Тихон Семушкин - Чукотка
Таграй довольно засмеялся.
Андрей Андреевич взял телефонную трубку.
- Как у вас там с обедом? Давно готово? Ну хорошо.
- Никогда не говорил я по телефону. Можно и голос узнать? - спросил Таграй.
- Конечно. Вижу я по твоим глазам, что охота тебе поговорить по телефону.
- Правильно, Андрей Андрей. Ведь интересно!
- Ну ладно. Вон видишь тот дом - столовую? Там же и красный уголок. Беги, оттуда поговоришь со мной. Я вызову тебя.
Таграй убежал.
Андрей Андреевич подошел к телефону:
- Дежурный, сейчас придет к вам Таграй. Дайте ему трубку поговорить со мной. Да нет! Просто для интереса: ему хочется поговорить со мной по телефону.
Андрей Андреевич стоял около телефона и, приложив трубку к уху, тихо смеялся.
- Я слушаю! Таграй? Здравствуй, здравствуй, Таграй. Узнал, говоришь? Близко? Все равно рядом? Вот видишь, как удобно... Что, что? Вот чудак, зачем же мы будем еще разговаривать по телефону, когда я сейчас приду и поговорим без телефона? Нет, нет, Таграй. Мы и так запоздали с обедом. Дисциплину нарушать нельзя. До свидания, до свидания.
За большим обеденным столом сидели бойцы. Красноармеец-повар подавал обед.
- У вас - как в школе-интернате, - сказал Таграй.
- Да, да. И занятия идут у нас каждый день. Садись рядом со мной, предложил Андрей Андреевич.
Таграй сел, с любопытством присматриваясь ко всему.
- Товарищ Таграй, как же это вы проиграли партию нашему Смирнову? спросил один из бойцов.
- Нельзя Красную Армию обыгрывать! - смеясь, ответил Таграй.
- А начальника зачем обыграли?
- Начальника - это по дружбе, - вмешался Андрей Андреевич.
Пообедав, Горин вместе с Таграем пошли в красный уголок. Судя по тому, что здесь стояла классная доска, здесь проводились занятия с бойцами.
Андрей Андреевич сел за стол и стал раскладывать какие-то чертежи и перелистывать книгу.
- Ну, Таграй, стенгазету после почитаешь. Иди сюда. Мы сейчас побеседуем.
И он рассказал Таграю, как они будут заниматься теорией, как потом перейдут к занятиям на практике.
- Что такое самолет? - начал Андрей Андреевич. - Взять, например, всякий живой организм. Что в нем самое главное? Сердце. А у самолета что самое главное? Самое главное...
- Мотор, - подсказал Таграй.
- Ну, правильно. Моторы бывают разные, как разные бывают и яранги. Есть рульмоторы, моторы на шкунах, авиационные моторы. Есть большие, есть маленькие. Одни сделаны прочно, другие - менее прочно, а в общем они все как-то по-одинаковому сделаны, что-то имеют общее между собой.
- Принцип один и тот же, - вставил Таграй.
Андрей Андреевич усмехнулся и сказал:
- Ты меня, Таграй, извини. Я все забываю, что ты имеешь семь классов образования. Я и начинаю поэтому так издалека. Ведь я сам такого образования не имею. Раньше нас не баловали образованием. Примерно в твоем возрасте я больше учился волам хвосты крутить.
- Как крутить?
- Ну, пастухом был. А с тобой мы быстро пройдем. Вот день прибавится, посветлей будет - и за штурвал сядем.
Таграй недоверчиво поглядывал на Андрея Андреевича и думал: "Неужели я научусь летать?"
Они долго говорили об авиационных моторах. И Горин видел, что основу мотора Таграй знает.
- Мотор шкуны я на "отлично" изучил, Андрей Андрей. Сам мотористов летом готовил и приучал к чистоте в работе с машиной.
Андрей Андреевич перешел к несущим плоскостям - крыльям. В разговоре появились слова: ажурные ребра - нервюры, продольные балки - лонжероны, хвостовое оперение и так далее, и так далее.
- Андрей Андрей, а эту книжку ты мне не дашь домой?
- Учебник этот? Пожалуй, возьми.
- Я скажу товарищам, что взял почитать про самолет.
- Становись! - послышалась команда с улицы.
Таграй подбежал к окну. Человек двадцать бойцов на лыжах становились в ряд.
- Что такое? Куда они отправляются?
- Лыжная вылазка сегодня. Тренировочный пробег.
- Вот бы и мне с ними побежать!
- Нет, Таграй. Алек - жена моя - очень просила привести тебя. Пойдем ко мне, кстати, посмотришь и моих карапузов. Ох, и орлы! - похвалился Андрей Андреевич. - Хочешь - по-чукотски, хочешь - по-русски разговаривают!
* * *
В квартире Горина вместо ковров лежали пушистые оленьи шкуры. Жена его играла с детьми. На полу валялось множество игрушек. Старший сын стоял около матери и, как видно, собирался затеять какую-то игру.
- Какомэй, Таграй! - вскочила Алек. - Здравствуй! - добавила она по-русски.
