Ю Фельштинский - Вожди в законе
,,Т. Каменев! Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР.
Если не получили, возьмите у секретаря и прочтите, пожалуйста, немедленно. Я беседовал об этом вчера с Сокольниковым, сегодня со Сталиным. Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в "независимстве").
По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться. Надо Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже немного занимались) подумать хорошенько; Зиновьеву тоже.
Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В пар. 1 сказать вместо "вступления" в РСФСР -- "Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии".
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, "Союз Советских Республик Европы и Азии"...
Важно, чтобы мы не давали пищи "независимцам", а не уничтожали их независимости, а создавали еще новый этаж, федерацию равноправных республик. [...]
Сталин согласился отложить внесении резолюции в Политбюро Цека до моего приезда. Я приезжаю в понедельник, 2/X.
Это мой предварительный проект. На основании бесед с Мдивани и др. товарищами буду добавлять и изменять. Очень прошу Вас сделать то же и ответить мне. Ваш Ленин''(38).
С частью поправок Сталин согласился. В новой редакции резолюция предлагала: 1. Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских Республик и РСФСР об объединении их в "Союз Социалистических Советских Республик" с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава "Союза" (39). Однако эта резолюция, впрочем, не проведенная через "комиссию Куйбышева", а потому не очевидно имеющая силу, обошла целый ряд вопросов, например, о том, является ли новый Союз блоком равноправных государств или же единой страной. Ничего не было сказано о независимости равноправных республик. Вместо прямого вступления в Союз Азербайджана, Армении и Грузии предусматривалось их вступление в Союз через Закавказскую федерацию.
Но главный обман Сталиным заключался в том, что он обещал Ленину не обсуждать этот "архиважный" вопрос до возвращения Ленина 2 октября и... поставил вопрос на обсуждение на заседании Политбюро уже 27-28 сентября. Обратим внимание на то, что письмо Ленина Каменеву было разослано всем членам Политбюро, что все они знали о соглашении Ленина со Сталиным, и при этом не только собрались на заседании Политбюро, но и приняли новый сталинский проект. В Политбюро обозначилась новая расстановка сил. Большинство шло за Сталиным.
О реакции самого Сталина на письмо Ленина от 26 сентября мы знаем из ответного письма Сталина с критикой Ленина, написанного для членов Политбюро 27 сентября. В этом письме Сталин обвиняет Ленина в "национальном либерализме" и сетует на его "торопливость". В тот же день он обменивается записками с Каменевым на заседании Политбюро: Каменев: "Ильич собрался на войну в защиту независимости. Предлагает мне повидаться с грузинами. Отказывается даже от вчерашних поправок". Сталин: "Нужна, по-моему, твердость против Ильича. Если пара грузинских меньшевиков воздействует на грузинских коммунистов, а последние на Ильича, то, спрашивается, при чем тут ,,независимость''?" Записки от 28 сентября. Каменев: "Думаю, раз Вл(адимир) Ил(ьич) настаивает, хуже будет сопротивляться". Сталин: "Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению". Неужели Сталин уступил?
2 октября 1922 года Ленин вернулся в свой кремлевский кабинет и проработал в Кремле 74 дня. Обсуждение вопроса об образовании СССР происходит 6 октября 1922 года на пленуме ЦК. Но по случайному стечению обстоятельств (а может быть по заранее разработанному плану) Ленин из-за зубной боли на этом заседании не присутствовал. Обсуждение длилось три часа. Как писал из Москвы в Тифлис лидер грузинских "уклонистов" Мдивани, "сначала (без Ленина) нас били по-держимордовски, высмеивая нас, а затем, когда вмешался Ленин, после нашего с ним свидания [27 сентября] и подробной информации дело повернулось в сторону коммунистического разума. [...] По вопросу о взаимоотношениях принят добровольный союз на началах равноправия, и в результате всего эта удушливая атмосфера против нас рассеялась. [...] Проект принадлежит, конечно, Ленину, но он внесен от имени Сталина, Орджоникидзе и др., которые сразу изменили фронт. [...] Прения показали, что известная часть ЦК прямо отрицает существование национального вопроса и целиком заражена великодержавническими традициями. Но эта часть получила такую оплеуху, что не скоро решится снова высунуться из норы, куда ее загнал Ленин (о его настроениях узнай из его письма, которое было оглашено в конце заседания, после решения вопроса)". Речь шла о записке Ленина Каменеву, переданной для оглашения на съезде: "т. Каменев! Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть"(40). Можно себе представить, что думал в этот момент о Ленине Сталин.
