Роландо Кристофанелли - Дневник Микеланджело Неистового
- Нет у меня больше денег. Ничего не могу вам дать, - сказал я ему однажды.
- А вот и врешь, - ответил отец. - Денежки у тебя водятся.
- Еще раз вам говорю, что нет у меня денег.
- А кто же держит вклады в банке Санта Мария Нуова?
Тут я не выдержал и выпалил в сердцах:
- Вы готовы заставить меня пойти с протянутой рукой. От вас всего можно ждать. Но больше денег от меня не получите!
В этот момент вернулся домой Буонаррото. Остановившись у порога, он некоторое время прислушивался к нашей перебранке, а потом сказал:
- Не спорь и не упрямься. Твои вклады постоянно растут. У тебя сбережения и в римском банке у Киджи, и здесь у Строцци... Ты обязан нам помогать.
- Забудь раз и навсегда о моих сбережениях, - отрезал я брату. Обратившись затем к ним обоим, спросил: - А кому, скажите, идет зерно, масло, фрукты, вино из моих поместий в Ровеццано, Страделла, Сан-Стефано, Поццолатико, Сеттиньяно?
Отец и Буонаррото смущенно замолчали.
- Кто же, в конце концов, пользуется всеми плодами моих земельных угодий?
Отец что-то пробурчал в ответ, но я ничего не понял. А Буонаррото продолжал хранить молчание.
- Вам уже недостаточно того, что вы целиком пользуетесь моими землями...
- Твоими землями, твоими землями, - передразнил меня Буонаррото. - Не очень-то заносись.
- А вот вы, дражайший родитель, - сказал я, вновь обращаясь к старому Лодовико, - были способны только производить детей, а содержать семью так никогда и не научились.
- Нет у меня нынче никаких денег, и ничего от меня не ждите. Устраивайтесь сами! - сказал я напоследок и пошел к себе в мастерскую на площади Сан-Лоренцо.
Теперь эти господа наверняка поносят меня, называя безумцем, как меня давно окрестили мои враги. А папаша Лодовико, небось, кроме как отпетым негодяем и сукиным сыном, иначе меня не величает.
* * *
Господам Медичи взбрела в голову странная мысль. Они вдруг возымели желание, чтобы я изваял для них колосса высотой локтей в сорок, которого они хотят водрузить в саду своего дворца. Вероятно, им пришла охота пошутить и покуражиться. Но со мной шутки плохи, и я тут же отписал в Рим Джованни Фаттуччи, который от имени Медичи предложил мне эту работу. Невзирая на лица, я ответил должным образом. Только шуты да безответственные люди могут обращаться с подобными предложениями *.
* ...обращаться с подобными предложениями - в письме к Д. Фаттуччи от 6 декабря 1525 г. Микеланджело зло высмеял затею Медичи, предложив установить фигуру каменного колосса рядом с церковью Сан-Лоренцо, дабы он "мог служить недостающей колокольней", а в полой голове статуи разместить колокола, перезвон коих создавал бы впечатление, что "колосс вопит в судный день о всепрощении".
Из стоящих в мастерской статуй для гробницы Юлия II лишь одну могу считать вполне законченной. Она представляет собой юношу, прижавшего коленом к земле поверженного варвара, который изогнул шею, пытаясь вырваться. Возвышающийся над ним герой не решается нанести последний удар, чтобы прикончить врага. Он задумался, и его взгляд устремлен в сторону. Хотя этот герой внешне и похож на Давида, но весь его облик выражает усталость, боль, терзающие душу сомнения...
Вчера в садах Оричеллари один из друзей спросил меня в шутливом тоне:
- Как вы можете работать на Медичи с вашими республиканскими убеждениями?
- По правде говоря, кроме этой работы, у меня нет никаких заказов во Флоренции, - ответил я, лишь бы что-нибудь сказать.
- Неужели вы не замечаете, как сами себе противоречите?
- Я считаю, что в противоречие впадает тот, кто об одном и том же имеет разные суждения. Коль скоро политика и искусство суть вещи разные, не вижу в своих действиях никакого противоречия.
- Допустим, что вы правы, - не унимался мой назойливый собеседник. - Но согласитесь, что порою искусство может служить политике...
Вокруг нас собралось несколько друзей. Улыбаясь и обращаясь ко всем сразу, я ответил напоследок:
- Друзья, не заставляйте меня усомниться в вашей сообразительности. Уж кому иному, а вам-то следовало бы уразуметь наконец, что искусством я служу одному только себе. Декабрь 1525 года.
* * *
В часовне Медичи ведется кирпичная кладка свода. Заканчивается водружение одного надгробия, а другое, стоящее напротив, уже закончено. Некоторые колонны установлены на своих местах, оборудованы и ниши для хранения реликвий. Я же продолжаю трудиться над статуями Лоренцо, Джулиано и четырех аллегорий. Вижу, что с последними фигурами несколько поотстал из-за задержки с поставкой каррарского мрамора. Изваяние других, менее важных фигур думаю поручить молодым флорентийским скульпторам, которые жаждут работать со мной; многие из них давно мечтают увидеть свои творения рядом с моими. Что же касается наших маститых мастеров, их манера настолько устарела, что даже при желании я не смог бы к ним обратиться за помощью.
