Павел Федоров - Синий Шихан (Роман 1)
Среди гостей были Хевурд-старший, Горслей, управляющий Троицкого золотопромышленного общества, Шпак, Иван Степанов, высокий бородач Роман Шерстобитов, Матвей Буянов с сыном Родионом, станичный атаман Гордей Севастьянович Турков.
Василий и Кодар, решивший примириться со своими врагами и поэтому принявший приглашение, подходили к юрте последними.
- Я уже, Василий, шибко по-русски читаю, - говорил Кодар. - Книги, что ты мне дал, прочитал все. Тот, кто их писал, наверное, был такой же умный, как ваш акын Пушкин.
Кондрашов улыбнулся.
- Понравилось? Значит, понятно пишет?
- Когда читал, думал, что из родника в жаркий день свежую воду пью, ответил Кодар.
- А Пушкина тоже любишь? - спросил Василий.
- Тоже. Наш Абай переложил стихи Пушкина на язык простого народа. Разве ты не знаешь песни Абая?
О знаменитом казахском поэте Василий немного слышал от ссыльных. Он стал подробно расспрашивать Кодара. Разговаривая, они остановились неподалеку от юрты.
- Я никогда не видел Абая, но много знаю его песен, - сказал Кодар. Однажды в степи, далеко отсюда, мы со старым Тулегеном увидели большое скопление народа. Когда подъехали ближе, услышали громкие крики и плач. Тулеген склонил голову и сказал: "Ушла на небо чья-то душа... Если ты голоден, то скачи к дому, в котором идут поминки..." Это у нас есть такая поговорка. Мы поскакали. Я этого никогда не забуду. - Кодар замолчал, снял тюбетейку и, широко раскрыв задумчивые, увлажненные глаза, посмотрел на небо... Помолчав, снова заговорил, горячо и проникновенно: - Человек, который имеет хорошее сердце, переживет любую беду. Он не набросится на человека, как степной волк на овцу, не станет пить чужую кровь. А наши старшины и баи все хотят чужой крови. Так говорил Абай. Так в тех книжках написано, что ты мне дал. Абай учил народ, как надо лучше жить, а старшины зарезать его хотели, убить... Много я узнал в тот день. Когда мы подъехали ближе, люди шумели, как река... Мы попали на поминки... Это было около Чингисских гор. Там зимовал род Абая, там теперь и могила. Вечером я сидел у костра и ел мясо. Думы мои были такие, что мясо казалось не сладким. Я по порядку вспомнил всю свою жизнь. На небе тогда блестели звезды, кругом слышались негромкий разговор и печальные песни, которые оставил своему народу Абай. Я тогда сказал себе: "Кодар, пусть у тебя будет такое же сердце, как сердце похороненного сегодня человека..." А у него было сердце батыра. До этого у меня, наверное, было немножко волчье сердце... На другой день я впервые не покорился моему другу и учителю Тулегену и поступил по-своему. Я тогда решил прекратить бродячую жизнь и вскоре откочевал на свою родину. Мне шибко хотелось учиться, сделать добро людям. Все добытые на скачках деньги я роздал беднякам. Сам начал складывать песни и пел их один в степи... У нас ведь так говорят: "Каждый ребенок болеет от рождения всеми детскими болезнями, а начиная подрастать, болеет стихами..." Теперь я открываю книгу, и книга говорит со мной, как живой человек. Где бы я ни был, что бы я ни делал, я всегда вспоминаю Абая. А когда читаю по-русски, я вспоминаю тебя и сто раз говорю тебе спасибо. Ты для меня больше, чем брат...
В это время в дверях показался Мирза, приглашая задержавшихся гостей, помахал им рукавом чапана.
Василий молча пожал руку Кодару, и они вместе вошли в юрту. Гости осматривали богатое убранство юрты и тихо разговаривали. Одна из жен Жумагула, видимо самая красивая, позванивая серебряными, украшавшими ее грудь монетами, брала наложенные на сундуках подушки и кидала их для гостей на бухарский ковер.
На широкой скатерти шумел самовар, вокруг были расставлены чашки. Гостям подали до блеска начищенные кумганы и медные тазы. Все по примеру хозяина неторопливо вымыли руки и приступили к чаепитию. А когда принесли кушанья, в те же чашки разлили вино и водку. Задымился в больших деревянных блюдах бешбармак. Перед гостями на тарелках лежали серебряные вилки.
Тарас Маркелович, отодвинув тарелку, стал засучивать рукава. Посматривая на улыбающегося хозяина, сказал:
- Наши предки всегда уважали обычаи других народов.
- Хорошие говоришь слова - это приятно слышать хозяйскому уху, спасибо, - вытирая полотенцем сальные руки, отозвался Жумагул.
Кондрашов тоже последовал примеру Суханова. Отказались от приборов Роман Шерстобитов и атаман Турков.
- Я хоть и старовер некрещеный, из дупла лыком тащенный, а все равно грешу, люблю, уважаю мясцо ручкой взять, - сбалагурил Буянов, выбирая на блюде кусок пожирнее.
