Татьяна Бирюкова - В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей
В экспозиции были представлены чернильный прибор, ручка с пером, очки в футляре мастера Милька, значки, которые Федор Михайлович носил как участник Пушкинских празднеств при открытии памятника А. С. Пушкину в Москве, портсигар с экземплярами папирос и сигар, которые он курил, разные мелкие личные вещи (в том числе и его матери, которыми писатель очень дорожил).
Удивляли простотой книжный шкаф, стол и стул. Вдова писателя заказала для себя копии этой мебели, и ей сделали их настолько удачными, что она не могла даже с уверенностью сказать, что ничего не перепутала и что копии остались в ее обиходе, а подлинники попали в музей.
Для создания атмосферы, окружавшей Ф. М. Достоевского, в коллекции были представлены виды столичных домов, в которых он жил, его дома в Старой Руссе, приспособленного после него под училище, внутренние виды его кабинета, портреты его братьев и доброго друга И. Н. Шидловского.
В ГИМе, в вестибюле, на одной из мраморных белых досок золотыми буквами перечислены имена основных дарителей этого роскошного московского музея. Среди них — и Анна Григорьевна Достоевская.
Бюст Гаазу и приют для беспризорников
Решением Московской городской думы от 12 октября 1904 года было постановлено взять на счет города содержание могилы доктора Ф. П. Гааза. Комиссия о пользах и нуждах общественных поручила рассмотреть предложения о способе увековечения его памяти.
Гласный А. И. Геннерт доложил комиссии, что могила Гааза «очень скромная, на проходной дорожке, ничем не отделенная, над ней стоит ничтожный камень».
В апреле 1905 года московский градоначальник сообщил московскому городскому голове, что со стороны Министерства внутренних дел «нет препятствий к осуществлению подписки для устройства в Москве памятника Гаазу».
А в июне 1906 года Мосгордума поблагодарила попечителя Третьяковской галереи И. С. Остроухова за руководство работами по приведению в должное благоустройство могилы Гааза, скульптора Н. А. Андреева, безвозмездно исполнившего барельефный портрет доктора для некрополя на Введенских горах, и других активистов, которые бесплатно оказали помощь в этом деле.
Была обновлена надгробная плита из полированного красного шведского гранита с надписью «Спешите делать добро». Поставлена новая металлическая решетка, которую сделали в стиле позднего «empire» — стиля эпохи молодости врача, которому он до конца своих дней хранил верность и всегда носил костюм того времени. Место над могилой было значительно расширено. Оплата производилась только за стоимость материалов и рабочих рук.
Памятник у Александровской (Гаазовской) больницы стоил 3500 рублей, из которых 1000 ассигновала дума, остальные собирали по подписке.
Сенатор Анатолий Федорович Кони подарил Александровской больнице мраморный бюст заслуженного доктора, завещанный ему Жизневским.
Но для постановки скульптуры Гааза в Москве свой проект еще 17 января 1905 года представил думе академик архитектуры Владимир Сергеевич Бровский. В письме в думу от 16 сентября 1909 года он спрашивал о четырехлетней судьбе своей работы. Его монумент изображал небольшую часовню с неугасимой лампадой и иконой Христа в терновом венке. У подножия памятника стояла скульптура Гааза с ребенком на руках, а с боков — фигуры женщины и старика арестанта в кандалах. В 1905 году эта скульптурная композиция предполагалась к установке «на бульваре около Острога в Бутырках против церкви Скорбящей Богоматери» (то есть рядом с Тюремным замком и Скорбященским монастырем). Однако дума этот проект вовсе не рассматривала, сославшись в ответе Бровскому, что его работа находилась несколько лет в городской управе. Видимо, ее местонахождение так и не было определено.
Памятник «святому доктору» решили установить в виде нового бронзового бюста на гранитном пьедестале в сквере Александровской больницы в Большом Казенном переулке.
На памятник поступили взносы:
• по приговору думы от Московской городской управы — 1000 рублей,
• от великой княгини Елизаветы Феодоровны — 100 рублей.
Взносы сделали врачи, служащие различных московских больниц, частные лица. Всего по подписке собрали 5233 рубля 70 копеек.