На сей раз решился взять себе несколько помощников, дабы не перечить папе, который просил меня об этом во время моей последней поездки в Рим в прошлом году. В тот мой приезд Климент VII пожелал осчастливить меня советами, дабы я "вновь не натворил ошибок, как прежде", когда "провалилась" вся затея с фасадом Сан-Лоренцо, из-за чего так "горевал и тужил" его двоюродный брат Лев X.
Не скрою, папе удалось уговорить меня взять себе помощников. Однако теперь при дворе Медичи ведутся досужие разговоры, что я, мол, "проматываю" деньги, перепоручив все дела помощникам, которых слишком много вокруг меня в Сан-Лоренцо. Что бы там ни болтали, но лишнего я не трачу. Едва кто-нибудь управится со своим делом, немедленно рассчитываюсь с ним, как того желает Джованни Спина, папский казначей во Флоренции.
На днях попросил казначея выплатить пятнадцать дукатов мастеру-миниатюристу Стефано и три дуката Никколо ди Джованни, прозванному Глухим, за доставку прочного твердого камня, который понадобится мне для библиотеки. Заодно оповестил его, что Буонаккорси, для которого у меня нет более дел, можно окончательно рассчитать.
В расчетах я точен до скрупулезности и ежедневно делаю пометки в книге о всех расходах, так что мои дела в полном порядке. Это доподлинно известно папскому казначею, и ему давно бы следовало заткнуть рот болтунам, выставляющим меня эдаким транжирой. И Буонаккорси из их числа, но казначей к нему благоволит.
* * *
Медичи изгнаны из Флоренции. Но никто их пальцем не посмел тронуть, так как новое правительство под предводительством Никколо Каппони распорядилось не чинить зла бывшим правителям. Вновь избранный гонфалоньер постарался предотвратить разгул страстей и воспротивился разграблению дворца Медичи. Но ближайшие дни покажут, насколько Каппони с его осторожной политикой удалось утихомирить народные страсти.
Пока ясно лишь одно, что в городе царит всеобщее возбуждение, а недавно толпы горожан с криками "Да здравствует возрожденная республика!", "Да здравствует свобода!" и "Смерть тиранам!" устремились к дворцу Синьории и за считанные часы очистили зал Большого совета от всех перегородок и перемычек, которые были возведены там в последние годы. Так пали стены, делившие огромный зал на отдельные изолированные помещения, и выброшены вон скамьи, на которых восседали и прохлаждались бывшие головорезы. Доминиканские монахи окропили стены святой водой и отслужили торжественную мессу по столь радостному случаю. Более двух тысяч горожан набилось в зале Большого совета, который вновь обрел свой строгий вид, как в незапамятные времена Джироламо Савонаролы.
Я оглушен всем происшедшим. И хотя слухами давно уже полнилась земля, изгнание Медичи застало меня врасплох. Может быть, оттого, что, с головой уйдя в дела, я все реже появлялся в садах Оричеллари. В последнее время мне удалось значительно ускорить ход работ в Сан-Лоренцо, где я лично следил, чтобы нанятые ремесленники и подмастерья трудились на совесть. Очень хотелось поскорее завершить хотя бы самое необходимое. Меня особенно беспокоило перекрытие купола часовни, ведь начавшиеся дожди могли испортить внутреннюю отделку, которая была уже закончена.
Сделано немало. Но вот вчера рабочие не явились в Сан-Лоренцо, и пришлось приостановить все дела. И все же я не очень сокрушаюсь о случившемся. Пусть возврат к республиканскому правлению означает полнейший провал моих начинаний, но я ничего так страстно не желаю, как стать участником наметившихся перемен.
Тираны поспешно бежали, не оказав малейшего сопротивления. Вскоре за ними последуют их приспешники. Правда, немало художников оставило Флоренцию. И хотя еще до вчерашнего дня я работал на Медичи, ни за что не покину родной город. Что бы там ни было, предпочитаю хранить верность собственным принципам и восстановленной Республике. Поступи я иначе, обо мне тут же сказали бы, что я заодно с Медичи.
Город полон слухов о тайных связях гонфалоньера Никколо Каппони с папой, который вот уже несколько недель находится в Перуджии, после того как его освободили испанцы. Верны эти слухи или нет, кто его знает? Но бесспорно одно, что гонфалоньер вызывает к себе серьезное недоверие, особенно после принятого им решения, позволяющего присутствовать на заседаниях Малого совета представителям флорентийской знати, связанным узами родства с Медичи, а также некоторым известным сторонникам низложенных правителей. Многие усматривают в этом шаге угрозу стабильности положения во Флоренции. Эти господа подавляют своим изощренным красноречием простолюдинов, занимающих большинство из восьмидесяти мест в Малом совете. Где уж там вновь испеченным советникам из народных кварталов тягаться с ними и разбираться в тонкостях лицемерного словоблудия.
