Тихон Семушкин - Чукотка
- Посмотри, Тнаыргын, - так ли они торчат, как у того чайника?
Старик посмотрел, пощупал и пришел к заключению, что работа сделана хорошо.
Из моржовой кости Ульвургын выпилил две круглые штучки - наконечники к шнуру, просверлил в них дырочки, в которые плотно входили гвоздики чайника.
- Готово! - крикнул Ульвургын. - Заводи мотор, Айван!
"Электрический" провод он перекинул через верхнюю балку, протянул ее через круглую отдушину полога в сенцы. Мотор фырчал и не заводился. Но после долгих усилий моториста он заработал.
- Останови! - командовал Ульвургын. - Вот здесь мы прицепим мою веревочку, чтобы она крутилась. Малый ход только давай, как бы не соскочила.
От вращения рульмотора, по расчетам Ульвургына, должен был нагреваться его самодельный шнур. И когда мотор был запущен, Ульвургын сидел у чайника и не отрываясь следил за ним. Но случилось самое невероятное. Шнур стал наматываться, и пока Айван успел остановить мотор, чайник, расплескав воду, вылетел в сенцы.
Подъезжая к яранге Ульвургына, мы заметили около нее толпившихся людей.
- Вон, смотри, - сказал Таграй. - Тут что-то делается.
Мы вошли в ярангу.
- Здравствуй, Ульвургын! Теперь я приехал в гости к тебе.
- Здравствуй, - сказал он. - Только "сухим горлом" будешь разговаривать. Сделали такой же чайник, как у тебя, а он не годится.
Ульвургын лежал на спине, держал в руке чайник и разглядывал его.
- И что такое? - разочарованно спросил он. - Как будто все правильно сделал.
Таграй лег на живот около Ульвургына, взял у него чайник и расхохотался.
- Так и не закипел? - спросил он.
- Нет.
Таграй сочувственно покачал головой.
- Электричества здесь нет, - сказал он. - Прежде чем ему вскипеть, надо выработать электричество. Я вот привез такой ветряк - в школе мы сделали, - и если его установить на мачте от вельбота, то в яранге загорится свет.
- Где у тебя то, что ты привез?
- На нарте лежит. Давайте мачту, и мы сейчас устроим, если хочешь, сказал Таграй.
- Айван, принеси мачту! - крикнул Ульвургын мотористу.
- Мачту? Она снегом завалена. Раскопать придется.
- Раскопай.
Целый час возился Таграй с установкой ветряка. Молодые парни старались точно выполнять его указания. Мачта с оттяжками стояла так прочно, что никакой ветер не мог бы свалить ее.
Таграй пристроил динамомашину и выбежал на улицу. Лопасти ветряка работали хорошо.
В яранге и около яранги было множество народа. И когда все было готово, Таграй ввинтил электролампочку и включил свет. Свет был настолько яркий, что люди, сидевшие в яранге, заморгали.
Ульвургын закрыл глаза ладонью и, затаив дыхание, смотрел на лампочку сквозь растопыренные пальцы.
- Вот видишь, как делается электричество? В машинке делается оно. От кино взяли машинку, - рассказывал Таграй.
- А в машинку кто его впускает? Ветер?
- Да, да, ветер.
- И бензина не надо?
- Нет, только ветер.
- Ай, ай, ай! Сколько у нас ветру! Почему фактория не привозит такие машинки! Ведь мы сами сделали бы крылья для ветра.
Таграй взял лампочку вместе с проводом и пошел в сени, где тоже толпились люди. Собаки, лежавшие здесь, с лаем бросились вон.
- Какомэй, Таграй! - кричали все, удивляясь.
Таграй снова вышел на улицу, посветил лампочкой на лопасти, - ветряк работал превосходно.
- Таграй, неси сюда свет! - позвал его Ульвургын.
С лампочкой в руке Таграй влез в полог.
- Таграй, если ты сделал такой свет в моей яранге, то пусть теперь закипит чайник.
- Ульвургын, одна собака может тащить тяжело груженную нарту? спросил Таграй.
- Нет. А зачем тебе?
- Это пример такой. Груженую нарту могут потянуть только собак двенадцать. На культбазе ветряк большой. Он много тянет. А этот ветрячок маленький, все равно одна собачья сила. Его силы хватает только на одну лампочку. Вот если здесь установить ветряк сил на пятьдесят собачьих, то во всех ярангах загорятся лампочки и закипят чайники. Но все равно твой чайник не закипел бы.
И Таграй подробно начал рассказывать, почему не годится чайник Ульвургына.
ДОБРОВОЛЕЦ КТУГЕ
Председатель чукотского рика Кукай ходил по учреждениям культбазы. Плотный, кряжистый, лет сорока на вид, невысокого роста, с живыми, умными глазами, он внимательно присматривался ко всему.