Хевурд и Горслей, снисходительно улыбаясь, пожали плечами.
Шерстобитов предложил тост за хозяина, за его семью, за его табуны.
Хевурд, отпив из чашки, поинтересовался: много ли у хозяина жен, какая семья, сколько скота.
- Есть кони, есть верблюды, бараны, три жены есть, все есть, ответил Жумагул и хитро усмехнулся сытыми, прищуренными глазами.
- Наш любезный хозяин своим табунам и счету не знает, - заметил Буянов. Он уже порядочно выпил. - Да разве мы сюда чужой скот считать приехали? Это скучновато, господа любезные. Лучше выпьем за виновницу наших несчастий, за дочку казака Лигостаева, за лихую наездницу выпьем. Жалко, нет ее тут, а то бы я ей сказал что-нибудь на ушко... - косясь на раскрасневшегося сына, закончил Буянов.
- Чем же она провинилась? - быстро обернувшись к нему, спросил Шерстобитов.
- А тем, что какого-то черномазого мальчугашку вперед выпустила и всех нас в дурачках оставила.
- Такой красавице все простить можно... А ну, Матвей Никитич, раз уж проиграл, то помалкивай. - Склонившись к Буянову, Шерстобитов понизил голос: - Поменьше пей, голубь, да честь свою купеческую побереги. Прислушайся, приглядись, как заморские гости себя ведут. Чашечки-то едва пригубляют, вопросики задают, всякими делами интересуются. Послушай да поучись...
Хевурд и Горслей, придвинув подушки к сидевшему меж них Тарасу Маркеловичу, расспрашивали его, как идут дела на прииске, много ли он дает прибыли. Они явно имели желание побывать на шахтах, ознакомиться с техникой золотодобычи. Но Суханов приглашать к себе гостей и не думал. На вопросы он отвечал короткими, ничего не значащими фразами:
- Работаем помаленьку, не жалуемся.
- Очень рад, дорогой Тарас Маркелович, ближе с вами познакомиться. Много слышал о ваших больших делах. Сам человек дела и уважаю деловых людей, - говорил Хевурд-старший.
- Деловых и честных людей, я думаю, везде ценят, - немного подумав, ответил Тарас Маркелович. - Мы, русские люди, не прочь у других поучиться, а где надо, и сами поучить можем...
- О да! Разумеется! - воскликнул Хевурд.
- Смышлеными людьми Россию бог не обидел, - продолжал Суханов. Наверное, и вы чему-нибудь у нас научились.
Горслей пристально на него посмотрел и, усмехнувшись, покачал головой.
- Извините, господин Суханов, что я вмешиваюсь. Может быть, вы и правы отчасти... Однако я много лет живу в вашей стране и считаю себя большим другом русских людей... Скажу вам откровенно, что я мало чему здесь научился, в особенности по разработке золотых россыпей. Я имею в виду технику.
Кондрашов поднял голову и насторожился.
- Не говоря уже о том, что у вас плохо поставлены исследовательские работы, вы как будто боитесь техники! Механизация бурения и уборки породы, внедрение пневматики - все это находится на низком уровне. В то же время американские предприниматели еще в прошлом году на Дальнем Востоке поставили электрические драги, механизировали подвоз руды.
Видя, что Суханов насупился, Горслей спросил:
- Вы, я вижу, со мной не согласны?
Хевурд решил перевести эту, как ему показалось, неприятную беседу в другое русло.
- Я заметил, господин Суханов, что вы совсем не употребляете вина? спросил он Тараса Маркеловича, доказывая на пустую чашку.
Суханов мрачно хмурил седые брови.
- Позвольте уж мне ответить и вам и господину Горслею. Разговор любопытный, поучительный, можно сказать. Я человек простой, открытый, скажу без лукавства. Да, мы часто на обушек да на тачку поглядываем - все это верно. Трудно нам, русским, у нас еще порядки не те. Шлею свяжем, хомут справим, а запрягаем долго, это правильно... Только вот извольте послушать, как заморская техника прививается в нашем народе... За свои шесть десятков лет, прожитых на свете, Сибирь-матушку и Дальний Восток вплоть до океана я пешком прошел. Зверя бил, рыбу ловил, золото добывал. Все было, есть о чем вспомнить. Людей разных видел: тунгусов, орочей, якутов, ненцев, японцев, китайцев, видел и англичан. Их на Дальнем Востоке порядочно. И опять-таки скажу, техника у них высока... Есть во Владивостоке одна компания, содержат ее отец и сын Хинтер или Кинтер, точно сейчас не припомню. Но, как говорится, не в этом суть. Дело у них было поставлено широко. Свои прииски, рыбные промыслы, свои пароходы, около порта возведены хоромы каменные, склады с рельсовыми подъездными путями, свой морской причал и тому подобное. Бывал я у них, пушнину продавал. Отец-то занимался торговыми делами в городе, а сын, высокий такой, красавец, на специальном пароходе ходил по рекам в Зауссурийскую тайгу. Скупал и выменивал у орочей и у китайцев меха, оленьи панты, ну и золотишко, конечно, попадалось...