Тем временем для наведения порядка в Грузии Сталин направил туда своего единомышленника Орджоникидзе. Грузины теперь уже отказывались вступать в Закавказскую федерацию (через которую ее хотели втянуть в автономный Союз). Споры были горячие. Орджоникидзе не лез в карман за словами, обозвал одного члена грузинского ЦК "дураком и провокатором", другого -- "спекулянтом, духанщиком". Но когда Кабахидзе назвал самого Орджоникидзе "сталинским ишаком", тот в присутсвии Рыкова ударил Кабахидзе. В ночь с 20 на 21 октября группа членов ЦК грузинской компартии сообщила по прямому проводу в ЦК РКП(б), что совместная работа с Орджоникидзе, посланным в Грузию для ликвидации конфликта, невозможна, поскольку для Орджоникидзе "травля и интриги -- главное орудие против товарищей, не лакействующих перед ним. Стало уже невмоготу жить и работать при его держимордовском режиме". Той же ночью Сталин подтвердил получение записки "с жалобой и площадной руганью на Орджоникидзе".
Ленин первоначально встал на сторону Орджоникидзе. 21 октября он отправил в Тифлис на имя ЦК Грузии, Цинцадзе, Кавтарадзе, Орджоникидзе и секретарю Заккрайкома Орахелашвили шифрованную телеграмму: "Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других, переданной мне почему-то Бухариным, а не одним из секретарей ЦЕКА. Я был убежден, что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума ЦЕКА при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП, которому и передаю ваше сообщение по прямому проводу"(41).
22 октября 1922 года ЦК КП Грузии подал в отставку, которую утвердил Заккрайком. Еще через два дня Сталин сообщил Орджоникидзе, что удовлетворяет "ходатайство нынешнего ЦК Компартии Грузии об его уходе в отставку". А через месяц, 24 ноября, Секретариат ЦК РКП(б) создал комиссию "для восстановления прочного мира в Компартии Грузии" и срочного рассмотрения конфликта под председательством Дзержинского и с участием в ней Д. Мануильский и В. Мицкевича-Капсукаса. ,,Приветствуя создание комиссии, -- пишет Е. Яковлев, -- Ленин от голосования ее состава тем не менее отказался. Быть может, подозревал то, о чем со временем в беседе с Фотиевой прямо скажет Зиновьев: "Заключение комиссия имела еще до выезда из Москвы"''(42). И понятно, почему: она состояла из сторонников Сталина(43).
День 12 декабря начался как обычно. Утром Ленин приехал из Горок в Москву и в 11.15 пришел в свой кабинет в Кремле; затем ушел домой, в свою квартиру. В полдень вернулся в кабинет и до двух часов беседовал со своими заместителями по СНК и СТО Рыковым, Каменевым и А. Д. Цюрупой. В 17.30 Ленин пришел в кабинет говорил по телефону. С 18 до 18.45 минут беседовал с Дзержинским, вернувшимся из Тифлиса, о конфликте между Закавказским крайкомом партии и членами ЦК КП(б) Грузии. Остаток дня он посвятил вопросу о монополии внешней торговли, а в 20.15 ушел домой.
"Никто не думал, что 12 декабря 1922 года станет последним днем работы В. И. Ленина в его кабинете в Кремле",-- пишет В. П. Наумов(44). Что же произошло? ,,Накануне моей болезни, -- запишет Фотиева слова, приписываемые ею Ленину,-- Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об "инциденте", и это на меня очень тяжело повлияло''. Настолько тяжело, что в продиктованной в тот же вечер Фотиевой в ответ на письмо Троцкого о "сохранении и укреплении монополии внешней торговли" записке Ленин сообщает Фрумкину, Стомонякову и Троцкому о неспособности выступить по этому вопросу на пленуме в связи с болезнью, о согласии с Троцким в этом вопросе и о просьбе взять на себя в виду его болезни защиту на пленуме позиции Ленина.
13 декабря, со ссылкой на ухудшающееся здоровье, Ленин официально сообщает о свертывании работы. "Все три следующих дня -- 13, 14, 15 декабря",-- пишет В. П. Наумов,-- Ленин "спешил"(45). Видимо понимал, что спешить нужно. 13 декабря Ленин диктует Фотиевой письмо Троцкому (копия Фрумкину и Стомонякову), где подчеркивает "максимальное согласие" с Троцким по всем вопросам и просит его "взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии внешней торговли".