На бюст и пьедестал потратили 3200 рублей. На исправление могил Гааза и его друга А. И. Поля, также и ограды — 30 рублей. Был сделан «взнос в Ольгинское благотворительное общество в память доктора Гааза на усиление благотворительного фонда имени Федора Петровича Гааза» — на одно свидетельство Государственной 4 %-ной ренты в 1000 рублей (на сумму по биржевой цене) — 917 рублей 55 копеек. Внесено в Александровскую больницу на устройство ограды вокруг нового памятника и разбивку цветника — 1086 рублей 15 копеек. Расход был равен сбору.
На торжественном открытии бюста в октябре 1909 года сквер больницы был украшен цветами, флагами, живыми растениями. Пели хоры детских приютов «Утоли моя печали» и Рукавишниковского. От последнего еще играл детский оркестр.
Позднее, уже 22 марта 1911 года, один неизвестный сделал посмертное распоряжение о передаче Московской управе 15 тыс. рублей на сооружение приюта имени Гааза для беспризорных детей на 25 человек.
Беспризорники стали бедой в Москве. И с целью правильного отношения к женским обязанностям чудесный доктор написал статью «Призыв к женщинам».
Управа решила к концу 1913 года перевести малолетнее отделение Работного дома на новую усадьбу (часть бывшего владения Котовых) — между Оленьим Камер-Коллежским валом и Яузой, вблизи Ермаковской улицы, во владение № 22. На этой территории располагались два пруда, хвойные и лиственные перелески. С переводом отделения учреждение стало бы называться «Приют имени доктора Ф. П. Гааза для малолетних призреваемых Работного дома и Дома трудолюбия», со штатным их числом — 200 человек. Необходимо было заранее построить еще несколько жилых строений.
Здесь были бы четыре учителя-воспитателя и четыре воспитательницы, законоучитель, по одному учителю музыки, рисования и пения. Все они в приюте имели бы квартиры с отоплением и освещением. Еще нанимались мастера по ремеслам, дядьки и няни — 12 человек, также дворник, садовод, истопник, повар, экономка. В обязанность дядек входил ночлег в комнатах воспитанников.
11 мая 1914 года в половине второго часа дня состоялось торжественное открытие «Приюта имени доктора Гааза». В его программе были: 1) молебен; 2) слово преосвященного Анастасия, епископа Серпуховского; 3) очерк о создании приюта. Сообщение заведующего Работного дома и Дома трудолюбия А. М. Гайдамовича; 4) окропление святой водой зданий, их свободный осмотр приглашенными; 5) «Слава» Гаазу; 5) чай и приветствия.
Город и Московская управа были довольны: достойно было выполнено завещание неизвестного, чьи немалые деньги cпешили сделать добро ребятам-москвичатам.
Для справки: в начале 1913 года собрание Благотворительного общества попечения о беспризорных детях при управлении Московского градоначальника дало отчет за четыре года своего существования.
За это время активисты общества подобрали на улицах города 1685 беспризорников. Общество на свои средства одевало детей, кормило, давало приют. Многие дети были отправлены в их родные места, часть их (под обязательным патронажем) передали на воспитание в семьи или пристроили к обучению мастерству. Тем самым это попечительское общество, по мнению москвичей, «избавило первопрестольную от маленького пролетариата, который, со временем, наполнил бы Хитровку, а может быть и тюрьмы».
Дни нашей жизни
Часто ли мы заглядываем в афиши московских театров? Вероятно, лишь тогда, когда хочется посмотреть какую-либо определенную постановку.
Интересно ознакомиться с некоторым перечнем следующих представлений: «Баядерка» — Большой театр, опера «Мазепа» — Народный дом на Новослободской, «Ко всем чертям» — Театр художественной сатиры (в помещении под театром «Зон»), в самом же театре «Зон» — оперетта «Лже-маркиз», в Электротеатре «Эклер» (Б. Грузинская, 51) — «Голодный Донжуан», театр Корша — «Дни нашей жизни».
Это — выписка из газетной афиши, анонсировавшей спектакли на… 25 октября 1917 года (дата — по старому, дореволюционному, стилю). После 25 октября до 8 ноября никакие газеты в первопрестольной не выходили.
Революция в Москве — время (как писали журналисты) «кошмаров с какой-то пальбой, вывороченной московской мостовой», с выбитыми стеклами в домах, с порванными трамвайными проводами (среди редких исключений: трамвай мог еще ходить по Малой Дмитровке к Бутырской заставе и Петровскому парку). В некоторых местах можно было увидеть труп убитого человека или извозной лошади. На улицах дежурили патрули, проезжали грузовики с вооруженными солдатами или автомобили с белыми флагами и красными крестами. Не работал телефон.
