Павел Федоров - Синий Шихан (Роман 1)
- Увидев золото, согрешит и покинет праведный путь даже истинный ангел, - шутливо, но многозначительно проговорил Шерстобитов.
Все слушали Тараса Маркеловича с напряженным вниманием.
- Это вы правильно сказали, господин Шерстобитов, - кивнул Суханов. Только вы уже меня не перебивайте. Так вот, значит, встретился я с ними в тайге. Молодой коммерсант даже не узнал меня. Да и признать-то было мудрено... Я был такой же прокопченный, как и все орочи, - в кухлянке, в оленьих унтах. В те места пришел тогда впервые, с Игарки. Там жизнь была тяжкая, а здесь народ жил и того хуже. Вижу, сын Кинтера и его помощники за бутылку водки берут соболя, правда, дают в придачу железные пуговки... Ничего, добротный товар, блестит, ороченкам нравится. Тут я понял, что без техники таких пуговиц не сработаешь. А вот муки привозили мало. Оно и понятно - груз тяжелый, возить далеко, расчету нет, себе дороже обходится... Пуговки куда сподручней, места не так много занимают... А у деловых людей прежде всего свой коммерческий расчет...
- Вот наживается-то, подлец! - не выдержал Буянов.
- Доходов от них я не считал, - сердито оборвал его Суханов. Вернулся я в те края спустя два года. Картину увидел страшную. Время было такое: ожидали прибытия парохода. Орочи повыползали из чумов, и большие и махонькие, за пазухой у каждого склянка... Это для водки. Господин Кинтер так их приучил, что они перестали даже торговаться, берут, сколько даст. Напиваются, мерзнут, видеть стали плохо, руки трясутся, зверя добывают все меньше, поголовно вымирать начали... Итребляяся зверь, да и люди также. Вот что значит такая техника...
Гостям стало не по себе. Почувствовав это, Тарас Маркелович умолк. Склонив голову, прищурил седые веки, пряча от людей заблестевшие глаза.
Хевурд смял лежащее на коленях полотенце и осторожно отодвинул от себя чайную чашку. Горслей сжимал в кулаке металлическую спичечницу.
- Это любопытно, что вы рассказали, господин Суханов. Очень любопытно, - растягивая слова, проговорил Горслей. Он не раз бывал во Владивостоке, был близко знаком с миллионерами Линдгольмом и Кинтером, отлично знал все их коммерческие дела. Мартин Хевурд, покосившись на Горслея, тихо сказал по-английски:
- За каким чертом вы затеяли этот разговор с технике, об отсталости России? Вы что, приехали сюда азиатов просвещать?
- А почему бы и нет? - неожиданно для всех заговорил Василий. Простите, господа, я немножко знаю английский язык.
- Э-э... Очень хорошо, - стараясь подавить смущение, отозвался Хевурд. Вытянув ноги, он поудобней уселся на подушке. Разговор принимал явно неприятное направление. Хевурд уже кое-что слышал о Кондрашове.
- В России, господин Хевурд, преклоняются перед вашим великим ученым Чарльзом Дарвином, высоко почитают Шекспира, так же как английский народ чтит имена Пушкина, Ломоносова. Нам есть чему поучиться друг у друга. Разве это не так?
- О да! - подхватил Хевурд. - Господин Горслей, конечно...
- Это слишком большой вопрос, - прервал его Горслей. Затянувшись дымом сигары, он тронул кончиком пальцев свой квадратный подбородок и, не скрывая насмешливого выражения на тонких твердых губах, раздельно продолжал: - Просвещение и взаимные культурные связи должны быть! Я не спорю... Но я говорил господину Суханову о технике добычи золота... В России пока учиться нечему... Разве я сказал неправду?
- Да, господин Горслей, это неправда, - спокойно возразил Кондрашов. - Известно, что первую усовершенствованную золотопромывательную машину изобрел русский инженер Аносов. Он же еще шестьдесят лет назад усовершенствовал на приисках подвозку породы на промывательную фабрику по рельсовой дороге в специально сконструированных тележках.
- У нас машины другого рода, - высокомерным тоном заявил Горслей, чувствуя, что этот русский бухгалтер - человек образованный и умеет основательно спорить.
- Все действующие сейчас золотопромывательные машины сконструированы по принципу инженера Аносова, - настойчиво продолжал Василий. - И самая главная его заслуга в том, что до его изобретения из тех же песков золота добывалось в сто тридцать раз меньше. Как промышленник и коммерсант, вы меня понимаете! После того как в восемьсот сорок шестом году в горном журнале была описана золотопромывательная машина Аносова, из разных стран посыпались запросы. Горный департамент просили выслать чертежи. Просили также командировать за границу русских инженеров и мастеров.
- Может быть, может быть... Я не хочу умалять заслуг господина Аносова, - пробормотал Горслей.