Кукай бродил по культбазе, слушал, что говорили доктор, учителя. Казалось, что он только и умел слушать. Он слушал внимательно, немного склонив голову. Трудно было понять: верит ли он в то, что говорят ему русские, или нет.
Вечером в школе состоялось собрание. Здесь были работники культбазы и ученики. Кукай сел за стол президиума и стал смотреть в записную книжку. Он низко склонился над столом, словно боясь взглянуть на такое множество народа, собравшегося в школьном зале. Наконец он встал.
- Товарищи, - сказал Кукай, - я приехал к вам посмотреть, как вы живете, как вы работаете и как учитесь. Я все время слежу издалека за вашей работой. Все новости о вашей работе собираю. А теперь вот приехал сам. И вижу, что работа идет хорошо. Только немножко мало вы работаете.
От неожиданности все вдруг переглянулись. Кукай понял это и, едва улыбаясь, будто от застенчивости, сказал:
- Я сейчас вам расскажу, почему мало. Все вы знаете, что наш народ все равно два народа. Береговые живут на одном месте и охотятся за морским зверем, а оленеводы - кочевники. Живут в горах. Вот.
Кукай помолчал немного и заглянул в книжечку.
- У меня записано, что береговые люди на девяносто четыре процента живут в колхозах. Что это значит, вы сами знаете, потому что глаза у вас самих есть. Это значит, что люди на берегу забыли, что такое голод.
Культбаза много сделала в этой работе, и за это ей спасибо, спасибо от нашего народа.
Теперь - почему мало. Я слушал доктора. Он очень хороший доктор. Народ верит ему. По всему побережью верит ему народ.
Сколько женщин стало рожать у него в больнице? Много. Но я только спросил его: сколько кочевниц рожало в больнице? Доктор сказал: ни одной. У кочевников-оленеводов нет ни одного колхоза, нет ни одного грамотного человека. Вот с кочевниками культбаза работает мало.
- Правильно, товарищ Кукай! - крикнул доктор.
- Кочевые советы там все равно на веревочке у шамана. Он их крепко держит в руке: хочет - выпустит, а не хочет - не выпустит. Когда я ездил в Хабаровск на съезд, мне было неловко сказать об этом. Но я сказал. Все делегаты удивлялись: почему кочевой совет на веревочке у шаманов? Но ведь это была правда, и я сказал правду. Я обещал: мы много будем работать и эту веревочку вырвем из рук шамана. Все делегаты с радостью застучали в ладоши.
Культбазовцы гулко зааплодировали. Кукай стоял, внимательно оглядывая всех, и, когда аплодисменты закончились, продолжал:
- Рику без культбазы трудно выполнить мое обещание. А культбаза среди кочевников работает мало.
- Товарищ Кукай, не мало культбаза работает, а совсем не работает, опять крикнул доктор. - Так и нужно правду говорить.
- Все может быть, что это и так, - ответил Кукай. - Так вот, товарищи. Рик пробовал посылать учителей в кочевье. Русских учителей. Трудно им без привычки работать в кочевьях. Язык плохо знали они, но все же уезжали туда. Мы выбирали комсомольцев, здоровых, крепких. Но вскоре они вернулись оттуда - их прогнали. Недавно вернулся последний учитель. Он говорит: стойбище стало кочевать, его посадили на нарту, повезли как будто на новое место кочевки, а на самом деле в другую сторону и там бросили его в горах. Он вышел на берег пешком, обморозился. Потом береговые нашли его и привезли в рик. Богатые, шаманы не хотят, чтобы пастухи учились грамоте. Они гонят учителей, как волков от стада. В рике я сказал: учителей в кочевья надо посылать из своего народа. Нашим людям легче там начать работу. А где их взять? Их ведь нет еще! Может, из старших учеников кого послать? Все в рике сказали: правильно я думаю. Тундру нельзя оставлять такой, какая она есть. Там много тысяч оленей, много пастухов. Если пастухи будут грамотны и если кочевые советы хорошо заработают, оленей будет еще больше, и людям от этого станет лучше жить. А вы все как думаете?
Учитель Николай Павлович встал и попросил слова.
- Я думаю, - сказал он, - что товарищ Кукай говорит правильно. Ждать больше нельзя. Но должен сказать, что русскому учителю без знания языка и условий жизни кочевника работать невозможно. Для начала надо послать к ним кого-нибудь из местных людей. Пусть даже одного человека на первых порах. А потом, когда кочевники примирятся с фактом существования у них школы, можно будет укрепить школу и русскими учителями. Поэтому я предложил бы послать учителем одного комсомольца из наших старших учеников. Конечно, очень плохо отрывать учеников от школы, но я думаю, что мы все, учителя, возьмем на себя обязательство летом подготовить его по всем предметам по программе седьмого класса.