Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии
17-го числа Головачеву приказано было расстрелять 8 орудиями (4 конных и 4 горных) неприятельский лагерь, чтобы наша гребная флотилия могла воротиться к отряду беспрепятственно. На рассвете эти орудия, с небольшим прикрытием из 2 рот и 1 взвода стрелков, расположились против лагеря хивинцев, из которого тотчас же посыпались выстрелы. Через 1 1/2 часа нашего огня хивинские артиллеристы бросили свои пушки и разбежались, разбежалось и все скопище, успев, однако, увезти пушки. С нашей стороны выпущено было только 54 гранаты. Потеря наша состояла из двух лошадей. К концу канонады показалась и флотилия, успевшая захватить с боя несколько каюков на левом, т. е. неприятельском берегу. Всего у нас составилось 4 больших каюка на 80 человек каждый, 11 малых на 10 чел. каждый и 3 кауфманки, итого 18 судов.
В этот день явился в лагерь корреспондент американской газеты «New-Yorks Herald» Мак-Гахан, пробравшийся в отряд из Перовска, вопреки запрещению, а затем явилась депутация из Шурахана, изъявившего готовность покориться тому, кто раньше придет; в письме так прямо и говорилось: «Мы будем курами того, чье просо раньше созреет». Вечером же начальник штаба генерал Троцкий доложил Кауфману о необходимости изменить принятый план движения и переправиться здесь же на ту сторону, потому что неприятель оттуда сбит, а в войсках во всем недостаток, который тотчас же можно пополнить после переправы, тогда как до населенных мест по пути на Шурахан еще 25 верст; да и догонять отряд оставшимся позади войскам будет легче.
18-го числа в 10 часов утра у туркестанцев началась переправа через Аму-Дарью против того места, где был хивинский лагерь. К этому дню в некоторых частях отряда сухари уже кончились, крупы давно не было, мяса также; но подрядчик Громов доставлял конину, которою все и питались, начиная с Кауфмана. 19 мая в отряд явился посланец с письмом от дяди хана и сообщил известие, что оренбуржцы заняли уже Кунград и Ходжейли. В ответном письме Кауфман просил прислать хлеба, ячменя и скота, в «доказательство вашего мирного расположения». Дядя, однако, не прислал.
20-го переправа войск продолжалась. Жители стали доставлять разные припасы, но в весьма малых количествах. На Алты-Кудук отправлено 700 верблюдов для перевозки тяжестей к переправе, да с собой перевезли 300, а 200 за негодностью отпущены домой. 21-го Кауфман отдал приказ, коим запрещал фуражировки и предписывал следить за джигитами, у кого они есть, чтобы они не грабили, не обижали жителей, грозя виновным полевым судом.
От Шейх-арыка до Хивы тянутся непрерывные сады, а самый лагерь стоял на солнцепеке, поэтому произведена была рекогносцировка и решено перевести отряд в ближайшие сады. К полудню на переправу пришел тыльный отряд полковника Веймарна — 2 роты и 2 орудия. Кауфман был именинник и праздновал заодно и удачную переправу.
22-го, ввиду того, что жители уже второй день ничего не привозили на продажу, назначена была фуражировка, под прикрытием 2 рот, 1 сотни казаков и 2 горных орудий. Прикрытие было встречено выстрелами, причем у нас ранен подпор. Скворцов и 1 унтер-офицер. В этот день получены были два рапорта Веревкина, что к 23 числу он будет в Новом Ургенче.
23-го для занятия Хазараспа двинуты в 5 часов утра налегке 9 рот пехоты, 8 орудий, 1 сотня и 2 картечницы, а в лагере оставлено 2 роты, да одна переправилась сюда в течение дня, из числа пришедших с полков. Веймарном. Кавалерия, воротясь из Шурахана, осталась непереправленною для охранения флотилии. На пятой версте Кауфмана ожидали без шапок посланцы хана с письмом его и просьбой остановиться для переговоров. Но Кауфман продолжал идти и после небольшой перестрелки во время движения, с какими-то мелкими толпами у сел. Карават, нашел Хазарасп покинутым на произвол судьбы, несмотря на семисаженные стены и вырытое кругом озеро. В крепости нашли 4 медных полевых пушки с запряжкою, те самые, которые действовали по нашим войскам из лагеря у Шейх-арыка; найдено еще 43 фальконета, 1000 пудов пшеницы, 800 пудов джугары и 680 пудов риса. Потеря наша: 1 раненый рядовой. За два последних дня у нас выпущено было около 2500 патронов и 7 гранат. После занятия Хазараспа Кауфман приказал отступить к сел. Каравак на ночлег. Это была большая ошибка: и дядя хана, и сам хан приписали это своим письмам, сообщили об отступлении туркестанцев Веревкину, а в народе распространили слух, что Кауфман отступил даже к Питняку, хотя в крепости нами оставлен был все-таки гарнизон из 3 рот и 4 горных орудий. Каравак стоит на половине расстояния между Хозараспом и переправой. Сбор арб для обоза шел вяло, и Кауфман простоял тут три дня.