- Аносов, - продолжал Кондрашов, - на много лет опередил иностранных ученых. Он выплавил самый лучший в мире булат. Крепче дамасской стали. Он создал совершенный метод плавки того неоценимого в производстве материала, на котором держится вся высокая техника. Ваши ученые, господин Горслей, до сего времени при выплавке стали используют его метод. Павел Петрович Аносов совершил научный подвиг мирового значения. А вы говорите, у нас нечему учиться!
- Я не сталелитейщик, а золотопромышленник, - резко сказал Горслей.
- Насчет золота, - словно не замечая его грубого тона, говорил Василий, - могу добавить, что за время управления Аносовым Златоустовским горным округом промыслы дали семьсот девяносто два пуда золота. А один самородок был найден весом в два пуда семь фунтов и девяносто два золотника. Самый большой самородок на свете...
- Два пуда! Боже мой! - всплеснул руками Буянов. - Это, как говорится, не пито не едено, а богатство заведено, - не унимался он. Хоть бы кусочек в полпудика для сладости в руках подержать. Везет же людям!
- А у нас еще говорят так: "Богатство слаще отца и матери", - с возбуждением сказал Жумагул. Разговоры о золоте взбудоражили всех.
- Говорят и другое, - поднимая задумчивые глаза, вмешался все время молчавший Кодар. - Так говорят:
Голодное брюхо чем хочешь набей,
А сытое - требует пищи вкусней.
Твердящий: "Поел - полбогатства обрел"
Вовек не насытит утробы своей.
От его слов Жумагул встрепенулся. Широкий, с редкими волосами подбородок его задрожал.
- Кто там говорит? Кто? Ты! Ты! - взвизгивал он, тыча в сторону Кодара пальцем. - Ты! Только губы змеи могут так шептать!
- Это сказал великий акын Абай... Зачем кричать? - спокойно ответил Кодар.
- А ты повторяешь змеиные слова человека, которого проклял родной отец! - выкрикивал Жумагул.
- Эти слова повторяет весь наш народ. Он сделал Абая своим судьей. Потому что Абай - это совесть народа, - принимая вызов Жумагула, твердо проговорил Кодар.
Вспыхнуть этой неожиданной ссоре не дал Иван Степанов.
- Ну чего завелись? Куска желтого металла не видели? - не вникая в смысл стихов, проговорил Иван. - Приехали бы ко мне, я бы вам показал свой собственный самородок в сорок два с половиной фунта. Только вот жаль, отправил я его вчера с казачьим конвоем... Ну да ничего, мы покрупнее найдем...
В юрту осторожно вошел Микешка. Отозвав Тараса Маркеловича, прошептал ему что-то на ухо. Суханов удивленно повел бровями, обращаясь к гостям, сказал:
- Извините, господа, нам пора. У нас дела...
Василий и Суханов уехали на прииск.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
После скачек и козлодрания начались игры, борьба на поясах. Маринка протиснулась сквозь толпу, вышла на свободное место и лицом к лицу встретилась с Владимиром Печенеговым. Он был в новом, отлично выглаженном мундире, с перевязанной щекой. В руках держал стек.
Маринка побледнела; ловя возбужденный взгляд хорунжего, остановилась.
- Так вы уже здесь? - бросив недокуренную папироску, сказал Печенегов. - Мне с вами поговорить нужно.
Девушка ничего не ответила, только беспомощно посмотрела по сторонам, знакомых вблизи не было.
- Как вы посмели меня ударить? Как вы смогли?.. - бурно дыша, спрашивал Печенегов. - Почему вы молчите?
- А что мне говорить? - Маринка подняла на него напряженно блестевшие глаза. - Может, и вы меня хотите ударить, так ударьте, - закончила она тихо, но с затаенной в голосе угрозой.
- Это глупо! Понимаешь, глупо! Я нечаянно ударил лошадь этого мальчишки! - лгал Печенегов.
- Это неправда! - хмуро проговорила Маринка. - Вы нарочно ударили лошадь, чтобы она не обогнала вас. Мальчик мог упасть, и его бы тогда стоптали.
- По ведь он не упал?
- Хорошо, что не упал... Я бы вас тогда тоже стоптала своим конем, не опуская глаз, прошептала Маринка.
Печенегов нервно засмеялся, хотел взять ее за подбородок, но девушка отстранила его руку.
- Вы должны со мной расплатиться, - продолжая играть стеком, твердо сказал Печенегов. - Как вы будете со мной расплачиваться? Бросьте краснеть и притворяться... Знаете что... я решил на вас жениться, тогда все покончим!..
- У меня уже есть жених, - ответила Маринка, не принимая его слова всерьез. Ей стало вдруг весело и забавно.
- Это не имеет значения! Я все равно пришлю сватов... А если не согласитесь, черт побери, я вас выкраду, тайком увезу! Я такой человек, что ни перед чем не остановлюсь, да!