- Видишь, какое огромное семейство, - не без гордости проговорил отец.
Он тут же схватил на руки смеющегося черноглазого сына и спросил:
- Играете?
- Мотор заводил, - сказала жена, глядя на мужа и сына.
- А, мотор! Ну-ка, заведи еще, а мы посмотрим.
Он опустил сына на пол, мать села с ним рядом, и мальчик, несколько смущенный, поглядывал на Таграя. Затем, посмотрев на отца, мальчик протянул руки к голове матери, воображая, что это диск рульмотора. Он сделал руками резкое движение, будто шнуром заводил рульмотор.
- Че-че-че! - зачихала Алек, как "чихает" мотор при запуске.
Мальчик немедленно взялся за нос матери. Но "мотор" остановился. Мальчик снова заводил и быстро хватался за нос матери до тех пор, пока "мотор-мамаша" не стала чечекать минуты три подряд.
- Вот видишь, Таграй! Теперь мотор пошел, - сказал Горин.
Таграй захохотал, а Андрей Андреевич сел на пол и попросил:
- А ну, заведи меня!
Польщенный похвалой, мальчик тем же способом начал "заводить" отца. Андрей Андреевич долго играл с сыном-мотористом, жена любовалась ими с нескрываемой радостью. Таграй смотрел на свою соплеменницу Алек, одетую в очень хорошее платье, веселую, красивую.
Андрей Андреевич встал.
- Очень хороший обычай есть у чукчей, - сказал он. - Зайдет гость - и сразу его угощают чаем. А вот она у меня забыла этот обычай.
- Амынь какомэй! - вскрикнула Алек и, взмахнув руками, бросилась в кухню.
- Красивая у тебя жена, Андрей Андрей. И на чукчанку не похожа.
- Ничего подобного. Очень похожа... Ты побудь здесь, Таграй. Я сам пойду приготовлю чай. Ведь ей хочется поговорить с тобой.
Таграй подошел к столу, на котором лежали тетради и книги.
- Это кто так пишет? - спросил он по-чукотски вошедшую Алек.
- Я, - ответила она, обнажив в улыбке свои белые зубы. - Учусь я, Таграй. Андрей заставил учиться. Говорит, нельзя не учиться.
- Правильно он говорит.
- Русский язык почти весь выучила, - и она заговорила по-русски.
- Он, оказывается, и учитель хороший? - удивился Таграй.
После ужина был вечер самодеятельности. Играла гармошка. Красноармейцы пели, плясали, не думая о том, что они находятся среди снегов Арктики, за полтора десятка тысяч километров от своих родных нолей.
Впрочем, пограничники вообще настолько привыкали к Северу и так успевали полюбить его, что, когда подходил срок демобилизации, многие оставались работать в различных северных хозяйственных организациях. Они как вольнонаемные работали здесь года два-три и уезжали домой. Но Север манил. И, побывав дома, многие снова возвращались.
Красноармейский вечер закончился поздно ночью. Таграй не скоро уснул. Сколько новых впечатлений за один день! Он лежал в квартире Андрея Андреевича с открытыми глазами и прислушивался к завыванию пурги.
Рано утром, в жесточайшую пургу, Таграй вместе с Андреем Андреевичем приехали в школу.
Едва успел Таграй сбросить дорожную одежду, как сторожиха пошла звонить на первый урок.
ШАМАН-ЧАЙНИК
Однажды в хороший зимний день, освещенный холодной золотистой луной, на культбазу приехали Ульвургын и старик Тнаыргын. Оставив нарту у крыльца, они важно и не спеша вошли в мою комнату.
Судя по внешнему виду, можно было заключить, что Ульвургын, как всегда, отлично настроен. Лицо же старика, более чем обычно сосредоточенное и задумчивое, вызывало беспокойство: не случилось ли чего?
- Сидели, сидели у себя в ярангах и решили поехать к тебе чай пить, сказал Ульвургын.
- Значит, не по делу, а просто в гости приехали? Очень хорошо. Раздевайтесь.
Ульвургын молча здесь же, в комнате, снял кухлянку и понес ее в коридор.
- И ты, Тнаыргын, раздевайся, - предложил я старику.
На лице Тнаыргына появилась усмешка. С какой-то стариковской застенчивостью он сказал:
- Я голый.
- Как голый?
- Голый. Без рубашки.
- А-а! Рубашки нет? Ну ничего. Хочешь, Тнаыргын, я подарю тебе рубашку?
Старик опять усмехнулся.
- Рубашка есть, - сказал он. - Велел сшить. Только без пользы валяется она в сенках. Не ношу ее.
- Почему же?
- Тело чешется от нее. Без рубашки лучше. Вошь заводится в матерчатой рубашке, - смущаясь, сказал старик.
- А как же вот Ульвургын в рубашке ходит? Ученики - тоже. Да и я ношу рубашку.
- Коо, - уклончиво ответил он.
- Когда была одна рубашка, - сказал Ульвургын, - и у меня чесалось тело. Завел три - перестало. Не все время ношу одну. Меняю. Стало хорошо.
![Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]](/uploads/posts/books/134656/134656.jpg)