Из хивинских пушек составлен дивизион с хивинскими лошадьми и ездовыми.
Полагая, что Веревкин действительно в Новом Ургенче, Кауфман послал ему приказание перейти в Ханки и ждать там… Замечательно, что и Веревкин, и Кауфман, сносясь со вспомогательными отрядами, постоянно приказывают ждать, а те ждать и не думают!..
По занятии Ходжейли Веревкин решил идти навстречу Кауфману по левому берегу Аму-Дарьи, покрытому почти сплошь кустарниками и камышом. Он надеялся здесь легче узнать что-нибудь о туркестанском отряде и скорее войти с ним в сношения. 19-го числа отряд направился из Союнды в Джелангач-Чеганак, причем хивинцы, пользуясь кустарником по сторонам дороги, стреляли по цепи, охранявшей инженерный парк, посланный вперед для устройства моста на козлах чрез глубокий и широкий арык в 6 сажен. У нас ранен 1 дагестанец.
20-го отряд двинулся к Мангыту и повторил маневр под Ходжейли: так же кавалерия ушла вперед с конной батареей, так же ее обсели конные толпы, так же пришлось ждать пехоту. Но на этот раз хивинцы ждать ее не стали, а понеслись на оренбургскую конницу Леонтьева. Тот спешил 3 оренбургских сотни, встретил хивинцев метким залпом и отбил атаку. После этого массы неприятеля бросились на обоз, где произошла рукопашная схватка, в которой убито два оренбургских казака. Хивинцы были, однако, отбиты. По-прежнему артиллерия послала несколько гранат. По-прежнему перед городом Веревкина встретила депутация, и войска вступили в Машыт двумя колоннами. Все шло хорошо, и никто не сказал бы, что через несколько минут Мангыт будет разграблен.
Только что Веревкин прошел через город с головными частями своей колонны, как сзади раздались выстрелы: это какие-то безумцы вздумали помешать саперам чинить мост через арык. Безумцы были немедленно истреблены, а в это время и в колонну Веревкина стали стрелять из домов. Считая это вероломством, люди бросились ломать калитки и ворота, нашли во дворах взмыленных лошадей, что обличало их хозяев как участников в нападении на наш отряд, и началась расправа…
Тут подоспел еще и обоз со своим беспорядком и пылью, мешавшими надзору; разные нестроевые, джигиты, чапары и лаучи (верблюдовожатые) бросились грабить… Кто-то пустил и красного петуха… Веревкин послал сильные патрули, и когда наконец удалось водворить тишину, 400 трупов остались на месте…
Левая колонна Ломакина подошла к своим воротам несколько позже правой, когда в городе шла уже перестрелка. Он остановился, стянул колонну и прошел город без приключений с музыкой и песнями.
Никто из русских тогда не знал и не подозревал, что предки мангытцев участвовали в избиении русских солдат Бековича Черкасского в Порсу и потом переселились в Мангыт. Туземцы думали, однако, что русские это знали и отомстили через полтораста лет. Потери наши состояли: в 1 убитом офицере (капит. Кологривов), 2-х казаках и в 4-х раненых нижних чинах.
Ночлег был в версте за городом. На следующий день, т. е.
21 мая, войска тронулись к городу Китаю, причем Скобелев, с двумя сотнями, послан был разорить туркменские аулы по арыку Карауз, за участие в нападении на наш отряд, что, по его словам, и исполнил не без сопротивления. При переправе обоза через канал Аталык, неприятель сделал на него нападение, но был отбит, причем однако наши ракеты рвались преимущественно перед самыми станками… Ночлег был в 2 верстах не доходя Китая. Сюда явились депутации от городов Янги-Яба, Гурлена, Китая и ЬСята, с заявлением покорности. Таким образом, большая часть ханства покорилась уже Веревкину.
22 мая отряду предстояло идти сплошными садами по узким между ними улицам, где ожидалось сильное нападение конных ополчений. Поэтому на охрану обоза обращено особое внимание. Предположения сбылись. Был случай, что хивинская засада встретила самого Веревкина со свитой залпом в 25 шагах, и тотчас ускакала, не причинив, однако, никому никакого вреда. Обоз немного потрепали, захватив 3 арбы с провиантом и двух верблюдов со вьюками, в числе коих был инженерный с принадлежностями для сборки мостов. У нас убито 6 и ранено 3 нижних чина; порублено также несколько арбакешей. На ночлег стали у Янги-Яба, сделав всего 16 верст. Сюда прибыл ханский посланец с письмом, в котором выражалось удивление: почему русские вторгаются в его владения без всякого повода? Хан просил остановиться на 3 дня для переговоров о мире, как это сделал будто бы и Кауфман. Веревкин отвечал, согласно инструкции, что он не уполномочен вести переговоры и без приказания Кауфмана остановить свои войска не имеет права.
