснить, спрашивают ли себя руководители партии, члены Политбюро, члены пленума, принадлежащие к большинству, о том, как массовые исключения из партии, аресты подлинных и преданнейших ленинцев-партийцев, наконец, исключение тт. Троцкого и Зиновьева из ЦК, как все это отразится на соотношении классов внутри страны и за рубежом, будет ли это способствовать укреплению партии, укреплению пролетарской диктатуры, усилению советской власти, расширению и углублению влияния Коминтерна?
Вот тот вопрос, который должен, был стоять перед каждым членом Центрального Комитета. Я думал, что этот вопрос будет поставлен, и я с напряженным вниманием ждал ответа на этот вопрос.
Что же случилось? Если бы кто-нибудь извне присутствовал здесь на наших дебатах, его поразила бы бедность, скажу прямо, убогость аргументов, которые приводились в пользу исключения. Был ли в них хотя бы малейший анализ нашего внутреннего и международного положения? Был ли в них учет борьбы классов? Нет, ничего подобного. Все аргументы сводились к одному и тому же: все ораторы - и те, которые говорили по 10 минут, и те, которые говорили часами, - приводили в различных вариантах одно и то же обоснование: Троцкий и Зиновьев нарушили партийную дисциплину; они это совершили, несмотря на мно
* Настоящая рукопись представляет собой подробный конспект речи, которую я собирался произнести на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК по вопросу об исключении тт. Троцкого и Зиновьева из ЦК. Так как прения были прекращены как раз в момент, когда очередь дошла до меня, то мне остается лишь опубликовать конспект моей речи в "Дискуссионном листке" для сведения партии.
гократные предупреждения, которые делались пленумами. Поэтому они должны быть исключены. Это требуют будто бы интересы сохранения единства партии.
Признайтесь, товарищи, что это есть суть того, что говорилось в течение одного дня ораторами большинства. Из ораторов меньшинства вы-ступали тт. Зиновьев и Троцкий, но они находились в положении обвиняемых, а тов. Муралову, так же, как и первым двум, не дали закончить свою речь. Говорили только ораторы большинства.
Нельзя же считать аргументами за исключение то, что приводил здесь тов. Сталин, например, указание на изданную тов. Троцким в 1904 г. брошюру, которую он посвящал "дорогому учителю П, Б. Аксельроду". Я не знаю, забыл ли тов. Сталин или он не знает, что Ленин несколько раньше тов. Троцкого также называл Аксельрода "дорогим учителем"? Нельзя также считать аргументами всю эту дребедень, все эти антибиографические и биографические сведения, которые в обилии приводились здесь, но которые с излишком покрываются обоснованной теоретической критикой, которую мы слышали со стороны оппозиции. Я понимаю, конечно, почему аргументы о дисциплине приводились так часто. Эти аргументы ближе и понятнее широким партийным массам, а также и беспартийным массам, сочувствующим партии. Приводя эти аргументы, легче всего возбудить ненависть и озлобление против оппозиции. Партия не знает, кто является первым, систематическим и самым ответственным нарушителем партийного устава, партийной дисциплины и партийного единства. Значительная часть молодых членов партии еще склонна принимать существующий режим в партии за нормальный режим, а всякое уклонение - не от партийного устава, а от искаженного партийного режима - она принимает за нарушение устава, за нарушение дисциплины и единства партии.
Между тем, что должно иметь перевес в такой критический момент в нашей дискуссии, это -- интерес партии, интерес диктатуры пролетариата, интерес революции. Тот подход к вопросу, который слышали здесь, является сухим, формалистическим, бюрократическим. Не партия, не пролетариат, не советская власть, не Коминтерн существуют для устава, а устав существует для того, чтобы революционный авангард пролетариата мог осуществить свои классовые задачи. Ленин не раз указывал на то, что разговоры о революционной дисциплине вне связи с политической линией, с революционной практикой это "выкрики", "пустышки".
Когда перед нами вскрывается с определенной очевидностью, что революционной ленинской партии грозит опасность, вследствие неправильного партийного режима; когда нам становится ясно, что диктатуре пролетариата грозит опасность, вследствие неправильной внешней и внутренней политики, устав, даже подлинный, а не такой, каким его представляет наш аппарат, разумеется, не теряет своей силы, но отходит на второй план.
